Порядок песен значения не имеет

Утро. 12 февраля.

Драко Малфой, наверное, станет самым последним человеком на земле, который признается себе в том, что он одинок. В самом деле, он никогда бы не посмел сказать, что недоволен своей жизнью. У него была куча денег, которые он тратил на вещи вроде частного самолета, в котором сидел сейчас. На стюардесс, дорогие костюмы, часы, технику.

Нет, а что еще нужно для счастливой жизни?

Именно поэтому, обладая и статусом, и работой, и деньгами, Драко никогда не сказал бы, что ему требуется что-то еще. Не вслух. Уж точно не Блейзу, не Астории, что в груди сидит мерзкое чувство неполноценности в каком-то вопросе, который он никак не может закрыть.

Он снова купил себе машину, хотя едва ли ей пользовался из-за трансгрессии. А самолетом только потому, что порталы стали его раздражать куда сильнее, и маггловский транспорт был неплох.

И, конечно, он назначил все свои встречи на 13 и 14 февраля не потому, что он хотел избежать одиночества на время праздника. И сбежал в Италию, когда все можно было провести в онлайн, вовсе не из-за достающих его друзей, намеревающихся найти ему девушку.

У него была работа, деньги и возможность увидеть мир. А еще кофе на маленьком столике, только что сделанный стюардессой, с двумя кубиками сахара и одной ложкой сливок…

Последним. Последним человеком на земле.

День 12 февраля.

После довольно непродолжительного полета, всего в 2 часа, Малфой был рад расположиться в огромном пентхаусе в центре крупного города Италии и уже дважды успел проклянуть свою идею перенести встречи именно во Флоренцию.

Несмотря на двух серьезных телохранителей за его спиной, совершенно равнодушный взгляд и полное отсутствие заинтересованности в любой проходящей мимо женщине, на стойке регистрации ему четыре раза попытались навязать номер на двоих с лепестками роз и шампанским. Вежливый отказ сменился строгим, а после и вовсе испепелением сотрудника. А, ну и четким намерением пожаловаться начальству на навязчивость.

Шампанское ему все равно принесли, а гостевая спальня все равно оказалась в лепестках роз, но раз Драко мог просто закрыть дверь и не вспоминать об этом, его все устраивало.

Он открыл двери стеклянного балкона, оперся о перила и ухмыльнулся. Его мать любила Италию куда сильнее, чем он сам, она имела свойство называть Флоренцию городом счастья, всегда вспоминала об их с отцом медовом месяце с любовью и тоской.

Малфою жаль, что он не смог привезти их сюда еще раз до их смерти. Он посмотрел на кучу людей, шурующих внизу под его ногами на главной площади города, провел так всего несколько минут, а после сразу скрылся в номере. Раз уж он один в городе, где никому нет до него дела, он может потратить драгоценный день на отдых.

Италию он помнил еще ребенком, солнечную, полную народа и пахнущую всем подряд: от сыра на пасте из ресторанчика на улице, до сигарет какой-то дамы, прошедшей мимо. Драко не был в восторге, он не любил толпу и скучные картинные галереи.

В 28 восприятие меняется. Может быть, дело было в том, что каждый шаг по городу был пропитан светлыми воспоминаниями, которые он больше никогда не сможет получить вновь. А может в том, что людей в феврале было меньше, и прохладная погода была не для многочисленных туристов.

Он засунул руки в карманы серого пальто и бесцельно побрел по Флоренции, впитывая в себя абсолютно каждый момент этого итальянского города. Робко опуская глаза с улыбкой, заметив семейные пары. Провожая красивых девушек взглядом, а потом подолгу стоя возле очередного здания, восхищаясь его красотой.

Малфой мог бы бродить так вечно, потерявшись ото всех проблем на свете, пока его телефон жужжал на кровати в отеле. И мысль, что он мог все бросить и сбежать на пару часов, делала его чуточку счастливее и полноценнее, чем обычно.

Он не прошел и часа, когда понял, что бродит кругами. Тогда, найдя ближайший киоск с туристическими побрякушками, он раздобыл карту. И, как истинный путешественник, составил себе список достопримечательностей на этот день. Драко чувствовал себя настоящим магглом.

Прошло много лет с конца войны, когда он сбежал под руку с матерью и отцом. После этого утекло немало воды. Малфой открыл свою редакцию, занимался честными новостями о своей стране, привлекая лучших критиков и редакторов для своей газеты. Позже вложился в несколько объектов недвижимости и неплохо на этом заработал. Приобрел издательство, поддерживал многих начинающих и весьма успешных авторов, а позже стал наследником огромного состояния.

Он много работал на благо других, нежели себя, после оправдания в Министерстве. И постарался, чтобы метка на его предплечье значила не больше, чем его крики в младенчестве. По крайней мере, он восстановил собственную репутацию, вернул статус семье и жил относительно счастливо.

Драко понадобилось еще несколько минут, чтобы дойти до одной из самых известных галерей в мире — галереи Уффици. Он еще раз поблагодарил себя за то, что не совершил вселенскую глупость и не отправился в Париж. Да, конечно, Лувр стоил бы того. Но уж точно никак не стоил того, чтобы терпеть кучу романтики в День Святого «черт его дери» Валентина.

Нет, все еще он был одинок, несмотря на ту призрачную крупинку искреннего счастья в груди. Хотя никогда этого не признает.

На входе собралась небольшая очередь, и он выстоял её почти безо всяких проблем, просто медленно двигаясь вслед за разговорчивыми магглами и терпеливо ожидая собственного момента, чтобы оплатить билет. Люциус бы ужаснулся — его сын не пользуется никакими привилегиями своей жизни.

Нарцисса бы одобрила.

Малфой прождал не так долго, как боялся, прошел внутрь, и в нос тут же ударил знакомый запах старых картин, идеальной для них температуры, старого паркета и пота от многочисленных зрителей. Но ему нравилось.

В искусстве его тоже учила разбираться Нарцисса. С самого детства подбрасывая ему то одну картину, то другую.

«Драко, этого художника зовут Леонардо Да Винчи.»

Он творил в одной из квартир на этих улицах, наверняка. А многие жители даже не знали, как за их стеной в доме мог скрываться один из величайших художников всех веков и народов. Мысль эта заставила его улыбнуться. Как часто мы не замечаем того, что у нас под носом, не правда ли?

Малфой бродил по коридорам и залам также, как бродил по улицам. Неторопливо, ему некуда было спешить. Слушая обрывки фраз, что-то на итальянском, что-то на французском, английском и даже русском. И он словно был один в своем мире, а вокруг только одно сплошное искусство.

Он подходил к залу с одной из самых известных картин «Рождение Венеры» Боттичелли, которая являлась венцом этой коллекции, когда заметил в параллельном зале куда более интересную сцену.

Несколько рабочих, придерживая за нити не самую большую картину, подтягивали ее к потолку, пока девушка перед ними смотрела на нее в упор. Драко спутал ее с простой зрительницей, что оказалась в удачное время, чтобы посмотреть, как вешают на стену в музее после реставрации «Флору» Тициана.

Но ошибся, когда увидел в ее руках небольшую черную папку, похожую на его с документами. А потом услышал ее просьбу опустить картину чуть пониже, чтобы она смотрелась органичнее на фоне остальных. И голос… показался ему смутно знакомым. Малфой не удержался, чтобы не сделать еще несколько шагов к этой увлекательной сцене.

Рабочие подвесили картину, и девушка на месте почти припрыгнула на своих бежевых лодочках, радуясь, видимо, успешному возвращению одного из полотен.

А потом она обернулась…

И вот тогда мир в глазах Драко чуть пошатнулся, он не был уверен, что сможет устоять на ногах. Перед ним в бежевом платье, с той самой папкой в руках, на каблуках, с очаровательным бантом в легких кудрях стояла никто иная, как Гермиона Грейнджер.

У него… да, у него были вопросы.

Гермиону он не видел столько же, сколько лет прошло с войны. Она пропала насовсем, вопреки всеобщим ожиданиям о ней в лице Министра Магии. Или хотя бы руководителя Отдела Магического Правопорядка. По слухам, рассталась с Уизли и растворилась в воздухе, не сказав ничего ни друзьям, ни знакомым.