– Ты готов, Джагфар? Садись за стол.

– Это проще всего. Сейчас сядем. – Причёсывая мокрые волосы, Джагфар вышел из ванной. – Ужасно голоден. Кажется, одним махом, не жуя, проглочу все твои перемячи.

– А я и одного не дам тебе, если не захочешь жевать, – рассмеялась Гаухар. – Хочешь, прочту тебе лекцию о правилах…

– Спасибо! Я – без правил. – Джагфар подхватил на вилку перемяч, отправил в рот.

– Значит, остался без языка. Не будешь болтать за едой.

– В Алма-Ате меня угощали бешбармаком, в Ташкенте пловом, но, кажется, всем этим яствам далеко до наших перемячей, – говорил Джагфар, утолив первый голод.

– Каждый хвалит свою любимую еду. Ешь, Джагфар, только береги язык, тебе ведь завтра читать лекцию.

Дни заметно удлинились. Не только в четыре, в пять, но и в шесть часов вечера ещё светло. Когда много света, меньше устаёшь на работе и настроение бодрее. После уроков Гаухар, как всегда, не очень торопится домой: по дороге заходит то к одному ученику на дом, то к другому, беседует с родителями. Ведь у неё тридцать пять учеников, даже с тем, кто хорошо учится, нет-нет да и случится какой-нибудь казус. О Дамире она теперь меньше беспокоится, в учёбе он уже наступает товарищам на пятки. Заметно подтянулся и Шаукат. Он стал активнее относиться не только к учёбе, но и ко всему, что происходит вокруг. Конечно, и на нём сказывается живительное приближение весны, но главное – он почувствовал внимание людей, наверно, и мать стала лучше относиться к нему. Одно время Гаухар уже отчаялась было изменить что-либо в Шаукате, думала, что он искалечен нравственно на всю жизнь. Но, оказывается, оставалась надежда на исправление мальчика.

Как-то произошёл случай, который и обрадовал, и встревожил Гаухар.

Последний урок только что закончился. Гаухар, как обычно, задержалась на несколько минут в классе – складывала книги в портфель, убирала в шкаф учебные пособия. Она заметила: Шаукат стоит у окна, подзывает к себе товарищей:

– Дамир, Хасан, смотрите-ка, синичка прилетела, на карнизе сидит. Тихо! Не вспугните её!

Но Дамир или пропустил мимо ушей предупреждение, или не посчитался с ним – шумно подбежал к окну. Синица вспорхнула, мгновенно скрылась из виду. Дамир посмотрел на Шауката, громко рассмеялся.

– Ребята, глядите-ка, Шаукат готов заплакать! Эка беда – улетела, на то у неё и крылья. Ты вот и полетел бы, да крыльев нет.

– Она не улетела бы, ты напугал её, – через силу ответил Шаукат. – Она ведь голодная. Я хотел покрошить ей хлеба.

– Откуда ты знаешь, что голодная? – не переставал смеяться Дамир. – Она что, сказала тебе?

– После зимы птицы всегда голодные.

– Ври больше! Птицы долго могут обходиться без корма. Иначе все они погибли бы за зиму. – Дамир дёрнул ближайшего мальчика за ухо и хотел бежать к выходу.

Гаухар остановила его:

– Ты почему вспугнул синицу? Ведь Шаукат просил тебя не шуметь. А ты ответил насмешками. Шаукат правильно говорит, птица голодна, потому она и прилетела к нашему окну. Ты должен бережней относиться к птицам, они приносят много пользы человеку и к тому же украшают природу. Разве я неправильно говорю?

Дамир смущённо молчал.

– Ну, отвечай, Дамир, – настаивала учительница. Мальчик поднял голову:

– Вы-то правильно говорите, а Шаукатка ничего не смыслит, он ведь с придурью.

Дамир, должно быть, запросто, по-ребячьи, выпалил словечко. Но Гаухар так и вспыхнула. «До чего же я ещё плохо знаю ребят! Четвёртый год занимаюсь с ними и не замечаю, как они бывают грубы!» Она заставила себя воздержаться от резкостей. Усадила Дамира за переднюю парту, велела Шаукату сесть рядом с ним. Сама разговаривала стоя – так получалось внушительней.

– Дамир, – начала она, – ты обидел товарища. Сильно обидел! Я не ожидала от тебя такой выходки. Сейчас же попроси у Шауката извинения. Он умный, сердечный мальчик. Никто из вас и не подумал накормить птицу, а Шаукат хотел дать ей крошек. Почему же ты думаешь, что он глупее других? Кто дал тебе право так судить о товарище?.. Вот что – завтра же сделайте кормушки, насыпьте в них зёрен или хлебных крошек, выставьте кормушки за окно, на карниз. Договорились?

– Но синичка больше не прилетит, она испугалась, – сказал Шаукат.

– Прилетит. Птицы не злопамятны, и вы убедитесь в этом.

– Хорошо, – ответил деловитый Дамир, – мы сделаем кормушки.

– А ты, Шаукат, почему не поднимаешь глаз? Всё ещё сердишься на товарища? Долго держать обиду – нехорошая привычка. С этой привычкой тяжело будет жить. А ты, Дамир, так и не попросил извинения у Шауката.

Дамир, весь пунцовый, молчал, он дышал тяжело и отрывисто.

– Ну, мы ждём, Дамир, скажи: «Извини, Шаукат, я больше не буду оскорблять тебя». Скажешь – и тебе сразу легче станет.

Очень трудно признать себя виноватым и произнести первые слова извинения. Однако учительница и ребята вместе с ней ждут. Как ни крутился, ни вертелся Дамир, но пришлось ему повторить слова учительницы: «Извини, Шаукатка, я больше не буду оскорблять тебя». Голос у него был сиплый, чужой. Выговорив эти страшно тяжёлые слова, Дамир шумно перевёл дух.

Но учительница не унималась:

– Ты сказал: «Извини, Шаукатка». Это неправильно. Нельзя коверкать имена. Имя даётся человеку на всю жизнь. Подумай-ка… Значит, не Шаукатка, а Шаукат.

– Шаукат, – уже с присвистом просипел Дамир.

– Ну вот, молодец. Ты настоящий мужчина, честно признал свою ошибку. А теперь отправляйтесь вместе домой. Забудьте эту неприятность, будьте снова друзьями. Завтра приходите с кормушками. Сумеете сделать?

– Сумеем! – хором ответили ребята. – Надо взять дощечку вот такой величины, просверлить в углах дырочки, продёрнуть в них верёвочки, вот и всё!

Они объяснили всё это, перебивая и поправляя друг друга. Учительница терпеливо выслушала всех, кивнула:

– Правильно. А что надо сделать, чтобы крошки не просыпались с дощечки?

– По сторонам прибить тоненькие планки.

– Верно, Шаукат! Молодцы! А теперь – по домам!

Гаухар задержалась в классе ещё на несколько минут. Стояла у окна и смотрела. Ребята, пожалуй, не помирятся так скоро, как хотелось бы ей. Действительно, при выходе Дамир задиристо толкнул Шауката. Тот не остался в долгу. К удовольствию Гаухар, на том и кончилась «дуэль». Прежде Шаукат, забитый, неуверенный в своих силёнках, только слезами умел отвечать на обиду. А тут, видишь, расхрабрился, дал сдачи. И правильно, – может быть, впервые сумел постоять за себя.

На следующий день, после первого урока, ребята показали учительнице отлично сделанные кормушки. Большинству мастеров наверняка помогали отцы или же старшие братья. А Шаукату пришлось положиться только на собственные руки, смекалку и старание. И получилась у него кормушка, пожалуй, самая лучшая. Он прибил к дощечке пятую планочку, выступающую свободным концом вперед. Это для того, чтобы птица, поклевав, могла отдохнуть на планочке, почистить перья, почирикать. Да, признали ребята, это здорово придумано.

Осталось в большую перемену прикрепить кормушки к карнизу или к внешнему переплёту оконных рам. Но эту работу, с общего согласия, поручили сторожу.

Сперва кормушки не привлекали внимания птиц. Ребята разочарованно посматривали в окна. Но вот в конце последнего урока на одну из кормушек вдруг опустилась откуда-то выпорхнувшая синичка. И надо же было случиться – она выбрала кормушку именно Шауката.

Что тут поднялось в классе! Одни кричали: «Это вчерашняя!» Другие не соглашались: «А по каким приметам это видно?» Даже девочки приняли участие в споре. Одна из них пропищала: «Шаукат, спроси у неё: «Ты вчерашняя?»

Гаухар еле уняла ребят:

– Замолчите же! Опять вспугнёте.

Тишину удалось установить, хотя конец урока был скомкан: какая уж тут арифметика, коль за окном творится такое! Впрочем, трудно сказать, скомкан ли. Скорее всего, арифметика была дополнена живым, наглядным примером из биологии.