«Прощупывая, Грелль, просто прощупывая… Данчин внезапно вернулся за свой стол, двигаясь так тихо, что Грелль не заметил, как он отошел от окна. Это была еще одна неприятная привычка Данчина, на которую его помощник Мерлин однажды пожаловался Греллю. «Он появляется без предупреждения, как призрак, и стоит позади вас. Знаете ли вы, что, когда люди идут обедать, Данчин прокрадывается в их офисы, чтобы проверить бумаги на их столах, чтобы убедиться, что они не делают того, о чем он не знает? Атмосфера внутри этого места ужасна, скажу я вам. Ужасный!»

Грелль выбрался из кабинета Данчина, как только смог, вытерев лоб, спустился вниз и вышел на свежий воздух. Я бы не стал работать здесь за миллион франков в год, сказал он себе, садясь за руль своей машины. Он уехал, выпустив выхлопные газы, как бы выражая свое облегчение. Не за десять миллионов франков!

Ален Блан родился в мире замков и денег, марочных вин и хорошей еды, обладал мозгом, который в более поздние годы мог усвоить детали договора о запрещении ядерных испытаний за треть времени, которое потребовалось бы Роджеру Данчину. Имея за спиной семейную землю и виноградники, Блан, приехавший из Оверни, не должен был работать ни дня в своей жизни. Он предпочел проигнорировать возможность праздной жизни, погрузившись вместо этого в жизнь яростной деятельности.

Человек огромной жизненной силы и аппетита к работе, он стал одной из ключевых политических фигур в режиме Флориана, человеком, с которым послы тайно советовались, когда им не удавалось добиться внимания Флориана. Буква «X», обозначающая символ скрещенных пушек Политехнической школы, школы, где деньги не заменят мозги, он был одним из пяти лучших студентов в год окончания. Его близкий друг, Гай Флориан, потерял сознание первым среди целой плеяды блестящих людей. Спустя годы, хорошо укоренившись в политической основе Франции, именно Ален Блан, манипулятор, руководил восхождением Флориана на пост президента.

Пятидесятичетырехлетний бывший десантник Блан ростом более шести футов был крепко сложен; полнолицый, с редеющими волосами, голова его была похожа на монашеский купол. Человек с сильным характером, он слыл способным уговорить любого согласиться на что угодно своей теплотой и веселой агрессивностью. Женщины особенно находили его привлекательным — таким он был живым. «Он не воспринимает себя всерьез, — как-то объяснила его любовница Жизель Мэнтон, — но к женщинам он относится серьезно — или делает вид, что…»

Его отношения с Марком Греллем были превосходны: префект понимал министра национальной обороны и никогда не позволял Бланку переубедить его. Когда они спорили, что случалось часто, то вели яростную шутку, и Блан знал, когда его бьют. «Твоя беда, Грелль, — сказал он однажды префекту, — в том, что ты не веришь в политиков…»

«Кто-нибудь?» — ответил Грелль.

Блан пришел навестить префекта во второй половине дня, вскоре после того, как Грелль вернулся после короткой беседы с Данчином. Для Блана было типично ехать в префектуру на своем «ламборджини», а не вызывать Грелля в свое министерство, и еще более типично, что он флиртовал с секретарем Грелля по пути наверх. — Мне придется похитить тебя, Вивианна, — сказал он девушке. — Вы слишком аппетитны для полицейских! Он ворвался в кабинет префекта, как летний ветер, улыбаясь и пожимая руки. «Каковы политические последствия этого покушения?» — спросил он, устраиваясь в кресле, свесив ноги на подлокотник.

«Мы чуть не потеряли президента», — ответил Грелль.

— Я говорю об этой женщине Дево, — отрезал Блан. — Если удастся доказать, что она когда-либо знала президента — пусть даже недолго, — пресса нас изнасилует. Они могут?»

«Вы лучше спросите у президента…

«У меня есть. Он говорит, что никогда не видел ее раньше. Но он мог ошибаться. Бог знает, со сколькими людьми он познакомился за эти годы — или знал немного. Я хочу сказать, что если ваше расследование обнаружит связь, не могли бы вы сообщить мне?

«Конечно…

Вскоре после этого Блан уехал, а префект мрачно улыбнулся, наблюдая из окна, как машина слишком быстро мчится к правому берегу. Строго говоря, обо всем, что всплывало на свет, следует сообщать только его начальнику, Роджеру Данчину, но все знали, что Блан был глазами и ушами Флориана, человеком, который решал проблему, когда возникала какая-нибудь неловкость. Буассо, вошедший в офис, когда Блан уходил, смотрел, как машина исчезает. — Совершенно невозможно заподозрить такого человека, — заметил он.

«Если Леопард существует, — ответил Грелль, — то потому, что он достиг такого положения, когда люди сказали бы: «Такого человека совершенно невозможно заподозрить…»

Один 9-мм пистолет Люгер, одно монокулярное стекло, три поддельных водительских удостоверения и три разных набора поддельных французских документов — по одному набору на каждого члена советского коммандос. Вальтер Бруннер, второй член команды, сидел в одиночестве в бетонной кабине на краю гоночной трассы в французских очках и проверял карты. Снаряжение, которое они должны были нести, было довольно скудным, но давно прошли те времена, когда советские коммандос путешествовали на запад, вооруженные экзотическим оружием, таким как пистолеты с цианистым пулемётом, замаскированные под портсигары. Искусство тайного убийства продвинулось далеко за пределы этого.

Бруннеру, валторне в Карлсбаде, ныне известном как Карловы Вары, было сорок лет; старейший член коммандос, которого он надеялся возглавить, пока Борисов не выбрал вместо него Карела Ванека. Низкорослым, чем Ванек, он был более крепко сложен и его темперамент был менее изменчив; круглоголовый, он скоро станет лысым, и он чувствовал, что именно его внешность убедила Борисова отдать руководство более молодому человеку. По крайней мере, он считался вторым членом команды из трех человек, заместителем Ванека, человеком, который возьмет на себя операции, если что-то случится с Ванеком, пока они будут на западе. Звание, как ни странно, является важным фактором в коммунистических кругах.

Бруннер был планировщиком коммандос, человеком, который прорабатывал маршруты и графики — и пути отхода — до того, как миссия была предпринята, человеком, который организовал предоставление фальшивых документов, который позже, когда они прибыли в пункт назначения, предложил тип применяется «авария». «Вы должны составить три различных плана, — любил говорить Бруннер, — а затем, когда вы прибудете на место убийства, вы выберете наиболее подходящий…» Пиво было его любимым напитком, и, в отличие от Ванека, он считал женщин опасными отвлекающими факторами. Отличительной чертой его были большие руки, «руки душителя», как грубо назвал их Ванек. В описании было некоторое оправдание; если полковник Ласаль должен был умереть в ванне, Бруннер, скорее всего, позаботится об этом.

Это была кульминация тренировки на заброшенном ипподроме за пределами средневекового города Табор; здесь трое чехов, составлявших коммандос, оттачивали мастерство организации «случайных» смертей. Любимым методом тренера Борисова была смерть в результате наезда на машину. Исследовательский отдел, размещенный в отдельной кабине и работавший в тесном контакте с коммандос, изучил статистику: в Западной Европе на дорогах погибло больше людей, чем по какой-либо другой причине. Затем последовали несчастные случаи в доме. Отсюда особое внимание Бруннера к утоплению в ванне, которое практиковалось в третьей бетонной кабинке с железной ванной и живыми «моделями».

Факт, в значительной степени неизвестный внешнему миру, заключается в том, что коммандос-убийца никогда не покидает территорию, контролируемую Россией, без прямой санкции трех членов (составляющих кворум) Политбюро в Москве. Даже в 1952 году, когда власть Комитета государственной безопасности достигла своего апогея, коммандос, направленный в Западный Берлин для похищения (или, если необходимо, убийства) доктора Лайма, должен был быть одобрен самим Сталиным и двумя другими членами Политбюро (одним из из которых был Молотов).