«Нельзя плакать!» – сказала она себе, вздыхая.

Что не помешало ей в очередной раз мысленно обругать последними словами Фредерика Жиро.

Часом позже, кутаясь в накидку с капюшоном, Бертий устроилась на сиденье коляски. Клер подняла откидной верх, чтобы уберечь кузину от ветра. Рокетта фыркала, взбудораженная видом снега.

– Кажется, лошадь нервничает, – встревожилась увечная.

– Скоро угомонится! – отозвалась Клер. – Не бойся, моя принцесса! С Рокеттой я всегда управлюсь.

Девушки улыбнулись друг другу. Ни та, ни другая не заметили Ортанс Руа, которая как раз отдернула занавеску в своей спальне. В руке у хозяйки мельницы были четки. Она молилась. Этой ночью Ортанс снова испытала пугающе яркое наслаждение, но, быть может, ей будет даровано дитя? Перед Богом и всеми святыми она поклялась отказаться от искушений плоти, если долгожданная беременность наступит. Так терзала себя эта тридцатишестилетняя женщина, слишком набожная, а потому не смевшая насладиться своим счастьем.

– Н-но! – крикнула Клер, тряхнув вожжами.

Лошадь сразу пошла крупной рысью. Из-под копыт летели снежные комья, теплое дыхание моментально превращалось в облачка пара. Бертий то и дело радостно взвизгивала. Когда они ехали вот так вот быстро, ей казалось, что она обычная здоровая девушка со здоровыми ногами. Жаль, длилась иллюзия недолго. Она рассеялась, стоило им подъехать к дому Базиля Дрюжона. Тот услышал стук копыт и скрип колес и вышел встречать гостей.

– Доброе утро! – крикнула ему Клер. – А вот и мы! Как дела у нашего…

Она умолкла на полуслове. Базиль был сам на себя не похож. Казалось, он постарел на десяток лет. Клер соскочила на землю и побежала к нему.

– Базиль, что случилось? Ты плакал?

Ни на мгновение она не заподозрила, что беда приключилась с волчонком. Бывший учитель не из тех, кто стал бы оплакивать животное. А такого горестного выражения на лице старого друга ей видеть еще не доводилось. Несколько оробев, Клер спросила намного тише:

– У тебя неприятности?

Базиль покачал головой, обнял ее за плечи.

– Марианна Жиро умерла этой ночью. Мне рассказал отец Жак, он как раз возвращался из поместья. Он не успел ни соборовать ее, ни причастить – несчастная уже была мертва. Больное сердце… Эх, никчемная моя жизнь!

Бертий перекрестилась. Хотя они говорили тихо, она все слышала. Что касается Клер, то она не знала ни что сделать, ни что сказать. И вообще, почему кончина мадам Жиро так глубоко огорчила Базиля?

С живостью, столь свойственной юным, она озвучила свое недоумение:

– Ты ведь едва ее знал, Базиль! Мама говорила, что мадам Жиро добра и великодушна, но стоит ли так расстраиваться?

Мужчина еще больше сгорбился, поник головой. Ему, по натуре человеку открытому и честному, хотелось выложить правду – свою правду! – но, связанный давним обещанием, он промолчал.

– Сейчас ссажу твою кузину с коляски, и вы проведаете волчонка. Не сердись на меня, моя хорошая. Мне сегодня не до разговоров.

Клер с Базилем усадили юную калеку в крепкое плетеное кресло, традиционно используемое для этих целей. В сарайчике девушек ожидало приятное зрелище. Пристроившись между двумя поросятами, которым его присутствие совершенно не мешало, волчонок пил молоко. Свинья, прикрыв глаза, довольно похрюкивала.

– Только посмотрите на это! – буркнул Базиль. – Мир, обещанный в Библии! Львы, пасущиеся с телятами, овцы и волки! Чудная картина.

– Можно подержать его на руках? – попросила Клер. – Хочу, чтобы он меня узнавал. Ничему хорошему он от поросят не научится.

Бертий засмеялась, но тут же смущенно прикрыла рот рукой. Если Базиль расстроен, то и веселиться при нем нехорошо. Он это заметил.

– Смейся, моя красавица! Нет ничего приятнее женского смеха.

Казалось, еще чуть-чуть – и Базиль заплачет. Теряясь в догадках, Клер открыла загородку и вошла. О том, чтобы не измазать ботинки, она не думала – прошла прямиком к волчонку и взяла его.

– Ой! Он лизнул меня в нос! Бертий, ты видела? Мне не терпится забрать его на мельницу. Пусть мама сердится, ругается, но он будет жить с нами. И лучше пса не будет во всей долине! Мой Моиз был таким!

Она принесла волчонка кузине, и та почесала ему спинку.

– Смотри, у него половина головы белая! Совсем как у Моиза!

Занятые волчонком, Клер и Бертий не заметили, что Базиль ушел. Он вернулся в дом, подбросил в очаг поленце. Отделанный потемневшим деревом каминный кожух располагался как раз на уровне его лба, и Базиль стукнулся о него разок, другой, третий… Физическая боль немного привела его в чувство. «Марианна, любимая! Почему я не увез тебя подальше от этой скотины Жиро?» – простонал он.

Клер, которая как раз вошла, тихонько тронула его за плечо. Базиль с растерянным видом оглянулся. Лицо у его юной подруги было серьезное, взгляд проникал в самую душу.

– Ты любил Марианну Жиро, да? – шепотом проговорила девушка. – И теперь горюешь…

– Не твое дело! – сухо ответил мужчина. – Я не обязан перед тобой оправдываться.

Никогда еще Базиль не был с Клер так резок. От неожиданности она отшатнулась.

– Извини, я хотела помочь. Ты ведь утешал меня вчера вечером…

– Это совсем не одно и то же, моя крошка. Ты плакала из-за смерти собаки, а я… Клер, прошу, оставь меня в покое! И кузину ты бросила! Сидит там одна-одинешенька в своем кресле!

Клер выскочила на улицу. Со вчерашнего дня ее привычная, такая безмятежная жизнь рушилась на глазах. Юноша, за которого она мечтала выйти замуж, застрелил ее собаку, а давний приятель Базиль обращается с ней, как с пятилетним ребенком, не способным ни выслушать, ни посочувствовать! В слезах она прибежала к Бертий.

– Нам лучше уехать, – сказала она кузине. – Я сама отнесу тебя к коляске.

Клер положила волчонка обратно на соломенную подстилку. Он сразу побежал к свинье, улегся и стал сосать.

– Забирайся мне на спину, Бертий! Базиль сердится, что мы его побеспокоили.

Девушки привыкли обходиться без посторонней помощи, поэтому вскоре обе уже сидели в коляске. До Пюимуайена ехать было недалеко, да и месса начнется еще нескоро. Но Клер все равно пустила лошадь галопом. Рокетта послушно побежала по дороге, рассекая хвостом морозный воздух. Базиль в окно наблюдал за их отъездом, больше напоминавшим бегство. Он уже упрекал себя за грубость.

«Ничего, Клер меня простит! У нее доброе сердце…»

Бывший школьный учитель чувствовал себя совершенно разбитым. Он тяжело опустился в кресло, в двух шагах от жарко натопленного камина. Из правого кармана пиджака он достал конверт, переданный ему отцом Жаком, который, как и положено кюре, был человеком сострадательным.

– Вот, Базиль, это тебе, – сказал он. – Мадам Жиро наказала своей камеристке передать мне конверт, уточнив, что предназначается он мсье Дрюжону.

Священник знал, в чем дело, вне всяких сомнений… Базиль вскрыл конверт, развернул лист бумаги, тихонько хрустнувший в его руках. Набрав в грудь побольше воздуха, начал читать:

Дорогой мой Базиль!

Ты получишь это послание, если я умру раньше мужа. Знай, что и у меня было несколько лет счастья в этом мире. Период помолвки, когда я еще не знала, что некоторые мужчины жестоки, потом – благословенное время, когда я растила сыновей. Пока они были маленькие, в них я находила утешение от многих тайных страданий.

Позднее у меня появился ты, и я помню каждую счастливую минуту, проведенную вместе. Наши чтения, наши дискуссии, твоя бесценная нежность! До конца жизни я буду жалеть, что не осмелилась последовать за тобой, когда ты меня об этом просил. Тогда не случилась бы трагедия, участниками который мы стали, была в том наша вина или нет.

Я исповедалась отцу Жаку. Как и ты, отныне он обречен хранить ужасную тайну, которая нестерпимо меня мучит. Живя с Эдуаром, я сотни раз искупила свой грех. Умоляю, не предавай меня, никогда! Не хочу, чтобы сыновья узнали правду. Такова моя последняя воля. Я буду любить тебя вечно, даже в аду, если врата рая останутся предо мной закрыты.