— Вряд ли, — успокоила Люба. — Они наверняка по другой части.

Валентин повеселел — заказ был почти в кармане. Он даже блеснул юмором, рассказав на прощание «профессиональный» анекдот:

— Голландия. Питер Брейгель. Ночь. Сочельник. Каток, где одиноко выписывает кренделя девочка-фигуристка. Собачка — замерзшая и одинокая. Невдалеке с этюдником пристроился бедный художник. И вдруг перед ними возникает фея. «О чем ты мечтаешь?» — спросила она девочку. «О белой балетной пачке». «А ты?» — обратилась фея к собачке. «О сахарной косточке». А художник только грубо сказал волшебнице: «Иди в задницу». Ночь. Сочельник. На катке — девочка в красивой балетной пачке. В сторонке собачка с упоением грызет сахарную косточку. А около этюдника лежит бедный художник, и в заднице у него торчит фея.

— Я только одного не поняла, — сказала Люба, когда они вышли от художника. — Что такое — Питер Брейгель?

— А еще в любительницы живописи подалась, — засмеялась Варя. — Нидерландский художник. Кажется, писал картины о крестьянской жизни.

— Откуда знаешь?

— Любила в далекой юности по музеям ходить.

— Чего же ты молчишь? Не советуешь, что мне покупать?

— Как будто я разбираюсь. Как и ты — полный валенок. Только вот имен нахваталась.

— Я чувствую — Валентин нам поможет вывести этих проходимцев на чистую воду. Ты Женьке ничего не рассказывай. Будет там, в своей Германии, переживать. Сами справимся.

Они поравнялись с супермаркетом.

— Зайдем? — предложила Люба. — Дома молоко кончилось, и хлеба надо…

Пока она делала покупки, Варя поискала в кондитерском отделе свои любимые конфеты «Российские монархи».

— Вот скажи, — проворчала она подошедшей Любе, — почему как только что-нибудь полюбишь, это моментально исчезает из магазинов неизвестно куда! Была фирма «Держава», делала хорошие конфеты… Где они теперь? Ни конфет, ни фирмы. Или шоколад вкусный, «Особый» назывался… Однажды бесследно испарился…

— А мой Генка творожок любил, такой, знаешь, в розетницах с синенькими наклейками. Тоже пропал. А еще я обожала сыровяленую медовую колбасу, забыла уже фирму, — Люба мечтательно закатила глаза, вспоминая волшебный вкус. — Раньше лежала себе — она, между прочим, дорогая — а теперь нигде не вижу.

— Безобразие.

— И не говори.

Варя выбрала коробку печенья с кусочками темного шоколада, которое предпочитали ее домочадцы, особенно Жанна, поедавшая его в неимоверных количествах, прихватила заодно овощей… Сейчас она придет домой, займется обедом, подумает обо всей этой ситуации с Женькиной квартирой… Варе нравились эти дневные часы, когда она оставалась одна, — никто ее не дергал, можно было спокойно заниматься любыми делами. Но дома обнаружилось, что Жанна никуда не ушла. Дверь в ванную была закрыта изнутри, и оттуда слышалось мерное течение воды из душа. Дочь появилась минут через сорок с тюрбаном из полотенца на голове.

— Почему ты не в университете?! — грозно спросила Варя. — Опять прогуливаешь?!

— Сейчас пойду. — Жанна налила себе чай. — Позавтракать можно?

— Обед уже! Занятия закончатся!

— Ну что ты нервничаешь? — Жанна спокойно сделала бутерброд. — Себя вспомни. Сама рассказывала, как с лекций убегала.

Варя действительно что-то такое рассказывала. Но, во-первых, тогда Жанна еще училась в школе и дисциплинированно ходила на уроки, а во-вторых, она на личном примере всего лишь пыталась объяснить дочери, что прогулы приносят массу неприятностей. Ее, например, однажды из-за них с большим трудом допустили к сессии. Почему дети не учатся на чужих ошибках, а из родительского поведения выбирают для подражания только самое плохое?

Глядя на безмятежно жующую дочь, Варя еле сдерживалась. Они тратят на ее учебу огромные деньги, и никакой отдачи! На уме — ничего, кроме новых шмоток и развлечений! Только вчера произошла очередная стычка, когда Жанна поздно вечером явилась домой. Ее чудесные пепельные волосы приобрели темный цвет, который ей совсем не шел. Прическу «оживляли» ярко-красные пряди, из-за которых Серега совсем взбесился.

— Почему ты позволяешь ребенку уродовать себя?! — закричал он на жену.

— Можно подумать, со мной советовались, — парировала Варя.

— Не смей давать ей деньги! — не мог успокоиться Серега. — Ни копейки! Мы ее поим, кормим, зачем ей вообще деньги?!

С некоторых пор эта тема стала в их семье главной. Варя выслушала заодно, как плохо она воспитала дочь и настойчиво продолжает ее портить.

— А где был ты? — завелась она. — Почему не воспитал правильно? И вообще: зачем ты выливаешь свое недовольство на меня? Поговори с дочерью и объясни ей все, что считаешь нужным.

— Я с ней не разговариваю! — отрезал Сергей.

Вспомнив вчерашнюю перепалку, Варя с возмущением подумала: какой удобный для себя путь в отношениях с Жанной выбрал Серега! Что может быть проще? Человек просто устранился, а потому с него и взятки гладки. Но Варе тоже надоело быть переводчиком в собственной семье.

В конце концов, что такого страшного сделала Жанна? Ну перекрасилась. Надо же повзрослевшим детям давать какую-то свободу! Пусть подурачатся. Это не отрава, не наркотики. Не страшно. Она же экспериментирует. Кричать, запрещать — без толку. Лучше промолчать и сделать вид, что так и надо. Когда-нибудь перебесится. Ей нужен свой опыт. И, может быть, Жанна сейчас больше в ласке нуждается, чем в бойкотах, которые устраивает ей отец. Что за дремучесть такая с его стороны?! Следующий шаг — расстрел? Как быстро любимая дочь превратилась для него чуть ли не во врага. Стоило ей только вырасти…

Жанна составила грязную посуду в раковину и удалилась в свою комнату.

Отец не разговаривает, мать читает нотации… Варе вдруг стало безумно жалко дочь. Они с Сергеем сами сделали ошибку, отправив ее на платное отделение. Там собрались не самые бедные дети, и, общаясь с ними, Жанна поневоле на них равнялась. Ей не хотелось выглядеть хуже тех, кто на выходные летает за шмотками То в Милан, то в Париж. И сколько ни объясняй восемнадцатилетней девчонке, что все это — не главное, она никогда с тобой не согласится.

Но все-таки… Что за пофигизм по отношению к будущей профессии? На что она рассчитывает? На то, что «корочки» за нее все сами сделают?

— Мам, к тебе пришли! — крикнула Жанна.

Сама она уже стояла у порога, разодетая, накрашенная, увешанная цепями и браслетами, как новогодняя елка.

— Пока, — сказала дочери Варя и одновременно поздоровалась с соседкой Ирой, которая пришла вернуть долг.

Протянув деньги, Ира, как всегда, не спешила уходить. Она по традиции пожаловалась на родителей второго мужа, рассказав, что решила летом отправить сына отдыхать за границу и попросила у них на это средств, но подлый свекор предпочитал «сгноить свои богатства под подушкой, чем пустить их на доброе дело».

— Слушай, Ир, — Варе пришла в голову неожиданная идея, — у меня к тебе огромная просьба.

— Да? — насторожилась соседка.

— У меня есть заначка — семьсот пятьдесят баксов. Я обещала Жанке, что отпущу ее с подружками после сессии на море. И, понимаешь, боюсь потратить на что-нибудь. Да и с Сергеем натянутые отношения, он на Жанку все время злится… В общем, я хотела попросить: пусть у тебя эти деньги пока полежат.

— Конечно, Варечка, никаких проблем. Ты меня знаешь: все будет в целости и сохранности.

— Спасибо, Ир.

— Не за что.

Варя хотела предложить Ире чаю, но передумала. У нее не было сейчас настроения слушать истории соседки о том, как все вокруг ее обижают.

Они сидели в «Горизонте» — своем любимом кинотеатре — и смотрели фильм. Жанна с Машкой — в последнем ряду, а Вика с очередным своим парнем — перед ними. Сначала они хотели взять билеты на диваны, установленные в конце зала, но оказалось, что цены повысились, и им не хватило денег. Правда, сидеть в креслах тоже было удобно — они пружинили и качались.