«Моя девушка», как Томми уже называл прекрасную незнакомку, наблюдала, как в луже образовались пузырьки воздуха, которые взрывались через несколько секунд, уступая место новым пузырькам. Она, вероятно, даже не заметила необычайного открытия Томми или вообще его присутствия так близко к ней. Он посмотрел на людей, которые теперь молчали, так как волнение, вызванное первыми каплями дождя, уже прошло. Их лица снова стали серьезными, и никто уже не хотел искренне разговаривать с посторонними людьми, как они это делали всего несколько минут назад. Каждый думал о чем-то своем, и всем как будто было немного жаль терять эти приятные моменты радости и общего доверия.

Теперь все с нетерпением ждали момента, чтобы как можно быстрее разойтись, решить свои дела и снова спрятаться в раковине своего одиночества и недоверия к другим. Один мужчина читал совершенно мокрую газету, другой смотрел на небольшое пятно на стене перед ним, словно соревнуясь, кто кого загипнотизирует. Только неутомимый малыш, держась двумя руками за юбку матери, сильно колотил ногой по стене.

«Кажется, никто ничего не заметил», — с облегчением вздохнул Томми, размышляя о раскрытой тайне. Это было странно, но разговоры с друзьями о девушках теперь вызвали у него чувства, противоречащие тем, что он испытывал раньше. Он уже смотрел на «свою девушку» совсем по-другому, а не так, как в начале. Можно сказать, что даже не смотрел на нее, только иногда украдкой бросал мимолетный взгляд на ее милое лицо, чтобы хорошо его запомнить, а затем сразу же отводил взгляд, чтобы не опустить его ниже. Он словно охранял увиденное от возможных бесцеремонных взглядов других людей и был готов, сам не зная как именно, защищать то, что увидел случайно, и саму девушку от любого непристойного жеста, взгляда или слова.

В его душе впервые зарождалось какое-то прекрасное чувство, которое было еще хрупким и маленьким, но своей огромной силой оно наполняло его сердце, которое расширялось, чтобы вместить его первую любовь…

В груди Томми разгорался огонь, который вызывал в нем безумное желание закричать что-нибудь с необъяснимой радостью. Время от времени он смотрел на девушку и желал, чтобы дождь никогда не кончался, чтобы он мог быть рядом с ней часами или целый век, готовый заботиться о ней и защищать ее от всего, чего он даже не представлял. Чтобы почувствовать полное счастье, Томми хотелось совсем немногого: чтобы она заметила, что он рядом с ней и готов защитить ее. Он боялся, что «это» — то, что он увидел — мог увидеть другой человек, и что вульгарный взгляд мог коснуться такой невинной и беззащитной красоты.

Эта неожиданная встреча потрясла и разрушила все принципы, приобретенные им в отношении девочек с помощью его «знающих» друзей. Теперь он понял, что они на самом деле никогда не чувствовали того, о чем так много говорили. Томми ощутил, что почти в мгновение он стал более взрослым, чем некоторые его одноклассники, и что в его душе с этого момента начала играть прекрасная мелодия, неслышимая для других.

Дождь прекратился так же внезапно, как и начался. Люди оживились, подъезд снова наполнился говором, затем все исчезли, сразу вспомнив свои неотложные дела. Девушка вышла, посмотрела на небо с удивлением и радостью, словно не веря в то, что дождь закончился, затем обернулась, будто желая увидеть того, кто был рядом с ней. Ее открытый невинный взгляд встретился с взглядом Томми, которым тот умолял девушку: «Пожалуйста, не уходи!..» Глаза незнакомки расширились от удивления, увидев слегка глупое и умоляющее выражение лица Томми. Ее лицо осветилось дружеской улыбкой, она приветливо помахала ему рукой, прощаясь, и продолжила свой путь.

Томми вышел из своего укрытия, пересек лужу, повторяя прыжки девушки с одного камня на другой. Затем, задумавшись на мгновение, поставил ногу на последний камень, на который она только что наступила, и начал расшатывать его понемногу ногой до тех пор, пока не вытащил его из лужи полностью. После этого спрятал камень под кустом, чтобы сохранить его там как очень личное и важное воспоминание, не желая, чтобы до этого камня дотронулась чья-либо другая нога, кроме ее и его самого…

Затем, задумчивый и опечаленный, он медленно двинулся дальше, чтобы решить свои дела, которые после этого дождя и незабываемой встречи стали для него маленькими и незначительными. Он думал о неожиданном ливне, который так быстро перевернул его жизнь, и тщательно охранял в своей душе, как бесценное сокровище, нежную память о неизвестной зеленоглазой девушке и надежду на возможную встречу…

«Я обязательно найду ее!» — радостно решил Томми.

Этим воскресным утром я проснулся, когда еще только начинало светать. Это был мой первый день в городе, где я родился, провел свое детство и потом уехал, даже не представляя, что пройдет много лет, прежде чем снова смогу сюда вернуться. В номере новой гостиницы было немного душно, и ощущался какой-то специфический запах нового строения. Поняв, что не смогу больше заснуть, я взял мою трость, с которой редко расставался в последние годы, и тихонько покинул гостиницу, еще спящую сладким предутренним сном. Выйдя на улицу, я медленно направился к старому городскому парку, расположенному недалеко, чтобы там дождаться восхода солнца и увидеть места, которые с детства бережно хранились в моей памяти.

В этом большом, пустынном и словно дремлющем в полумраке парке, под кронами старых деревьев я впервые глубоко осознал течение времени и свой возраст… Темный, таинственный и мудрый парк, казалось, хранил еще в своей многолетней памяти мой звонкий детский голос. Мне вспомнилось, как я маленьким приходил сюда с матерью на прогулку и, переполненный радостью и чувством свободы, бегал по траве среди огромных деревьев, которых считал своими друзьями. Сейчас мне казалось, что старый парк также ждал все эти годы встречи со мной, желая открыть мне какую-то тайну, помочь понять что-то, постоянно беспокоившее меня, но ускользавшее от моего внимания.

Я побродил немного в надеже увидеть что-либо знакомое моей памяти, но все настолько изменилось и стало неузнаваемым, что я загрустил еще больше. Сбросив с влажной от утренней росы скамейки несколько желтых осенних листьев, я сел на нее и стал наблюдать, как постепенно парк начинал наполняться светом. Сначала появились первые робкие лучи проснувшегося солнца. Еще храня утреннюю прохладу, они скользили с вершин деревьев вниз, проникали сквозь листву крон и, опускаясь все ниже и ниже к земле, растворяли утренний туман, запутавшийся в низких кустах. Затем, как будто подчиняясь движениям палочки невидимого дирижера, зазвенел веселый хор птиц, приветствующих восход солнца.

Я был настолько зачарован борьбой между дневным светом и полумраком ночи, что не сразу услышал медленные и тяжелые шаги, которые должны были принадлежать старому и уставшему человеку. Повернувшись, я увидел старушку, которая не торопясь двигалась по аллее парка в мою сторону, легонько толкая перед собой детскую коляску со сладко спящим младенцем. Добрые глаза старушки внимательно вглядывались в дорогу, по которой она шла, стараясь объехать каждый камешек, чтобы не потревожить сон ребенка. По ее шагам, таким размеренным и осторожным, можно было понять, что ее старым ногам даже это движение давалось нелегко.

Приблизившись к скамейке, стоявшей напротив, недалеко от меня, она остановила коляску, нашла небольшой камень и подложила его под колесо, чтобы коляска не могла поехать сама. Затем осторожно поправила одеяльце, которым был накрыт ребенок, и медленно опустилась на скамейку, как бы ощущая тяжесть своих прожитых лет, даже не обратив внимания на листья, покрывавшие скамейку.

В течение некоторого времени старушка сидела неподвижно и не переставая следила за ребенком, прилагая усилия, чтобы не заснуть. Однако глаза не подчинялись ей, и вскоре ее веки с легким дрожанием сомкнулись. Это был ее привычный уход из реального мира в ее собственный мир, где она снова могла видеть себя молодой, красивой и полной сил, в окружении дорогих ей людей. В этом мире она была хозяйкой и могла снова общаться со близкими людьми, с которыми не виделась уже целую вечность и перебирать в памяти давно прошедшие события. Каждое из них сейчас казалось ей особенно важным.