Здесь же…

Да когда поедет эта долбанная таратайка? Неужто в десять утра никому никуда не надо?

Капец.

Я слишком долго играю в глухую.

Надо что-то говорить, да? И явно не Илье. Он уже отстрелялся. Ляпнул так ляпнул.

— Хм… Ну-у-у… — а мне, мне что ответить? Спасибо? Поздравляю? Да ну он же тупо гонится. Ща как заржёт: мол, что, реально повелась? Детка, ты совсем ку-ку?

Значит и реагировать надо соответствующе. Так что выбираю нейтральное. Правда получается с хрипотцой. Голосовые связки паршиво фурычат. Тоже в шоке. — Прикольно, чё.

Нейтральное, блин. Князев мрачнеет.

— Это всё, что ты можешь сказать?

— Нет, могу стишок ещё рассказать. Хочешь про Бородино?

— Зои, твою мать. Можно посерьёзней? Я не каждый день душу выворачиваю.

Ох… Это у тебя душа выворачивается? Да это у меня режим турбо-отжима включился.

— И как ощущения?

На меня смотрят как на больную.

— У меня как ощущения? Мне нормально. Не поверишь, даже полегчало. Знал бы, раньше сдался.

Ой-ей, чё-то и ножки мои меня уже подводят, начинают дрожать.

— Да я не об этом… — об этом, конечно, но держать марку необходимо. — Я в смысле, шутейка зашла? Сгодится для тролинга месяца?

Мрачнеет ещё больше.

— Это не шутка.

— Нет? А я думала, ты просто с первым апрелем промахнулся на пару деньков, — что ж такое, этот лифт когда-нибудь поедет или нам суждено тут мумифицироваться?

Я уже мелю полную ахинею, лишь бы съехать с опасной темы. — Типа решил прорепетировать на следующий год.

Венки на виске Ильи напрягаются и взбухивают.

— Я бы приложил твою дурную голову об стены, если бы… — замолкает.

— Если бы?

— Если бы не уголовный кодекс.

Истеричный смешок сдержать не получается.

— Да. Вот это уже в твоём стиле.

— Так, принцесса, — Князев делает шаг ко мне, я же пячусь назад, врезаясь спиной в горизонтальный поручень. Место он выбрал идеальное, конечно. Не сбежишь. — Повторяю. Я люблю тебя. Это не прикол. И не стёб.

Блин. Опять. Ну вот зачем? Не надо так говорить. Дрожащими руками достаю телефон, и включаю диктофон.

— Слабо ещё раз повторить?

Ну вот. Опять как на дуру пялятся.

— Это зачем? — кивок на запущенные секунды.

— Чтоб было задокументированное чистосердечное. Не знаю, может ты под чем-то. Потом дам послушать, поржёшь.

Я, конечно, всё это больше так, сгладить напряжение, но Илья умудряется окончательно меня добить, послушно забирая гаджет и поднося динамик к губам.

— Крамер, слушай и запоминай. Я. Тебя. Люблю, — чеканя каждое слово произносит он глядя на меня в упор, от чего ноги уже не дрожат, а подкашиваются. — Всегда любил. Сколько себя помню. Любил и ненавидел. Ведь это не было взаимно… Продолжить или достаточно?

— Д-достаточно, — замечательно. Ещё и заикаться начала. Забираю смартфон и поспешно нажимаю «save», но пальцы так трясутся, что едва всё не стираю. Ну давай же. Что значит: «вы точно хотите удалить эту запись?!» Нет, конечно! Сохраняй, глупая ты металлическая коробка!

Сохранила.

Стоим.

Молчим.

Разглядываем разводы, оставшиеся от моющего средства на дверцах.

Закрытое пространство действует на нервы. Вздрагиваю, когда Илья подаётся ещё ближе, но лишь для того, чтобы нажать на кнопку. Лифт приходит в движение.

Ура! Только я, кажется, слишком громко выдохнула. И это не осталось незамеченным.

— Надо переварить? — понимающе спрашивают меня.

Едва заметно киваю.

— Переваривай. Слушай на повторе запись, привыкай. А когда утрамбуешь там у себя всё, поговорим более детально, — нас выбрасывает в почти пустом в вестибюле.

А, ну понятно чего людей нет. В ресторане их тоже мало, основной поток уже позавтракал и разбрёлся кто куда.

На длинных столах шведского типа стоят полупустые плошки с остатками пира.

Самое вкусное успели к этому часу разобрать, но и из того, что осталось вполне можно выбрать. Всё так же молча и всё теми же трясущимися руками набираю в тарелку яичницу и греческий салат. Князев не мелочится, игнорируя траву и белок, переходя на аппетитно выглядящее тушёное мясо.

Относит и моё, и своё за ближайший столик, пока я кручусь возле фруктовой зоны. Уходит к стационарной кофемашине. Уже начинаю завтракать, когда передо мной ставится ароматная дымящаяся чашка.

— Спасибо, — ну хоть больше не заикаюсь.

Завтракаем.

Тупое состояние какое-то. Типа делаем вид, что всё как обычно, но только нифига не как обычно. Вернее, я пытаюсь делать вид. А вот у сидящего напротив Ильи никаких проблем явно нет.

— Как понимаю, прогулка на сегодня теперь точно отменяется? — беззаботно уточняет он.

— А ты как думаешь?

— Думаю, ты только и ждёшь момента, чтобы от меня отвязаться.

— Дружок, да тебе пора на битву экстрасенсов.

— К этим фрикам? Нет, не хочу. Из меня не ахти клоун.

— Ты себя недооцениваешь.

Чувствую, что на меня смотрят, но упорно делаю вид, что интереснее пожухлых салатных листьев ничего на свете не видывала.

— Прости, если напугал. Я хотел признаться позже. Чтоб не так в лоб.

Помидорка черри выскакивает из-под вилки и отлетает куда-то на пол.

— Когда позже? Ещё через десять лет? — сарказм, нервяк — к-комбо. Всё моё, родное.

— Нет. Продолжая столько жить под одной крышей я бы не выдержал.

— А как бы выдержал?

— Оставаясь на расстоянии. Могу понять, ты растерянна, но…

— Нет, — решительно торможу его я, вскидывая подбородок. Пусть не тешит ложных иллюзий. Что-то несомненно дрогнуло во мне от его слов, глупо отрицать, но этого точно недостаточно, чтобы играть в склеротичку и забыть всё то дерьмо, что он творил. — Я не растерянна. Я в бешенстве! Если это шутка — в бешенстве за тупое чувство юмора. А если не шутка — в бешенстве ещё больше! За то, что тебе хватило наглости говорить мне такое!

Тушёное мясо в сливочном соусе не добирается до конечной цели, зависая возле открытого рта.

— Наглости?

Раздражённо отпихиваю от себя тарелку. Какой там есть. Кусок в горло не лезет.

— Давай по чесноку. На какую реакцию ты рассчитывал? Что я соплями радости изольюсь? Растрогаюсь? На шею тебе брошусь? Да ты же целенаправленно и с упорством маньяка гнобил меня все эти годы! Ковырял в комплексах и растаптывал гордость! И после этого смеешь признаваться в любви? Знаешь, что? Подавись ею, — вскакиваю с места и метеором вылетаю из ресторана. Не хочу находиться рядом с ним. Слишком велик соблазн плеснуть ему в лицо так и не тронутый кофе.

Вылететь — вылетаю, но торможу на пороге.

Внутри всё клокочет и взрывается. Шипит и извергается как химическая субстанция.

Возвращаюсь.

Нависаю над Ильей мрачной тучей.

— Забери свои слова обратно, — в прямом смысле приказываю, будто это что-то теперь изменит.

Князев, локтями опираясь на столешницу, спокойно поднимает на меня глаза.

— Не заберу, — отрицательно качает он головой.

— Забери немедленно!

— Нет. Смирись с этим, увы.

Сердито взвизгиваю, нелепо подпрыгивая и стискивая кулаки.

— Ну и пошёл ты! — в сердцах швыряю в него подвернувшийся под руку ломоть арбуза. Всё лучше, чем кофе. Конечно же не промазываю с такого расстояния. Но он и бровью не ведёт.

— Принцесса, — окликают меня, когда я собираюсь свалить повторно. На этот раз окончательно. И как можно дальше. Да хоть на другую планету рваными рейсами с пересадкой на Марсе! Резко оборачиваюсь на пятках, рискуя сломать каблуки и…

Обалдеть. Натыкаюсь на усмешку. Вы посмотрите только, весело ему!

— Чего тебе?

— Самое сложное я уже сделал. Произнёс вслух. Теперь назад дороги нет. Ни у меня, ни у тебя.

Дороги у меня нет. Ещё посмотрим.

— Если не сложно, иди-ка ты к чёрту, — огрызаюсь я и ухожу от греха подальше, пока в воздухе не начали летать алюминиевые ножи. Сейчас я за себя не ручаюсь.

Дороги у меня нет. Зато у него есть. Прямой наводкой. На три весёлых. Ненавижу…