Я дотронулась до руки Паломы. Крошечные волоски на ее предплечье встали дыбом из-за вечерней прохлады.

— Не ты все это сотворила, — возразила я.

— Я покинула свой дом, — сказала она. — Попрощалась с родителями и сестрами. Смирилась с мыслью, что могу не вернуться. Исследовательские корабли частенько не возвращаются. — Она медленно покачала головой. — Но я не готова потерять их всех. — Ее голос дрогнул. — Все должно было пойти иначе.

Я не стала высказывать свои мысли: именно так все и должно было пойти. Именно такой ход событий я и наблюдала во всех видениях. Ход событий естественный для нас — обитателей этой выжженной земли. Ведь война и баки уже существовали раньше и вот вернулись опять. Люди рождаются и умирают, вращая замкнутый круг. Взрыв тоже уже был, и, приходя в себя от видений с немым сожженным горлом, я знала — он вновь произойдет.

        * ΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩ * 

До похода на Шестое убежище оставалось шесть дней. Снаружи продолжалась подготовка, а тем временем мы, находясь в приюте, тонули во взглядах и шепотках и передавали друг другу подозрения, словно кружку кислого вина. Виолетта и ее солдаты вернулись, как и вторая группа, — о Ксандере никаких новостей, просто след затерялся в болотах. Салли слова не проронила, выслушав их отчеты; она восприняла новости с фатализмом, который я посчитала более тревожным, чем слезы или гнев.

Дудочник нервничал и рявкал на меня и Палому всякий раз, как мы приближались к окну в гостиной, выходившему на улицу. В третий раз я огрызнулась.

— Мы оба знаем, что Ксандера предал кто-то из близкого окружения, Дудочник. Может, попытки отогнать меня от окна и придают тебе больше значимости, но меня это не спасет.

Он ничего не сказал — только с грохотом закрыл ставни, отсекая нас от улицы. И от того, что обвинения остались висеть в воздухе, лучше я себя не почувствовала.

Позднее Дудочник зажал меня в коридоре около кухни.

— Ты же знаешь, это был не я, — сказал он.

— Хватит говорить мне о том, что я знаю, а чего нет, — ответила я.

Он не дал мне уйти, и я вновь ощутила его массивность. Когда он вот так стоял передо мной, перекрывая коридор, лишь капля света могла просочиться из-за его спины со двора.

Его голос стал тише.

— Я доверял тебе, даже когда ты едва не убила нас обоих в Ковчеге. Никогда в тебе не сомневался.

— Никогда? — переспросила я. — Ты сказал Инспектору, что я на пороге безумия.

— А разве это не так?

Я и сама давно чувствовала, что безумие подстерегает меня, неотвратимое, словно взрыв. Но слышать, как об этом походя говорит кто-то еще — совсем другое дело.

— Почему тот солдат в Блэквуде тебя отпустил? — спросила я.

— Я же сказал. Не знаю. Верь во что хочешь. Но я никогда не предал бы Ксандера.

Я уставилась на руку Дудочника. Я видела ее на плече Ксандера, когда Дудочник его успокаивал. И видела, как та же рука приносила смерть одним взмахом клинка. Столько раз Дудочник спасал меня. Столько раз убивал ради меня.

— Скажи, что веришь мне, — потребовал он.

Я так хотела поверить. Но после случая с тем солдатом простые ответы у меня закончились. Я протиснулась мимо Дудочника, прижавшись плечом к холодной каменной стене, и ушла прочь.

В эти дни каждый раз, когда я входила в спальню, Зак встречал меня с явным облегчением.

— Будь осторожна, — повторял он снова и снова. — Не верь им.

Я не отвечала, даже не смотрела на него, но его шепот все равно проникал внутрь. Мы, омеги, как утверждалось, были прокляты и несли в себе тлен взрыва. «Она — отрава», — однажды предупредил Зак Дудочника насчет меня. Но сейчас отравой стал Зак. Его кандалы и цепи не могли окоротить отчетливо слышимый шепот, даже когда я прижимала к голове подушку. В эти длинные ночи Зак говорил об Инспекторе, его старых связях с Воительницей и жажде власти. Говорил о Дудочнике и его безжалостности. Даже о Паломе: «Ты понятия не имеешь, каковы ее истинные мотивы. Зои и Палома верны сейчас только друг другу». В темноте эти речи исподволь просачивались в мое сознание.

Я понимала, что Зак делает и почему, но не могла его игнорировать. Все его нашептывания в дни и ночи после исчезновения Ксандера только вторили моим собственным страхам. Сомнения и подозрения, которые я пыталась держать в узде, Зак призывал в комнату, где я спала, и давал им волю, чтобы рыскали вокруг нас, точно крысы на стропилах.

        * ΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩ * 

Из казарм пришло известие: Таша умерла. Врачи вытащили стрелу, сообщил вестовой, но она потеряла еще больше крови и скончалась спустя несколько часов после возвращения в Нью-Хобарт.

Я закрыла глаза. Не хотелось показывать гонцу свои чувства. Злость и в равной степени горечь — все впустую. Мы так далеко ее увезли, и тем не менее в итоге она мертва, как если бы мы бросили ее на поляне в Блэквуде с торчащей из бока стрелой.

— Есть еще кое-что, — продолжал гонец.

Я приготовилась выслушать новую порцию дурных вестей.

Посланец был молодым альфой, одним из солдат Инспектора. Он явно ощущал неловкость с самого начала, когда постучался в дверь приюта и увидел искалеченные ноги Эльзы, сопровождавшей его по коридору. От меня он держался подальше, словно мои видения могли его заразить. Но сейчас он посмотрел прямо мне в глаза.

— Говорят, именно вы — вы и прочие — привезли ее живой из Блэквуда. Вы могли бросить ее там, но не сделали этого.

Я шевельнулась в кресле. Дудочник, находившийся рядом со мной, заговорил:

— Мы сделали для нее то же самое, что сделали бы для любого из наших бойцов.

— Немного нашлось бы в казармах людей, которые поступили бы так же, сэр, — ответил солдат. Он был, в сущности, еще мальчишкой: чуть за двадцать, с подбородком, местами покрытым пушистой порослью, которую еще очень нескоро можно будет назвать бородой. — Ташу все любили, сэр. Когда я вступил в армию, она за мной приглядывала. Есть еще несколько таких, как я, кто узнал, что вы спасали ее до последнего. Таких, кто вернет долг, если до этого дойдет.

Солдат покраснел, низко опустил голову и быстро ушел. Но в эту затворническую болезненную пору разлада, наступившую после похищения Ксандера, слова юного бойца стали для меня опорой. Мы кое-что строили здесь, в Нью-Хобарте. Я могла лишь надеяться, что у нас будет шанс это строительство завершить.

Во сне, пришедшим ко мне той ночью, Ксандер вернулся домой. Он шел по восточной дороге прямо к городским воротам. Когда я подбежала к нему и попыталась обнять, он начал рассыпаться у меня в руках. Словно слепленный из мокрого песка.

Очнувшись, я помчалась к двери, даже не зажигая свечу. Зак окликнул меня, сел, клацнув кандалами. Я не обратила на него внимания, потому что уже во весь голос звала Дудочника.

Несмотря на все подозрения касательно Дудочника после Блэквуда, я была благодарна, что он выслушал меня и не пытался оспорить мое видение. Лично возглавив отряд из пятнадцати солдат, он выехал по восточной дороге, которая вела в Уиндхем, еще затемно. Все остальные жители приюта тоже оказались на ногах: позабыв о сне, мы ждали в кухне, укутав плечи одеялами, пока Эльза кипятила один чайник за другим. Хотя весна приближалась к середине и дни были теплые, ночами порой прихватывало холодком. Зои и Палома плечом к плечу сидели ближе всего к двери. Эльза шумно ковыляла по кухне, будто надеялась, что уборка и горячая вода каким-то образом помогут вернуть Ксандера. Салли застыла отдельно, не говоря ни слова. Она повернулась лицом к востоку и сидела на скамье боком, уставившись на стену возле камина. Сомневаюсь, что она вообще замечала свою неудобную позу, просто всем существом ожидала весточки с той стороны.

Чтобы отвлечься от ожидания и уйти от взглядов других людей в кухне, я даже отнесла чашку чая Заку. Аккуратно поставила ее на пол между нашими кроватями, на линии, куда его цепи позволяли дотянуться.