– Тётя Клава, кому на этот раз подфартило нарваться на твою изощренную месть? – спросила Агата, зажимая губами невидимки и скручивая русые волосы в тугой пучок на голове.

– Одному прыткому бизнесмену. Да он ещё мелко плавал, у меня даже директор гостиницы махом отучился ставить свою «Волгу» в неположенных местах.

Агата разобралась с причёской и с нескрываемым любопытством выглянула в окно, впечатавшись острым носиком в стекло. Увидев «аэрографию» от птичьих экскрементов на крыше черного внедорожника, она испуганно обернулась:

– Тётя Клава, ты чем на неё брызнула?

– Не на неё – я насыпала лакомство в кормушки для своих сообщников,– ответила она и гордо усмехнулась, скрестив руки на груди.

– Надеюсь, что они живы, а не пали смертью храбрых от диареи? – поморщилась Агата, представив эту безрадостную картину.

– Обижаешь, сосед в командировку укатил, а пернатые друзья три дня кушали до отвала.– Клавдия Тимофеевна залилась мелодичным смехом.

Вяло передвигая ноги по полу, на кухне в образе царевны Несмеяны появилась Виола, которая для этого выбрала самые мрачные вещи в своём гардеробе.

– Агата, ты приехала…

– Ну а как иначе? Я сразу сказала своим мужикам: «Вы как хотите, а у меня лепка вареников, да и Вилочке нужна поддержка».– Откровенная ложь привычно легко слетела с её языка, и Агата охотно обняла Виолу.– Знаешь, иногда я думаю, что в тебе что-то не так. Вот Ванька у нас какой по счету?

– Четвертый… – еле слышно прошептала Вилка. На её глазах снова навернулись крупные слезинки, которые красиво застыли над нижним веком, напоминая постановочные фотографии из глянцевых журналов.

– Но если взвесить вводные данные, выходит, что просто в нашем городке не все могут разглядеть бриллиантик среди валяющихся булыжников. У тебя всё впереди, а тут как раз красавца-бизнесмена в наши края занесло,– утешила сестру Агата, одобрительно похлопав её по плечу.

– Ты думаешь, что у меня есть шанс?

– Теоретически даже у Лизки есть шанс. Хватит горевать, я пойду вымою руки, и будем приниматься за лепку полуфабрикатов для любимой тёти. Конечно, я опрометчиво сделала дорогущий маникюр.– Агата продемонстрировала всем блестящие красные ногти.– Но я готова и им пожертвовать для общего дела, хотя, может быть, сегодня тётя Клава сделает исключение и отменит эту рабскую кабалу?

Девушки с надеждой вгляделись в морщинистое лицо тётушки, но она осталась непреклонной к их просьбам:

– Милые мои, пока два поддона не налепите, можете даже не протягивать свои загребущие ручонки за денежкой. Вилка, беги в магазин за мукой.

– У меня глаза опухшие,– надрывно пропищала она.

– Ты ещё здесь?

Командный тон тёти Клавы заставил племянницу позабыть и о красоте, и об отдалённости ближайшего магазина. Девушка, подобно солдату в роте, собралась за несколько минут и торопливо покинула квартиру, водрузив на нос огромные солнечные очки, сделавшие её безумно похожей на стрекозу.

Как только за Виолой закрылась дверь, из темноты коридора материализовалась Маруся, держа в руках общую тетрадь в твёрдой розовой обложке. Она прижимала её к груди, как будто это была самая ценная реликвия у них в доме. Увидев младшую сестру с предметом недавнего спора, глаза Агаты загорелись миллионом искорок любопытства, и она с грациозностью балерины преодолела небольшое расстояние, чтобы поскорее оказаться возле неё.

– Ну и?

– Как я и предполагала, наша Вилочка снова утаила свой возраст,– торжествующе сказала Мария и зажала рот, чтобы не засмеяться в голос.

Она тут же открыла нужную страницу дневника, разрисованную разнокалиберными разбитыми сердечками, а в середине этого художественного «великолепия» аккуратным почерком был выведен очередной пост о любовных страданиях Виолы Трубиной. Для удобства сестры переместились на диван в комнату тёти.

«Да, мне двадцать шесть лет. Разве это преступление? Разве я повинна в том, что время так безжалостно быстротечно? Я не знаю, каким нужно быть человеком, чтобы обращать внимание на эти жалкие цифры в паспорте. А ведь я была готова уехать с ним в горизонт, прижавшись к широкой спине в кожаной косухе»,– начала вполголоса читать Агата, и уже после первого абзаца от неконтролируемого смеха у сестёр появились слезинки в уголках глаз.

– Нет, Агата, ты можешь представить нашу Вилочку, уезжающую на байке в горизонт? Наша неженка за часовую поездку на электричке вся изводится: то у неё от печки пуховик по заднице вот-вот растечётся, то запахи от огородников странные. Хотя запахи и меня коробят,– заметила Маруся, одергивая коротенький топик.– Давай читать дальше, пока Лизка кафель оттирает, а то снова начнёт донимать нас нотациями о морали.

От предвкушения Агата высунула кончик языка и вновь уткнулась в фиолетовые строчки:

«Что с того, что я утаила четыре года своей жизни? Да, я хотела быть для него идеальной, а он выдал, что я интеллектом и на двадцать два с трудом дотягиваю, поэтому он и не заметил подвоха. И это мне говорит двадцатитрехлетний сопляк, который целый день проводит, ковыряясь в разваливающемся мотоцикле? К сожалению, он душевно пуст, конечно, мужчины созревают позднее, вот и Ваня не смог принять уготованные нам испытания, преодолев которые, мы бы стали настоящими половинками единого целого. Но нет… Он предпочёл подло расстаться со мной в дешёвой забегаловке. Моё сердце готово разметаться по этим ненавистным двенадцати квадратам, которые я теперь вынуждена делить с Марусей и её неправильным режимом сна. Ну почему жизнь так несправедлива?»

– Ты мне должна пятьсот рублей,– выпалила Маруся, выхватив у сестры дневник и протягивая ей ладонь.

– Получим жалование, и рассчитаюсь,– заговорщически прошептала Агата.– А я-то думала, что снова кулинарные пристрастия разбили лодку любви, о масштабе которой ещё недавно кое-кому хотелось кричать до хрипоты в ночное небо.

Соприкоснувшись лбами, сёстры звонко захихикали.

– Вам не надоело читать эту Санта-Барбару на пятьсот томов? – спросила Лиза, которая заглянула в комнату и укоризненно смотрела на обеих сестёр.– Как хорошо, что я не веду дневник.

– А ты вообще очень несовременная, даже нигде свои фото не постишь, конечно, где уж тут тебя выдать замуж. Агат, вот Лизка у нас хитроумная, мы все замуж выскочим, а она преспокойно квартирку унаследует,– осуждающе высказалась Маруся, покраснев от переполнявших её эмоций.– А дневник мы смотрим исключительно из добрых побуждений: чтобы знать, с чем на этот раз имеем дело и как лучше утешить сестрёнку в её печали, ведь мы, в отличие от тебя, не такие бессердечные.

– Главное, самим искренне верить в свою душевность,– лукаво подмигнула им Елизавета.

***

Начало очередной рабочей недели не вызывало у Лизы никакого душевного трепета. К залетным бизнесменам, гастролирующим звездам и прочим нетипичным постояльцам она относилась без особого придыхания и снисхождения к их капризам, и тем более не питала надежду удачно выскочить за кого-то из них замуж, прекрасно понимая, что самый безобидный из возможных вариантов развития событий – это небольшая интрижка, но такие сомнительные перспективы ей были совершенно не интересны.

После недолгого колебания она вытащила из шкафа строгое вязаное платье с замысловатым воротом, длинные волосы были скручены в аккуратный пучок; несколько взмахов туши, едва уловимые бежевые тени и почти прозрачный блеск для губ сделали её лицо аристократично бледным и совершенно асексуальным. Но такого эффекта Лиза добивалась намеренно. Маленькая двухэтажная гостиница порой открывала свои двери для туристов, приезжающих к городскому озеру за полезными грязями или просто на отдых, а такой контингент постояльцев зачастую забывал о рамках приличия. Освежив в памяти несколько неприятных эпизодов, Елизавета ещё раз провела по щекам пушистой кисточкой, распределяя светлую пудру. Теперь она была готова к рабочему дню.

По пути в гостиницу Лизе очень захотелось пить – неожиданно дали о себе знать вареники и пельмени с соленой начинкой, съеденные накануне. Она посмотрела на часы и свернула в небольшой магазинчик. Здесь, как обычно, была очередь из нетерпеливых любителей испортить фигуру на работе, а продавец в ускоренном темпе взвешивала конфеты и прочие сладости, наполняя воздух приятными десертными запахами. Когда настало время Елизавете озвучить заказ хмурой женщине в смешном синем колпаке, дверь магазина отворилась, и в помещение ворвался крупный мужчина в спортивной одежде.