Сегодня в сумерки выпали какие-то особые минуты. Джагфар пробыл у окна, рядом с женой, дольше обычного. Настроение было на редкость благостное. Сидели в какой-то тихой задумчивости. Уже стемнело. Но свет не зажигали. Сидели, прижавшись друг к другу, не желая шевелиться. Было им тепло и уютно.

Джагфар первым поднялся с места.

– Вот те на! Я и позабыл, что поставил на кухне чайник. Сейчас принесу, если не выкипел.

Гаухар тоже встала, зажгла свет. Взгляд её упал на неоконченный этюд. Это был портрет всё того же Юлдаша. Кажется, она уже начала улавливать своеобразие этого мальчика: его живое, изменчивое лицо, смешливость и лукавство во взгляде, способность становиться вдруг по-взрослому серьёзным.

Не надо только торопиться. Кто знает, придёт время – специалисты заметят портрет. О художнице Гаухар заговорят, напишут статьи…

Вопреки обычной своей скромности, так мечтала Гаухар, пока муж собирал на стол. Чай пили долго. Гаухар была очень оживлена, много смеялась. Смех вырывался у неё непосредственно, заразительно, в нём не было ни кокетства, ни принуждённости. Это особенно нравилось Джагфару. У него доставало ума, чтоб понять: так может смеяться чистый, бесхитростный человек.

«Впереди нерабочий день – воскресенье. Надо будет отметить окончание дачного сезона, пригласить гостей», – думалось Джагфару за чаем. Он скажет об этом Гаухар только утром, в машине, не стоит заранее морочить ей голову. Как всякая женщина, она сейчас же взволнуется, начнёт строить слишком громоздкий план приёма гостей, пожалуй, и заснуть не даст. А скажешь неожиданно – ей и мудрить некогда будет.

Утром Гаухар, как обычно, проснулась раньше мужа. Тихо, чтобы не потревожить его, вышла во двор. Кажется, и сегодня день будет тёплый, тихий. Как тут выдержать, не искупаться? Ведь уже несколько дней не плескалась в реке. За чем же дело стало? Набросила полотенце на плечо, захватила резиновую шапочку и вышла из дому.

На берегу она, как всегда, загляделась на Волгу. Наверное, вода уже похолодела, но, право, никак не хочется этому верить: и трава как будто не сильно пожухла, и солнце просто в шутку ленится – не пылает, как летом. На реке прибавилось отмелей, вон сколько новых островков появилось. А вода и в самом деле холодная. Но Гаухар безбоязненно окунулась, быстро поплыла. Всё же было знобко. Она повернула к берегу. Только когда растёрлась и оделась, тело начало гореть. По дороге к дому окончательно согрелась.

Смотри-ка, что делает тепло! Оставшиеся на клумбе цветы повернули головки к солнцу. И всё-таки пора цветов миновала, они ещё радуют, но не по-летнему.

Джагфар уже давно был «на ходу» – наладил машину, заварил чай. Гаухар только успела убрать постели, как он внёс чайник. За столом Гаухар не без хвастовства сказала, что купаться хорошо и в начале осени, если, конечно, человек не ленив и не боязлив. Муж, посмеиваясь, ответил:

– Успею. Я и летом не спешил купаться, а сейчас куда торопиться…

Джагфар вёл машину быстрее обычного. Он был доволен, что «Москвич» послушен и хорошо тянет; лицо у него порозовело, глаза искрились. Нет, поистине век живи – век учись, в том числе и пониманию человека! Гаухар ещё никогда не видела мужа таким оживлённым, следила за ним с внутренней радостью. А Джагфар, кажется, чувствовал её хорошее настроение. Сочтя минуту подходящей, он поделился своим намерением пригласить гостей. Вообще-то Гаухар не одобряла неожиданных застолий, но на этот раз без возражений согласилась.

– В таком случае, я куплю продукты и буду ждать тебя дома, ты не задерживайся на работе, – ответила она.

Гаухар поднялась на третий этаж школы, в одной руке держа небольшой портфель, в другой – классный журнал. Ребята уже сидели в классе.

Она намеренно задержалась у двери, выжидая, пока утихнет шум, потом вошла в класс. Тридцать шесть учеников встали. Гаухар привычно поздоровалась, так же привычно сказала:

– Садитесь.

За какие-то минуты она успела оглядеть ребят. Одни, чуть улыбаясь, смело смотрят на неё; другие прячут глаза, делают вид, что роются в портфелях, некоторые перешёптываются с соседями. Знакомая картина. Гаухар словно бы чувствует дыхание класса. Затем следует привычная фраза:

– Ну, успокоились наконец?

Гаухар уже знает, у кого в первую очередь спросить урок, с кем предстоит поговорить особо, в учительской. Но и в течение урока она не перестаёт приглядывать за отдельными учениками. Непрестанное наблюдение за классом в натуре преподавателя. Делается это тактично, чтоб не бросалось в глаза ученикам, не походило на удручающий надзор.

И всё же только очень опытные педагоги, – да и то можно ошибиться, кажущееся спокойствие принять за настоящее, – ведут себя на уроках совершенно уверенно. А молодые, вроде Гаухар, – эти волнуются каждодневно. Но, присмотревшись внимательно к их лицам, можно увидеть и затаённую радость, и надежду, что в недалёкие лучшие дни, когда тревога за своих воспитанников рассеется, можно будет облегчённо вздохнуть.

Нынче суббота, день этот проходит в школе как-то особенно быстро, – последний урок подкрался незаметно. Детвора более шумно, чем в другие дни, выбегает из класса. Гаухар провожает их улыбчивым взглядом. Попытка удержать ребят была бы напрасной, да и незачем пытаться. В их годы она и сама выбегала бы на улицу так же шумно и торопливо. И совсем не потому, что слишком уже надоели уроки, а просто так, хочется бежать – вот и побежала бы. Свобода ведь всегда заставляет торопиться, бурно проявлять свои чувства.

По пути домой Гаухар купила в магазине всё необходимое, помня, что на сегодня Джагфар позвал гостей. Ему-то тем более не следовало забывать об этом, но он почему-то несколько запоздал и был явно не в духе.

– Чего хмуришься? – спросила Гаухар. – Надо бы тебе сегодня повеселее быть.

– Устал. Как назло, в субботу навалили всякой работы неотложной… Ты сама-то готова?

– За мной дело не станет.

Вскоре они были уже на даче. Джагфар сразу повеселел, – должно быть, дачный воздух освежил его. Он с особой готовностью помог жене накрыть стол. С полным знанием дела расставил закуски и напитки. Сам он мало пьёт – за всю их совместную жизнь Гаухар ни разу не видела его пьяным. Но толк в винах он знает. Гаухар удивлялась этой странности, как-то даже полюбопытствовала, где он добывает вина и коньяки, должно быть, особенных марок, со множеством печатей и медалей и в замысловатых, фигурных бутылках.

– При желании можно найти, – как-то неопределённо ответил Джагфар. – На вина нельзя скупиться. Гость хоть и не выпьет всего, что расставлено на столе, но посмотреть посмотрит. Нарядные бутылки особенно производят впечатление на женщин.

Дача обращена фасадом к Волге, и в этот погожий сентябрь комнаты целыми днями залиты солнцем. Багровые закаты над рекой – и те хорошо видны из окон. Дни удивительно ясные, на небе ни облачка. Единственное, что изменилось, – вода в реке сделалась вроде бы потемнее, чем летом.

– В природе что-то особенное творится: будто осень с летом поменялись местами, – говорила Гаухар, хлопоча у стола. – Хорошо, если погода удержится ровной… – Должно быть, ей доставляли удовольствие и эти хлопоты, и этот невзыскательный разговор – она улыбалась, хотя улыбка была несколько усталой.

– По-моему, учительнице следовало бы знать – погода не имеет права портиться, пока у нас не побывают гости и пока мы не устроим проводы дачному сезону, – шутливо и дружелюбно говорит Джагфар. – А потом учти: красота осени держится, пока светит солнце. При первом ненастном дне всё мгновенно изменится к худшему. Ведь так, милая? – Отступив на несколько шагов, прищурясь, он окинул взглядом накрытый стол. – Кажется, ничего, а?

– Лучше не придумаешь! – рассмеялась Гаухар. – Ты прямо-таки погружаешься в поэзию, расставляя эти бутылки.

– Я тут не оригинален, Гаухар. Настоящие поэты открыли эту красоту за тысячу лет до моего рождения. Вспомни-ка Омара Хайяма, Хафиза да и других. Я всего лишь жалкий подражатель… Впрочем, сколько сейчас времени? Не пора ли поторопиться нашим гостям? – Он взглянул на круглые часы, стоявшие на туалетном столике. – Ага, вот и они!