Иногда, вспоминая мою жизнь, я думаю, что, возможно, мой страх был абсолютно необоснованным или, по крайней мере, преждевременным. И что случилось бы со мною, если бы я не выскочила из экипажа, а последовала за судьбой, которая привела бы меня во дворец и, кто знает, позже в загадочную Индию. Признаюсь вам откровенно, что я предпочитаю иметь этот шрам, возможность оставаться художником, владычицей своей души и тела, чем великолепие драгоценных камней на голове и рабство, когда душа уничтожена, а тело заключено в тюрьму. Не знаю, все ли женщины думают как я.

В другой раз я оказалась, не осознавая этого, персонажем комедии, отличной от только что рассказанной драмы, но не менее интересной и неожиданной. Я была во Флоренции и пела в «Травиате», в театре Pagliano[5] спектакль шел с большим успехом. Очень часто восхищение публики распространяется и на частную жизнь артистов, иногда в очень любопытной форме. Многие считают, что актриса – это не такая же женщина, как все остальные, а нечто исключительное, что в повседневной жизни она не подчиняется общепринятым правилам. Она причудливо красится и одевается; у нее много драгоценностей, но не от мужа, а от любовников; она ест не днем и вечером, а нерегулярно в разное время; она не ложится в десять вечера и не встает в семь утра, а развлекается ночью и выходит только к вечеру; она эксцентрична и по своему характеру, и по своему видению мира и моральных законов, поэтому многие приходят к выводу, что она не живой человек, а Художник! Очевидно, этот ореол исключительности помогает создавать легенды, порой принимающие очень странные формы. В Италии, например, это становится причиной страстной влюбленности экзальтированных молодых людей или страстных мужчин, жаждущих исключительности. В жаркой Сицилии, где мужское сердце вибрирует тем сильнее, чем ярче светит солнце, молодые люди иногда кончали жизнь самоубийством из-за безнадежной любви к актрисе. Этим я обязана своему флорентийскому приключению.

«Художник иногда причудливо одевается»

Я какое-то время работала в городе Данте[6] и искала для себя водителя машины. Однажды появился молодой человек в отеле Baglioni, где я остановилась. Вежливый и сдержанный, он предоставил хорошие рекомендации как серьезного и опытного водителя. Красивый молодой человек мало говорил, внимательно слушал просьбы, и казалось, что он отвечал не губами хорошей формы, а своими большими черными глазами. Однажды утром я ждала машину, чтобы поехать на небольшую прогулку в Кашину. Водитель, всегда вовремя подававший машину, в этот раз запаздывал. Напрасно я ждала более получаса и потом решила позвонить в гараж, чтобы узнать, что случилось. Там ответили, что машина стоит на своем месте и водитель не приходил. Мы вместе со своей помощницей, синьорой Мариани, придумывали самые разные предположения, когда официант передал мне пакет в элегантной упаковке, сопровожденный письмом: «Мадам, пора опустить занавес. Я обожал вас больше всего на свете, пытался приблизиться к вам, сделать вас своей. Ваша отчужденность свела меня с ума. Я хотел войти в вашу жизнь, стать невидимым слугой, поскольку мое сердце полностью подвластно вам. За два месяца ежедневного общения я понял, что безумно надеяться на вашу любовь. Я открываю тайну: я герцог Раймондо Т., кто пытался завоевать вашу душу, считая это достижимым. Я обманут. Вместе с машиной я оставляю в гараже свои неосуществленные желания, одно из самых сильных мечтаний в моей жизни! В маленьком футляре лежат 1200 лир, зарплата водителя за два месяца, которые вы мне заплатили. В посылке вы еще найдете скромный подарок – напоминание обо мне. Я ухожу с болью в сердце, постоянно думая о вас. Нежно целую ваши руки. Ваш Раймондо Т.».

Лина Кавальери, конец 1890-х годов

В пакете лежали указанные деньги и драгоценный камень. Вы не представляете, как я была поражена: герцог Раймондо ди Т., старший сын одной из самых древних и благородных сицилийских семей, был героем этого удивительного приключения, которое, должна честно признаться, произвело на меня сильное впечатление. Я бережно храню его письмо и драгоценный камень, вызывающий восхищение знатоков во всем мире. Напрасно я пыталась поговорить со своим странным водителем. Некоторые друзья из Палермо хорошо его знали, но он уехал в Австралию, а несколько лет спустя мы узнали о его смерти. В моих воспоминаниях Раймондо ди Т. занимает место, предназначенное для очень немногих: будучи жертвой своего идеализма, он отдал все, ничего не прося, и пожертвовал всем, ничего не ожидая. Этот нежный эпизод я вспоминаю с благодарностью, это ностальгическое воспоминание о моей беззаботной юности, о неизведанной чистой любви.

Россия. В небольшом прямоугольнике окна поезда, на три четверти прикрытом занавеской, передо мною представала природа во всех своих возвышенных проявлениях. Поезд непреодолимо вез меня в новый мир, и казалось, что первые лучи дня материализовались в великолепный рассвет моей жизни. Белый, белый, белый снег. То тут, то там онемевшее и изможденное деревце на белом неподвижном пространстве, одинокий скелет на бесконечном смертном одре! С первым бледным лучом солнца на туманном жемчужно-сером фоне появляются розовые отблески. Вокруг тишина, запустение, бесконечность. Локомотив хрипло шипит. Снег, снег, снег. Ни одного следа. Телеграфные столбы застряли на четких расстояниях, бросали вызов морозу, заблудившись в недавно покинутой ночи, и рассекали панораму короткими отчетливыми эпизодами. В купе холодно, и становилось еще холоднее, глядя на морозную стужу за окном, за которым промелькнула одинокая и заблудшая лохматая собака. Огонь в нашем локомотиве, пожиравший его недра и мощно устремлявшийся к небу, мог бы придать теплоту и цвет воздуху, но он распадался на несколько неопределенных цветов, которых нет ни в одной палитре, и фантастическим сиянием отражался на льду, стирая с горизонта бледно-серую белизну прямо перед моим взором и переливаясь нежными оттенками. Неподвижно застыв в своей холодной постели, устремив взор в бесконечность, я без слов поклонялась богу вечной гармонии в этом ледяном царстве. Это мой первый рассвет в Святой Руси Великой. На коротких остановках с почти кинематографической скоростью мы замечали фигуры живых людей, закутанных в мех, – скульптуры, разбросанные на бесконечной железной дороге на пути в город русского царя.

Я приехала в Петербург. Потребовались бы целые тома, чтобы в деталях описать Россию того времени. Прежде всего, потребуется перо Льва Толстого… и бесконечность, чтобы ощущение было полным. Петербург стал для меня успешным началом моей карьеры на эстраде, официальным вступлением в элегантный мир, первой реализацией моей мечты стать оперной певицей. Выступая в театре «Крестовский остров», я добилась настоящего триумфа. У русских всегда было особое пристрастие к итальянским артистам, и у меня появилось много поклонников в элегантном мире столицы, которые заполняли театр каждый вечер. Среди них первое место занимал полковник Павловский, вежливый и преданный, именно ему я обязана знакомством со своим первым мужем. Я не могла впервые по-настоящему полюбить простым и естественным образом, судьбе было угодно, чтобы это тоже добавилось к остальным странностям моей жизни.

В тот вечер было очень холодно, термометр опустился до -25°, и меховое манто не могло согреть мое тело, одетое в платье с глубоким декольте. Я присутствовала на обеде в роскошном Павловском дворце. Прекрасная еда и вкусные вина, особенно необходимые в холодные вечера, что вызвало обильное возлияние у мужской части гостей. Длинная вереница элегантных офицеров в роскошных мундирах императорской гвардии и казаков, шутки в адрес одного из них, кто принес жертву Вакху больше, чем другие. В него летели острые стрелы, выпущенные его товарищами. Это был красивый молодой блондин с большими миндалевидными голубыми глазами в обрамлении очень длинных ресниц. Когда он улыбался, безупречные белые зубы соблазнительно подчеркивали губы, украшенные маленькими коричневыми усиками. Высокий, худой, элегантный, в его движениях была видна гармония, характерная для настоящих джентльменов. И действительно, Александр Владимирович Барятинский, адъютант герцога Евгения Лейхтенбергского, был наследником и потомком очень знатного рода, который на протяжении столетий хвастался великолепной королевской короной. Он говорил мало, был очень умен и разносторонне образован.