Мама стояла в дверном проеме, прижимая ко рту носовой платок. Глаза ее покраснели, чуть припухли. Мама плакала.

– Что случилось? – снимая наушники, спросила Инга. – Почему, ты плачешь?

– Я не плачу, доченька, – улыбнулась мама вымученной улыбкой, – лук резала, вот глаза слезятся.

– Мам, оставь глупые отговорки для папы. – Инга поднялась из-за компьютерного стола, подошла к маме и положила руки ей на плечи. Роста они были примерно одинакового, но мама все равно казалась чуточку ниже из-за того, что постоянно сутулилась, будто бы боялась выпрямит спину. – Он с большим удовольствием сделает вид, что поверил тебе и сядет на диван у телевизора. Рассказывай, что случилось.

– Я же сказала, все в порядке, – неожиданно резко и даже грубо ответила она, поведя плечами, желая избавится от объятий дочери. – Идем ужинать.

– Фиса, ты чего там? – Крикнул с кухни отец. Он всегда называл жену дурацким сокращенным именем, хотя, мама звалась красиво – Анфиса. – Стынет все.

– Иду! – отозвалась мама, стараясь незаметно промокнуть уголки глаз платком. – Инга, мой руки и за стол.

Плохой признак. Мама всегда называла ее «дочка», «доченька», в крайнем случае «дочь». Если вдруг произносила имя, да еще с такой интонацией, будто отчитывала за что-то, становилось ясно, она чем-то недовольна или обеспокоена.

Инга точно не сделала ничего плохого, выходило, что маму расстроил кто-то другой. Вряд ли папа. Они почти не ругались. Мамины слезы Инга и вовсе видела всего однажды на похоронах бабушки.

Она прошла в ванную, включила воду. Сама же тихонько выскользнула и на цыпочках прошла ближе к кухне, надеясь, что родители разговором выдадут себя.

Инга не ошиблась.

Сначала было тихо, но потом она услышала тихое папино:

– Да в ванной она, не мельтеши. И вообще, я сказал, что разберусь, значит, разберусь. Чего разревелась сразу?

– Антоша, – мама не таясь всхлипнула, – криминал же, а у нас Инга.

Упоминание собственного имени резануло слух.

– И что Инга? – зашипел папа. – Она тут вообще ни при чем! Суп выключи, через край уже льет.

– Ты сам знаешь, о чем я. – Щелкнула ручка газовой плиты, звякнули ударяясь друг об друга тарелки. – Рудый свои капиталы не на заводе заработал. У него таких девчонок…

Дальше мама не договорила. Послышались сдавленные рыдания, а затем громкий окрик отца:

– Инга, ты где там застряла? Сколько тебя ждать можно?

Она едва не выдала себя, почти сказала, что уже здесь, но вовремя опомнилась и вернувшись в ванную, быстро ополоснула руки и поплескала в лицо водой.

Оказалось, она сильно побледнела.

Родители скрывали от нее нечто важное и ей нужно было узнать, что именно. Но как? Просто спросить? Вряд ли они с удовольствием откроют все секреты. Если бы хотели, не скрывали бы. Но дело явно серьезное. И кто такой Рудый? Это вообще фамилия или прозвище?

Ела Инга без аппетита, постоянно косясь на родителей. Вот только вели они себя совершенно нормально и никак не проявляли хоть каких-то эмоций, за которые можно было бы зацепиться.

Кто такой Рудый, она узнала очень скоро. Только знание это не принесло ей никакой радости.

И вот теперь она ехала в машине с совершенно незнакомым мужчиной, посланным по ее душу. В случайное появление «принца» Инга по-прежнему не верила, старалась не смотреть в его сторону и молчала.

Когда машина остановилась, она с удивлением увидела вывеску «Травмпункт» Ее привезли не в обычную больницу, а в платный медицинский центр.

– У меня нет денег. – Инга не пыталась вызвать к себе жалость. У нее действительно не было с собой денег, только паспорт в кармане джинсовой курточки. – Почему, вы не отвезли меня в городскую больницу?

Мужчина, ничего не ответив, вышел из машины, обошел и дернул дверь со стороны Инги. Она испуганно вжалась в сиденье. Теперь точно нечего бояться, но она все равно боялась. У мужчины был такой взгляд, от которого хотелось спрятаться, забиться в угол и не выходить, пока не стихнет звук его удаляющихся шагов.

– Сама выйдешь? – Спросил вроде спокойно, почему же тогда позвоночник Инги пробрало ледяным холодом? И почему она мотает головой, как лошадь на выпасе? Одно ясно совершенно отчетливо, сама она точно не выйдет. Как можно выйти, если примерзла к кожаному покрытию и вообще едва можешь дышать?

– Понятно, – зачем-то усмехнулся он, склоняясь к Инге. – Будет больно, скажи.

Больно не было.

Было приятно.

Второй раз за день ее брал на руки красивый, сильный мужчина.

Второй раз в жизни ее носили на руках.

Досадно, что несут всего лишь на рентген. Да и тот, кто несет, отъявленный негодяй и бандит.

Инге никогда не везло на мужчин. Теперь не повезло снова.

А жаль.

Она так мечтала, чтобы этот момент растянулся на как можно дольше и одновременно гнала от себя такие мысли, что не заметила, когда ее вновь поставили на ноги. Буквально опустили с небес на землю.

От боли Инга не закричала лишь из соображений соблюдения приличий, ведь в длинном коридоре, казенно-белом и кажущимся холодным, на обтянутых дерматином диванчиках, сидели такие же бедолаги, как он сама.

Выбрав свободное место, Инга на одной ноге допрыгала до него и села, опираясь о стену. На мужчину, так и не двинувшегося с места, чтобы помочь ей, она старалась не глазеть.

Получалось плохо.

Она видела, что он стоит, сунув руки в карманы брюк и о чем-то напряженно думает. По крайней мере, серьезная мина на его лице выражала что-то похожее на мыслительный процесс. Но стоило ему скосить взгляд в ее сторону, как Инга резко перевела внимание на первого попавшегося человека. Им оказался довольно молодой парень, вряд ли старше нее самой, ему было максимум двадцать три, может, двадцать четыре года. На его лице сияла широкая улыбка, при том, что одна рука у него оказалась зафиксирована подвязкой и поводов для веселья вроде не наблюдалось.

Парень подмигнул Инге и ей пришлось спешно отвернуться. К тому же в тот самый момент до ее слуха донеслись крики и брань.

– Я не меньше вашего пострадала! – разорялась женщина в линялом сарафане. – Сказано в порядке живой очереди, вот и ждите, когда ваша подойдет!

Она даже не сомневалась, что, а точнее кто стал источником конфликта.

С трудом поднявшись, Инга снова была вынуждена скакать на одной ноге, дабы успокоить женщину и объяснить мужчине, с которым та ругалась, что более в его услугах не нуждается и дальше как-нибудь сама.

Собственно, все заготовленные доводы застряли у нее в горле, когда он, не произнеся ни звука, в очередной раз подхватил ее на руки и буквально с ноги распахнул дверь в кабинет врача, внося Ингу внутрь. Она даже среагировать не успела.

Захлопнувшаяся дверь отсекла истеричные крики тетки в сарафане.

– Не собираюсь тратить время за свои же деньги.

Не понятно кому адресовалась фраза, но замолчали и ошалевший доктор, и Инга. Маловероятно, что его остановил бы тот факт, что здесь все заплатили за прием, но все равно сидят в общей очереди и ждут.

Такие как он привыкли получать все и сразу. А недовольных или сопротивляющихся легко убирать с пути, как нечто незначительное, вроде камешка в ботинке, остановился, вытряхнул и пошел дальше.

Инга точно такой же камешек, только чуть острее других и с ним придется повозиться немного дольше. Итог все равно один.

Мужчина уложил ее на кушетку и коротко бросил:

– Лечи.

После чего спокойно вышел из кабинета, аккуратно прикрыв за собой дверь.

– Простите, – залепетала, Инга, глядя на средних лет доктора. Тот уже взял себя в руки и подошел к кушетке.

– Слушаю вас. – В голосе сталь. Он явно недоволен поведением пациентки и скорее всего уже повесил на Ингу ярлык одной из тех взбалмошных особ, считающих себя королевами за счет богатеньких мужей. Зачем-то пояснил: – Пациентов много после майских праздников, коридор забит. Обычно нет такого наплыва.

– Нога, – коротко ответила Инга, чуть приподняв пострадавшую конечность. Впадать в пространные обсуждения не хотелось, все равно не поверит. А сегодняшняя их встреча будет первой и последней.