– Урусы строят города, Идиль9 заполонили, сгоняют всех. И до нас доберутся. Сил мало, каждый сам по себе. Казань сильна. Можем уйти туда.

– Эх, время, время… Всё бежим и бежим, боимся… А раньше как бывало…

Старуха застывает в молчании. Мариам боится шелохнуться. Наконец, бабушка важно произносит:

– Выйду к гостям, но кланяться не буду. А твоя Мадина пусть помучает Казань, ей и быть царицей, уродилась такая! – и начинает смеяться, отбивая пухлыми ладошками по бокам, – Мадина им покажет, за всех отомстит!

Опять бредит девочка, опять запёкшиеся губы шепчут: «Анэ! Анэ!» И склоняется над ней доброе морщинистое лицо, целует в горячий лоб, гладит по щёкам. «Забери меня, забери, анэ!» – умоляет девочка, но слышит её только белогривый конь, облизывающий свою хозяйку.

– Вот Акбала, твоя лошадка, будешь ездить верхом!

Девочка не верит отцу, она оглядывается на бабушку.

– Дочь мурзы должна уметь ездить на лошади! Это подарок от сватов тебе! – говорит отец.

– Она не кусается? – осмелевшая девочка тянет худенькие ручки к тёплым губам лошади. Её начинает переполнять головокружительное счастье, как в моменты встречи с матерью. Девочке легко ладить с умной лошадью. Все давно приметили, что Мариам понимает животных, как будто знает тайный язык. Это великий дар. Все собаки ходят гурьбой за девочкой, а самая бодливая корова обходит её по дороге.

С этого дня начинается другая жизнь, все внимательны к Мариам, она учится ездить на лошади, женге, молодые, смешливые, показывают ей рукоделие, позволяют нянчиться с малышами. Мариам чувствует себя взрослой. Только бабушка ревниво смотрит на новое положение любимицы, ворчит, но не смеет мешать воспитанию.

Широкое смуглое лицо с весёлыми щёлками узких глаз, небольшое крепкое тело, жёсткие горячие руки, – девочка видит сестру, свою защитницу от многих бед. Фатиму никогда не интересовали разговоры и взгляды, она ровно переносила любовь отца, воспитывающего её, как джигита, равнодушие бабушки и вечный страх матери за неё. Подружек у Фатимы не было, девочки её возраста были заняты по хозяйству, они побаивались резкой дочери мурзы. Матери не советовали дружить с ней, втайне осуждая мужские повадки девушки.

Фатиме весело только с Муратом, они вместе учат Мариам верховой езде, скачут наперегонки по степи… Вдруг поползли слухи липкие слухи: кто-то что-то увидел в кустарниках, вольное поведение подростков вызвало толки, и Фатиму отправили к женщинам перебирать шерсть, приставили следить за ней молодых женщин, говорили, что её отдадут замуж за старика.

Мариам снова впадает в забытье, ей кажется, что бабушка уба юкивает её, качая на подушке. Много лет засыпала малышка рядом с любимой анэ. И опять перед взглядом умирающей девочки проносятся лица. – Где урусы? Они страшные? А можно пойти посмотреть? – страх и любопытство перемешаны в голосе Мариам. Есть в ауле старик Якуб, его называют урусом, но он совсем, как степняк: невысок, узкоглаз, говорит по-ногайски, любит кумыс, живёт с вдовой Ризабека, и его не отличить от аульных. Есть женщина по имени Матке, говорят, что отец её был урусом, она шьёт одежду, живёт без мужа в старой юрте со старухами, она тихая, с добрыми светлыми глазами. – Урусы! Урусы! – кричат и бегают мальчишки, народ толпится у дороги, все волнуются: вернулись с набега джигиты, пригнали скот и пленников.

Идут изнурённые люди в разодранных рубахах, видно, что они голодны. Они совсем нестрашные. «Пить!» Ногайцы, не понимая, молча, смотрят на пленников, только Мариам срывается с места, бежит к чанам с водой, выхватывает миску и несёт осторожно её с водой обратно, проталкиваясь среди толпы. Синеглазый бородач протягивает руки к Мариам и берётся за посуду, но кто–то из джигитов камчой выбивает миску. Женщины ахают и причитают – сострадание всегда живуче в женском сердце. Мариам наклоняется за посудой и снова бежит за водой, но только на этот раз сама подходит близко к урусу и подносит ему деревянную выщербленную миску. Второй раз ударить джигит не смеет, все дружно смеются над его нерешительностью. Пленники передают воду друг другу. Они что–то говорят на незнакомом языке девочке, но она вдруг стесняется и прячется за спинами других.

Толпа перешёптывается веселее, женщины перемигиваются друг с другом, во все глаза разглядывая урусов. Появляется отец, властный, резкий, сердитый, сильнее, чем обычно, прихрамывающий на правую ногу. Джигиты всегда свое вольничали, мурза смотрел сквозь пальцы на их шалости – степь любит вольницу и молодечество. Но привести без ведома мурзы такую добычу – это неразумно. Обычно воины успевали сплавить пленников в другие аулы или продать по пути купцам, но сегодня они решились заявиться в свой аул с живой добычей. Только позже, из тихих разговоров бабушки с нянькой, Мариам поймёт, почему отец ударил камчой главного джигита. В последнее время ослабевший род старался не ссориться с соседями, чтобы не раздражать Исмаил–бия, который дружил с русскими. Только так мог сохранить миролюбивый отец свой юрт.

Мадины уже нет в ауле, увезли её в куйме10 в далёкую Казань, но кроме матери и Фатимы, мало кто по ней скучает. Мать стала выходить из юрты чаще, один раз Мариам подошла к ней сама, и женщина зацеловала доченьку, крупные слёзы катились из тёмных глаз, она прижимала девочку к большому тяжёлому животу. Они никогда не говорили друг с другом, только раз за много дней приводили дочь в белую юрту, а потом уводили назад к бабушке.

Взрослеющая девочка понимала вкрадчивые разговоры, она уже знала, что бабушка выходила её в младенчестве после долгой детской болезни, когда молодая женщина отказалась кормить грудью третью девочку – она ждала мальчика. А потом Аллах покарал мать – все её сыновья умирали сразу. И сейчас, говорят, ждёт сына. «Поэтому она меня обнимает, хочет задобрить Аллаха» – иногда так думала Мариам, не переставая горячо любить родную мать.

Со жгучей злобой шипела бабушка о змее, о нелюбимой невестке, которая отняла мужество у сына. Сын был славный батыр11, его имя гремело по всей степи, он безрассудно кидался во все сражения и проделки, не было счёта победам Бекбулата, пока властвовал его отец Казы-мурза. Вспоминали старые женщины синий дворец, большой город былого великолепия рода канглы12, когда не было равных им во всей степи. Сколько пленников таскало воду, сколько отар и табунов – не считано – бродили по займищам13, сколько тоев14 устраивали для гостей! И вздумал Юсуф-бий воевать с русскими, и других ногайцев подговорил. И полилась жаркая кровь на полынь, оттого она стала горька и седа. Пал в бою глава рода Казы-мурза, дед Мариам, и пришло в упадок его племя. Бросили родное стойбище, синий город, ушли подальше от беды. После смерти отца правил родом старший сын, мурза Арслан. Две жены у него было, две красавицы. Поехал молодой мурза высматривать третью жену, юную дочь родственного племени, уже и имя её забыла старуха, век бы не знать это проклятое имя. Не вернулся её кровинка домой, только пришли к ней другие несчастные матери, чтобы оплакать вместе своих сыновей… Стал главой юрта15 Бекбулат, остепенился, пора давно брать жену, а там и другую, многие князья не прочь породниться со славным родом. И тут, на беду, подвернулась эта полукровка, эта шлюха… У бабушки всегда меняется голос, когда она говорит о невестке, ни разу не назвала килен16 по имени, смотреть на неё не может. Посоветовал Исмаил-бий, шутя, мурзе Бекбулату взять в жёны дочь своего сотника, на которую заглядывался его собственный старший сын. Негоже брать княжьему сыну дочь незнатного ногайца. И в наложницы нельзя, отец больно свиреп, убьёт, не задумается, за единственную дочь. Посмеялись, но Бекбулат решил посмотреть на такую недотрогу. Посмотрел, и как заболел. Сколько дней вымаливал он у матери разрешение на женитьбу! Как унижался! Говорила, бери второй женой, не буду противиться, пусть байбише17 станет девушка знатного рода. Или укради, сделай её наложницей, слова не скажу.