— Надо, — согласно кивают, выжимая сарафан и отыскивая взглядом улетевшие при падении очки. Ну вот. Очки обнаруживаются на дне бассика. Как и ремень.

Приходится нырять повторно и уже после этого, оставляя за собой мокрые лужи, ковыляем в отель.

Девочки направо, мальчики налево. Как обычно, расходимся, но на этот раз слушать совесть у меня желания не наскребётся даже при сильном желании. Во-первых, мы не закончили разговор. Толком не успели его начать даже. Во-вторых, я привёз её сюда не для того, чтобы прятаться по разным комнатам.

Так что наскоро переодеваюсь, проверяю по гуляющей тюли, открыта ли на другом конце балконная дверь и неуклюжим домушником перебираюсь туда. Можно и по-человечески, не спорю, но тогда есть шанс, что не пустят. Тут же верняк.

Правда по дороге натыкаюсь на буйную мадам в номере по соседству. Буйную и крепкую на словцо. Среди отборного мата самым мало-мальски вменяемым проскальзывают лишь «извращенец» и «я сейчас охрану позову».

— Дамочка, остыньте. В вас вес за сто кило. Меня это не возбуждает. Если я и буду за кем-то подсматривать, то точно не за вами.

— Да как ты…

Ускоряюсь, спасаясь от полотенца и оскорблённой мамонтихи, но в ушах ещё долго стоят её визги. Тётка не успокаивается даже когда я теряюсь из её поле зрения.

Фырчит и фырчит.

Зои копошится в душе, за матовой стеклянной перегородкой, заменяющей обычные стены и открывающие шикарный вид на соблазнительный девичий силуэт. Благослови европейскую моду на совмещённые со спальней ванные комнаты. Перебарываю искушение присоединиться и возвращаюсь на балкон, перекурить.

К тому моменту как Зои появляется на горизонте, успеваю спалить до фильтра третью сигарету. Сижу в тени горшочного куста и наблюдаю за аппетитной попкой в чёрных труселях, вышедшей ко мне. Принцесса развешивает на перекладине мокрое платье, заканчивает, оборачивается… и подпрыгивает от неожиданности, хватаясь за сердце.

— Ты нормальный?! — злобно шикает она. — Здесь не проходной двор.

Сминаю окурок в пепельнице, из вежливости стараясь не пялиться на едва ли прикрытую тонкой маечкой грудь. Очень тонкой. И немного влажной после душа. Ох, нельзя. Нельзя так с моим воображением. Мне и прошлого раза хватило. Тогда стоило немалых усилий держать лицо.

— Ты так и не ответила, почему именно стриптиз? — попробую отвлечься от скабрезных мыслишек, но ничего обещаю.

— Так ты как бы и не спрашивал.

— Спрашиваю.

— А почему нет? Или идея с официанткой в «Чайхоне» тебе больше по вкусу?

Уела, умница. Ещё б прикрылась. От греха подальше.

— Слушай, скажи спасибо, что не секс по телефону. Такой вариант тоже был, но я решил, что для психики родителей это перебор.

— Ты такой заботливый.

— Есть немного. Так почему стриптиз? Надеюсь, это не последствия детской травмы и желание поднять самооценку?

— Переживаешь, что можешь оказаться косвенно причастным к моей моральной деградации? — насмешливо кривится Крамер.

— Честно? Да.

Это приходило мне в голову. После вчерашнего разговора.

— Ну так выдохни. Ты тут точно не причём.

— А кто «причём»?

— Да никто. Это работа за которую платят. С удобным для меня графиком. Какие претензии?

— Это ты своё состояние зомби называешь удобным графиком?

— Меня устраивает.

— А меня нет.

— Не твоя забота, — принцесса собирается уйти обратно внутрь и, кто знает, возможно даже спрятаться от меня за семью замками, поэтому приходится работать на опережение. Ловлю её на полпути.

— Ещё как твоя, — оттесняю Зои к парапету, выставляя руки вперёд, чтобы она не смогла ускользнуть. — Ты мне просто объясни, для чего? Так нужны деньги?

— Деньги нужны всегда, — нервозно елозят на месте, пряча взгляд за опущенными ресницами. Да ладно? Неужели до сих пор меня боится? Я думал, мы вчера с этим всё выяснили.

— Ну так дам я сколько нужно. Только заканчивай с ночными танцульками. Ты ведь всегда хотела заниматься гимнастикой. Вот и иди в этом направлении. А пляски у шеста оставь пустоголовым куклам.

— Оставлю, но не сейчас. Или ты думаешь, что это предел моих мечтаний?

— Я ничего не думаю. Я просто знаю, что не хочу видеть тебя в том клубе.

Ага. Вот. Вот теперь на меня рассерженно вскидывают янтарные круглые глаза.

— Ну так не смотри, раз не нравится! В чём проблема?

— Ты — моя проблема. На которую каждую ночь таращатся левые мужики! Тебе очень нужен ежедневный мордобой в клубе? Устроим. Скорая будет круглосуточно дежурить у входа.

— Не помню, чтоб мы успели сблизиться настолько, что я стала твоей собственностью.

Твою мать! Вот в какие дебри её несёт?

— Да что ж вы бабы так любите утрировать! Кто говорил про собственность? Да пусть ты никогда не подпустишь меня к себе, от этого ревности не убавится. Думаешь, почему я уехал тогда?!? Ты отчётливо дала понять всю степень своего отвращения ко мне. Оставаться рядом и дальше, не имея возможности как-то это изменить… — не договариваю, обрывая повышенный тон. Меня и так, наверное, уже вся окрестность слышит. Сначала ту истеричную бегемотиху, теперь мои сопливые излияния.

Как и стоило ожидать, на красивом личике красуется тотальное изумление. Стоит с открытым ртом, зрачки по пять рублей. Переваривает.

И оживает.

— Пусти, — отпихивает меня, всё-таки теряясь в номере.

Не отстаю.

— Пусти? Это всё, что ты можешь сказать?

— А чего ты ждёшь? — взбешённо оборачивается она. — Как я должна реагировать?

На всё… это…

— Обрадоваться и умилиться?

Стёб, конечно. Но для полутонов момент не подходящий. У кого-то чувство юмора осталось у бассейна.

— Слишком поздно для умилений, не находишь?

— Что слишком поздно?

— Всё. Всё поздно, Илья. Твои откровения припозднились. На энное количество лет припозднились.

— Лучше поздно, чем никогда. Слышала?

— Не в нашей ситуации. Не стоит ворошить то, что давно похоронено.

— Похоронено? Расскажи-ка поподробнее, что там конкретно похоронено?

— Все мои к тебе возможные чувства.

— Да у нас тут настоящее чудо, смотрю! Мёртвые из могил поднимаются. А целоваться ты вчера полезла так, от скуки?

— Я же сказала, это ничего не значит.

— Ничё. Щас всё будет, — рывком притягиваю её к себе и затыкаю начавшиеся было возмущения поцелуем. Жадным и голодным. Кажется я только что послал куда подальше данное самому себе накануне обещание постичь обет терпимости. Не моя вина. Она вынудила.

Держу крепко, а целую ещё крепче. Как давно хотел и не сосчитать сколько раз представлял. Задрало сдерживаться. Задрало ждать. Зои злится, вырывается, извивается, но… в конечном итоге сдаётся.

Сдаётся!

Обмякает в моих руках и подаётся вперёд. Отвечает, и я впервые ощущаю податливость хрупкого тела, покорность нежных губ и точечную боль острых коготков, впивающихся в затылок. Пофиг. Пускай хоть скальп снимет. Лишь бы и дальше так прижималась ко мне.

Воздух становится терпким и опьяняющим. Башню сносит начисто. Длинная навесная стойка, заменяющая письменный стол и тумбу под телек превращается в идеальную горизонтальную плоскость. Усаживаю принцессу туда, снося какую-то женскую дребедень, с грохотом сыпящуюся на пол. Контроль на кнопке «off», поэтому движения выходят резкими и грубыми.

Хочу.

Хочу её охренеть как.

Хочу сорвать с неё эту никому не нужную тряпку, что мешает касаться её кожи.

Разодрать зубами. В клочья.

Растерзать её губы до крови.

Заставить стонать и кричать так, чтоб весь этаж стыдливо зажимал уши.

Оставить клейма на мраморной коже, чтобы каждая собака на районе знала, что она моя.

Возбуждение доходит до крайней точки. Отбивает болезненными ударами в висках. Пелена застилает разум, когда наружу вылезают инстинкты. И именно в этот момент Зои отталкивает меня, заставляя убрать руки, уже успевшие нырнуть под её одежду.

— Хватит, — сидит взъерошенная и раскрасневшаяся. Щеки красные, губы припухшие, глаза горят. Она сама на грани. Всё, что её останавливает — внутренний барьер старых обид. Его мы разрушим, даже если на это уйдут годы, но пусть не поёт о том, что я ей безразличен. Её язык тела только что говорил обратное.