Староста хмыкнул и допил кофе из чашки, которую принес Мерлин. — Как вы думаете, я мог бы переговорить с отделом наблюдения? Он посоветовал.

Среди группы радиомачт, которые возвышаются над крышей Министерства внутренних дел на площади Бово, находится антенна, используемая для слежения за радиосигналами, передаваемыми иностранными посольствами. В 16.00 14 декабря дежурный техник в блоке наблюдения зафиксировал продолжительный сигнал, исходящий от советского посольства по адресу: rue de Grenelle, 79. Магнитофонная запись сигнала была передана русской секции, которая прошла рутинные действия по изучению зашифрованного сигнала-рутины, потому что никто не ожидал, что сможет распутать поток шифров.

Русские используют одноразовый код, который невозможно взломать. Коды взламываются путем обнаружения шаблона; только фрагмент может разблокировать ключ. Но когда каждый элемент кода связан с определенной книгой — часто с романом (в прошлом русские кодировщики отдавали предпочтение Диккенсу), — невозможно взломать код, не зная, какая из тысяч книг, изданных за последние сто лет было использовано. А так как одна и та же книга никогда не используется дважды, это буквально одноразовый код, который используется.

Передаваемый сигнал изучал криптограф Пьер Жадо, и он сразу вспомнил случай, когда Грелль спросил его о каких-либо советских сигналах, переданных в тот день. «Я сделал свой обычный рутинный отчет в служебной записке министру, — сказал он, — и я помню, что предположил, что одна часть сигнала могла быть списком имен и адресов…»

«Вы уверены в этом?» — небрежно спросил Грелль.

— Ни в коем случае — это не более чем обоснованное предположение. А взломать советские коды невозможно».

«Можете ли вы дать мне какое-нибудь представление о том, сколько времени может потребоваться советскому кодировщику на этом конце, чтобы подготовить этот сигнал к передаче? Даже предположение было бы полезно.

Жадо снял файл, извлек свою копию сигнала и несколько минут изучал его. — Полагаю — не больше, — я бы сказал, от одного до двух часов. Наверное, ближе к двум часам..

Поблагодарив Жадо, префект покинул министерство и на обратном пути в префектуру зашел в Елисейский дворец. Он снова попросил показать список посетителей и снова скрыл то, что искал, просмотрев несколько страниц. Затем он поехал обратно в свой офис и позвонил Буассо. Ему потребовалось всего несколько минут, чтобы объяснить. — Дело в том, что Леонид Ворин, советский посол, вышел из Елисейского дворца, чтобы вернуться в свое посольство в 13.45. С учетом пробок он должен был вернуться, скажем, через полчаса — в 14.15. Это дало советскому кодеру чуть менее двух часов на подготовку сигнала к передаче, которая началась в четыре часа, что соответствует времени, которое, по оценке Жадо, потребуется для этого. Сигнал, который вполне мог содержать список имен и адресов полковника Ласалля…

— Что возвращает нас к людям, которые знали о списке и видели посла Ворина, — серьезно ответил Буассо. «Данчин и»..

«Президент», — добавил Грелль. «У меня такое чувство, что дневной свет начинает пробиваться через это дело».

— Или самой черной ночью, — прокомментировал Буассо.

Было шесть часов вечера, когда Ален Блан подошел к кабинету Грелля в префектуре с мрачным и подавленным видом. Экспресс «Станислав» с Аннет Дево на борту мчался сквозь ночь по пути в Париж. В аэропорту имени Шарля де Голля механики деловито обслуживали «Конкорд», который через несколько часов должен был доставить президента Флориана в Москву. Блан вошел в кабинет со свирепым выражением лица, закрыл дверь и плюхнулся в кресло.

— Вы, конечно, слышали о советском конвое? — спросил министр национальной обороны. «Сейчас он находится внутри Сицилийских ущелий, и его пунктом назначения может быть либо Барселона, либо даже Лиссабон».

— Что вас беспокоит, сэр? — тихо спросил префект.

«Все!» Блан выразительно вскинул руки. «Русский конвой. Настойчивые слухи о скором государственном перевороте в Париже. Кем, ради бога? А полчаса назад я впервые слышу, что в понедельник президент тайно вылетел в Германию — в штаб французской армии, в Баден-Баден!

Грелль в изумлении уставился на министра. — Вы не знали, что он прилетел в Баден-Баден? Он не сообщил вам? Министр национальной обороны? Я думал, ты знаешь — я сам договорился с GLAM…

GLAM-Groupe Liaison Aerien Ministryiel — это небольшой воздушный флот, зарезервированный для использования министрами и президентами.

«Что, черт возьми, происходит?» — спросил префект.

— Это я хотел бы знать сам, — мрачно сказал Блан. «И я также только что слышал, что две наши танковые дивизии в Германии, 2-я и 5-я, движутся через Арденны на обратном пути во Францию, что не оставит французских войск на немецкой земле. Когда я звоню в Елисейский дворец, чтобы попросить о немедленной встрече, мне говорят, что президент занят советским послом…»

— А он завтра уезжает в Москву.

— Точно, — отрезал Блан. «В последнее время он ведет себя так, как будто меня не существует — полная смена настроения и метода, которые я даже не могу понять. Как будто он пытался спровоцировать мою отставку. Он может преуспеть — мне, возможно, придется уйти в отставку…

— Не делай этого, — быстро сказал Грелль. — Ты еще можешь нам понадобиться. Вы обсуждали это с другими министрами?

«Они лежат на спине!» Бланк взорвался. «Они думают, что он Бог, а они апостолы! Я единственный, кто начал задавать вопросы, требовать, что, черт возьми, происходит. Говорю вам, мне придется уйти в отставку, если так будет продолжаться…

«Не делай этого. Возможно, вы нам очень нужны, — повторил Грелль.

Всего через несколько минут после того, как Блан ушел, Греллю сказали, что его ждет еще один посетитель, и он попросил свою секретаршу повторить имя, уверенный, что она, должно быть, ошиблась. Но нет, это был комиссар Суше, его давний враг из службы контрразведки. Извинившись за звонок без предварительной записи, Суше втиснулся в кресло и сразу перешел к делу. — Эти слухи о государственном перевороте исходят из пригородов Красного пояса — из Биллианкура. Некоторые агитаторы сегодня очень активны, говоря, что скоро народу, возможно, придется защищать республику. Если исходить от этой сволочи, это отличная шутка, но я не смеюсь — я ужасно волнуюсь. Час назад некоторые из моих агентов обнаружили склад оружия в Рено. Я думал, ты должен знать. Кто-то должен действовать…»

Грелль сразу же предпринял решительные действия, сначала позвонив Роджеру Данчину, чтобы получить его одобрение, а затем отдав поток приказов. На всех общественных зданиях была выставлена охрана. К ключевым точкам, таким как телефонные станции и телевизионные передатчики, был отправлен специальный отряд. Крепкие бойцы CRS были призваны из казарм за городом в Париж для охраны мостов через Сену. С минимумом суеты Париж переходил на осадное положение. Потом в 19.30. Грелль совершил обычный визит в Елисейский дворец, чтобы перепроверить безопасность и подготовиться к поездке в аэропорт на следующий день.

Прибыв во дворец, Грелль не особенно удивился, обнаружив, что советского посла Ворина не только нет; с самого утра он не был рядом с Елисейским двором. Кому-то было приказано держать бывшего десантника Блана подальше от этого места до отъезда Флориана на следующий день. Допущенный во дворец привратником, открывшим ему стеклянные двери, префект направился к задней части здания, открывая и закрывая двери, казалось бы, случайным образом. Он искал Кассима, пса Флориана.

Он нашел его снаружи, в огороженном саду, где собака проводила так много времени, и где президент имел обыкновение прогуливаться с Леонидом Вориным, когда русский посещал Елисейский дворец. Когда появился Грелль, овчарка с лаем рванулась вперед сквозь тьму, подпрыгивая во весь рост и вцепившись передними лапами в плечи префекта, радостно дыша ему в лицо. Грелль протянул руку и на короткое время погладил животное вокруг ошейника с заклепками, окружавшего его мощную шею. Затем он дал Кассиму сильную пощечину, чтобы заставить его лечь, и вернулся во дворец.