Люцию всегда поражала ненависть, звучавшая в голосах мужчин, когда речь заходила об их согражданах-иудеях. Выслушивать оскорбления от юношей-христиан в иудейском квартале было неприятно, но Люция и Лия никогда не чувствовали себя в опасности. Тем не менее девушка понимала, чего именно боялись Вениамин фон Шпейер и его друзья, которые знали, что в случае чего ни деньги, ни мнимое могущество не смогут защитить их.
В обеденное время жена мастера приносила Люции еду прямо в мастерскую. Подмастерья, которые иногда появлялись здесь, тоже быстро съедали кашу и хлеб и немедленно возвращались к работе. Сам мастер позволял себе более длительный перерыв, а иногда из кухни жены мастера доносились более соблазнительные запахи. Подмастерья многословно жаловались на несправедливость и тут же, не делая никаких пауз, принимались безбожно льстить Люции. Впрочем, они никогда не позволяли себе никаких вольностей. А вот хозяйка дома… Жена Шрадера имела обыкновение подкрадываться к Люции, когда та оказывалась наедине с молодым человеком, вероятно надеясь застать ученицу за непристойным поведением. Но ей это так и не удалось. Напротив, любопытство хозяйки сыграло Люции на руку. Юноши были вынуждены держать себя в рамках, что им совершенно не нравилось. Некоторые из них успели повидать много городов или земель – кое-кто даже побывал в других странах, – однако они редко могли рассказать что-то большее, чем просто перечислить блюда, подававшиеся в тавернах, или поболтать о пиве и вине. Также молодые люди подробно описывали мастеров и их жен; но если Люция хотела узнать что-нибудь о самих городах, юноши были вынуждены умолкнуть. Они кочевали не с места на место, а от одной портняжной мастерской к другой. Болтовню подмастерьев нельзя было сравнить с яркими и подробными рассказами иудейских купцов, которые уделяли много внимания обычаям и традициям, новым событиям и достижениям великих умов в увиденных ими странах. Поэтому Люция только радовалась, когда юноши сбегáли в другое место, чтобы подыскать себе более великодушного хозяина. Она была не против побыть одна. Ей нравилась тишина в мастерской, когда за столом сидел мастер Фридрих и она могла подумать о чем-то своем. Порой девушка повторяла целые главы из «Руководства» Ар-Рази, чтобы ничего не забыть. И еще она поняла, что иногда мечтает о лучших временах. Если бы только она могла радоваться предстоящей свадьбе и собственному дому, как Лия!
Но это были праздные мысли. Люция пыталась заставить себя быть скромной. Ей приходилось довольствоваться тем, что есть. Если бы у нее была возможность хотя бы время от времени видеться с Аль-Шифой! Люция с нетерпением ждала День Вознесения Господня – один из немногих дней, когда мастер должен был дать ей выходной. Когда этот день настанет, она проберется к двери кухни фон Шпейеров и попросит позвать мавританку. Но до этого дня оставалось еще несколько недель.
Но затем произошло одно событие, которое вернуло интерес и краски в скучную жизнь Люции. Несмотря на то что Сара и Вениамин фон Шпейеры радовались, что им удалось избавиться от своей приемной дочери-христианки, Лия и особенно Давид не забыли Люцию.
Люция встретила своего приемного брата-иудея во вторник, когда она уже закончила свой скудный обед, немного потянулась и отправилась в туалет во дворе.
Юноша вышел из ниши в стене, которую не было видно из дома, и улыбнулся ей.
– Люция! Я думал, что больше никогда не увижу тебя! Вот уже несколько дней, выходя на улицу, я каждый раз старался хоть немного задержаться здесь. Я думал, что ты рано или поздно выйдешь. И наконец мы встретились! – У Давида был такой взволнованный вид, как будто сбылось его заветное желание.
Люция нахмурилась. Ей тоже было приятно видеть его, но она ни за что не призналась бы ему в этом.
– Ты стоял здесь и ждал меня? – переспросила она. – Но зачем? Это же, наверное, ужасно скучно. А если бы кто-нибудь увидел тебя?
Давид покачал головой.
– Просто знать, что ты так близко… что нас разделяет лишь одна стена… Для меня это самые прекрасные моменты за весь день! Ну а если кто-то придет, я пойду дальше. Я же работаю. Я не мог выйти из конторы без уважительной причины. Но позволь мне взглянуть на тебя, Люция! Ты побледнела. И похудела. Почему ты больше не приходишь к нам? Ты ведь могла бы приходить в гости!
Люция пожала плечами. Под его взглядом ей было почти стыдно за свои бледные щеки и простую некрасивую рабочую блузу.
– Мастер заставляет меня много работать. Он вовсе не плохой или несправедливый, нет. Но мы работаем шесть дней в неделю, с рассвета и до заката. В пятницу мы ходим к вечерне, а в воскресенье жена мастера заставляет меня дважды сопровождать ее на церковные службы. У меня не так много свободного времени, господин Давид.
– «Господин Давид»? Люция, зачем ты так? Почему ты больше не называешь меня по имени, как брата… – Давид схватил девушку за плечи, словно хотел потрясти ее.
Люция с улыбкой отстранилась.
– У меня сложилось впечатление, что ты испытываешь ко мне отнюдь не братские чувства, – заметила она. – Давид, уходи! Если люди увидят нас здесь, мне устроят настоящий ад. Супруга мастера чрезвычайно строга, а сам мастер ругает меня за каждую минуту, когда я не держу иголку!
В прекрасных глазах Давида читалась обида.
– Люция, но разве я не нравлюсь тебе?
Люция задумалась. Да, он ей, несомненно, нравился. И его появление всколыхнуло в ней воспоминания о лучших временах. И то, что он положил руки ей на плечи, девушку вовсе не раздражало.
– Конечно, ты мне нравишься. Но…
– Если я тебе нравлюсь, нам хоть иногда нужно разговаривать друг с другом. Я должен видеться с тобой, Люция. Без тебя и солнце утром не восходит!
Люция засмеялась.
– Тогда хотела бы я знать, как ты добрался сюда без фонаря! – шаловливо фыркнула она. Но потом снова посерьезнела, когда Давид очень осторожно, нежно и даже робко коснулся рукой ее щеки.
– Твой свет вел меня, – хрипло произнес он. – Ты такая красивая, Люция! Но ты ничего не говоришь. Разве ты совсем не скучала по мне? Люция…
Его мольбы чрезвычайно растрогали Люцию. Да, он был прав. Она скучала по нему. По нему и по всем остальным в доме Шпейеров. Она глубоко вздохнула.
– Я очень скучаю по тебе, – призналась Люция и затаила дыхание, когда юноша запечатлел легкий, робкий поцелуй на ее щеке.
Еще одним человеком, проводившим обеденное время в ожидании перед портняжной мастерской мастера Фридриха, была Лия. И оправдание для ее прихода оказалось даже лучше, чем у Давида. Она принесла кое-какие вещи из своего приданого и заявила, что никто, кроме Люции, не знает ее вкусов и размеров настолько хорошо, чтобы подогнать ей одежду.
Мастер Фридрих рассердился. Он не мог похвастаться большим количеством клиентов-иудеев, но его это не волновало. Ремесленники города не любили иудеев, однако деньги у них брали охотно. В результате именно деньги сыграли решающую роль. Если иудейка хочет похихикать с его ученицей – что ж, он с удовольствием позволит ей это. В конце концов, девчонки не причинят ему никакого вреда. Да и жена присмотрит за ними, пока он насладится послеобеденным отдыхом! И да смилуется над Люцией ее бог, если она вздумает болтать, вместо того чтобы шить! И, конечно же, он заломит Шпейерам изрядную цену!
– Тогда приступай к работе, Люция, – хмуро проворчал портной и встал, намереваясь заняться трапезой. – А потом пришей несколько украшений на плащ для супруги бондаря.
Он бросил девушке пару пряжек и, строго взглянув на нее, наконец-то ушел.
– А тебе он поесть не предложил? – недоверчиво спросила Лия, когда девушки остались в мастерской одни. Она тоже заметила, что ее подруга похудела. – Он что, один набивает себе желудок?
Люция пожала плечами:
– Жена мастера обычно приносит мне что-нибудь поесть сюда, в мастерскую. Наверное, сегодня принесет попозже, когда ты уже уйдешь. А теперь рассказывай! Как проходит период помолвки? Ты уже видела Иуду? А наедине вы оставались?