У всех подруг и знакомых мужья владели какими-то интересными, даже можно сказать романтическими профессиями. Один был архитектором, другой – специалистом по мотивации, третий – художником-импрессионистом, который продавал картины в виртуальных галереях за вполне реальные бабки. Кроме того, они занимались или йогой, или спортом, или домашний интерьер до ума доводили, а свободное время посвящали своей семье, тогда как Алексей Никонов никуда, кроме работы, не ездил, тупо торчал там с раннего утра до позднего вечера (не говоря уже о ночных авралах). Зарплаты же его едва хватало на то, чтобы обеспечивать некую стабильную базу, тогда как деньги на шмотки и развлечения приходилось зарабатывать Алле.

Легко ли одеться самой и одеть семнадцатилетнюю дочь, которой к тому же то айфон, то косметику подавай? Нет. Вот и вертелась Алла как белка в колесе: в Турцию моталась, вещи возила, магазином заведовала, по выходным часть товара на рынок перекидывала. И разве дождешься помощи от мужа, который как проклятый на страже закона стоит! Одним словом, с годами количество претензий к Алексею увеличивалось, а крыть их ему было нечем. В итоге их брак стал трещать по швам. Только Алексей Никонов этого не замечал. На своем следовательском поприще он был дока, а в делах житейских разбирался слабо. И в упор не видел того, что творилось у него под носом.

А творилось нехорошее. Это если с его позиции рассматривать. Алла же млела от счастья и переживала вторую молодость. Все было как в первый раз. И любовь до упаду, и страсть жаркая, и тоска щемящая по любовнику, с которым видеться получалось всего по нескольку дней в месяц, во время полетов в Стамбул. Он турок был, звали его Эрол. Моложе Аллы на пять лет, красивый, обходительный, неутомимый в любви. В настоящее время он сам прилетел из Турции, чтобы уговорить Аллу уехать с ним.

Уехать навсегда.

Эрол пока что собственный бизнес не завел, но стремился к этому, в отличие от тех, кому лишь бы от звонка до звонка штаны на службе просиживать. Его связи со стамбульскими оптовиками, капитал Аллы и мозги обоих должны были вывести их на совершенно новый уровень. Эрол не просто болтал языком и манил несбыточными вещами, а предлагал вполне конкретные дела. Первым пунктом стояла женитьба, потом – съем квартиры и открытие оптового магазина в Таксиме, самом оживленном и денежном районе Стамбула. Но Алла колебалась. Она еще не была готова согласиться окончательно, но и категорически отказать любовнику не находила сил. Особенно после сумасшедших свиданий, наполненных бурными оргазмами и нежными признаниями.

В результате последней – недавней – встречи с Эролом Алла чувствовала себя такой опустошенной, такой легкой, что впору летать на крыльях счастья, а не ходить по грешной земле. По пути домой она пыталась придумать правдоподобную причину столь позднего возвращения, но вдруг это показалось ненужным и унизительным. Кто ей Алексей, чтобы требовать от нее отчета? Она и так отдала ему лучшие годы своей жизни, терпела его тяжелый характер, мирилась с его вечной занятостью, с тем, что его никогда нет дома. Алле осталось всего несколько лет относительной молодости. Вот-вот ей стукнет сорок – и что тогда? Сидеть в одиночестве, наблюдая за своим увяданием в зеркале? Нет уж! От жизни нужно брать все, и брать немедленно, не откладывая на потом, иначе будет поздно.

К превеликому удовольствию Аллы, Алексей задержался на работе еще больше, чем она сама. Бегло поболтав с дочерью, она заперлась в ванной и успела смыть с себя следы грешной страсти до того, как домой явился Алексей. Он был не в духе, посмотрел из-под насупленных бровей и спросил, будут ли они ужинать.

– Я разогрею! – вызвалась Лора.

Она почувствовала напряженность атмосферы и попыталась ее разрядить. Не потому что была такой уж верной союзницей матери, чтобы выгораживать ее. И не потому что была папиной дочкой, которой хотелось поскорее накормить голодного и усталого папочку. Просто ей не нравилось, когда в отношениях родителей что-то не ладилось, и она старалась примирить их, пока дело не зашло слишком далеко.

– Ты отдыхай, Лора, – сказал Никонов дочери и добавил: – Если уроки сделала. Сделала уроки?

– Мы уже два дня не учимся, – объявила дочь с обиженной миной на лице. – Выпускные экзамены скоро. Готовлюсь.

– Вот и готовься. Ужином меня мама накормит. Или у нас в доме что-то изменилось?

«Да», – подумала Алла, но вслух сказала:

– Конечно накормлю. Я и сама проголодалась, как зверь.

– Опять поздно пришла? – спросил Алексей, устраиваясь за столом.

– Товар на комиссию принимала, – пояснила она, ставя кастрюли на плиту.

– И вчера тоже принимала…

– И вчера принимала, – произнесла Алла с вызовом. – А что?

– И тоже раздраженная была, – продолжал Алексей монотонно.

– Устаю я! Ясно? Работы много.

– Поэтому на мне срываешься?

– Никто не срывается…

Алла выставила на стол разогретый ужин и села сама. Есть не хотелось. Мешало присутствие мужа. Слишком близко он сидел. Она слышала, как он жует и глотает. Ей это было неприятно, хотя не так давно, когда она с Эролом перекусывала в гостиничном номере, ее совершенно не раздражало то, как тот чавкает.

Не донеся вилку до рта, Алла посмотрела на Алексея. Он тоже поднял на нее взгляд. Его челюсти мерно двигались. Неожиданно ей захотелось ударить его. Может быть, даже зубцами вилки. Это он был во всем виноват! Если бы не его черствость и вечная занятость, ей не пришлось бы искать любви на стороне и она не чувствовала бы себя последней блядью.

– Что смотришь? – спросила она.

Не ответив, муж вышел из кухни, вернулся на место и сказал:

– В наушниках сидит. Можно разговаривать спокойно.

– О чем разговаривать? – Алла резко отодвинула тарелку.

– Разве не о чем? – спросил Алексей.

Его лицо ничего не выражало. Оно было как каменное. И снова ей захотелось ударить его. Но одновременно с этим ей захотелось разрыдаться у него на плече. Так больше не могло продолжаться. Алла понимала это. Она знала, что долго не выдержит.

Она встала и занялась посудой, не дожидаясь, пока муж закончит ужинать. Он стал рядом и тихо спросил:

– Что с тобой, Алла?

– Ничего, – раздраженно ответила она и добавила: – Надоело все.

– Что именно? – допытывался он.

– Все, – отрезала она.

– Я? Дочка? Жизнь? Неужели все?

– Отстань, – попросила она. – Не обращай внимания. Устала я. Пройдет.

– Хочешь, съездим куда-нибудь? – предложил Алексей.

– Куда? – пожелала уточнить Алла.

– Не знаю.

– Не знаешь… Как всегда.

Она швырнула тарелку в раковину и вышла из кухни.

– Какая муха тебя укусила? – спросил Алексей час спустя, когда они выключили свет и улеглись.

– Проехали, – сказала Алла, – спи.

Он помедлил и положил руку ей на грудь. Соску было больно.

– Не надо, – попросила она. – Я не в настроении.

– Ты в последнее время всегда не в настроении.

– Значит, так и есть.

Алексей взялся за другую грудь. Она отбросила его руку. Ей была невыносима мысль о том, что другой мужчина будет трогать ее там, где трогал Эрол. Это было неправильно, это было стыдно. Все было неправильно и стыдно.

– Я сплю, – объявила Алла и отвернулась.

Он оставил ее в покое, но она слышала, чувствовала, муж не спит и смотрит ей в спину. Она в очередной раз сказала себе, что так больше продолжаться не может. У других женщин получалось, а у нее – нет. Алла не могла делить себя между двумя мужчинами. Тем более между любимым и опостылевшим, надоевшим хуже горькой редьки мужем. Она поняла, что уедет, хотя мысленно допускала иной вариант. Прежняя жизнь кончилась. Алла вышла из нее и не сумела вернуться обратно, как не способна змея забраться в сброшенную кожу.

Завтракали Никоновы, как обычно, порознь. У каждого был свой график. Лора, которой больше не нужно было посещать школу, вообще спала допоздна, чтобы встать после ухода родителей и ощутить себя свободной. Рабочий день Аллы начинался на час позже, чем у мужа, да и вообще она могла не спешить в магазин, поскольку там имелся продавец. Поэтому первым сел за стол Никонов, насыпал в тарелку хлопьев, залил молоком, добавил изюма с орешками и принялся мешать ложкой.