— Тогда сколько мне ждать? — спросил раздраженный женский голос, не интересующийся причиной задержки.

  — Уже скоро, — бодро сказала медсестра. — Не более получаса.

  А через двадцать минут Лиз наблюдала, как через заднюю дверь больницы выкатили тележку двое санитаров, а рядом шли бдительный Фонтана и его коллега по особому отделу. Скорая помощь ждала с Джамилой и Дэйвом Армстронгом внутри. Когда Лодочника осторожно уложили в его заднюю часть, Джамила вылезла и побежала туда, где стояла и смотрела Лиз. Ее глаза были широко раскрыты и тревожны. Она протянула руку и коснулась руки Лиз, словно нуждаясь в подтверждении чего-то твердого в ее быстро меняющемся мире.

  — Я увижу тебя снова?

  Лиз колебалась. Обычно ответ был бы отрицательным. У Джамилы и Салима будет назначенная команда, которая будет присматривать за ними и помогать им в выборе новой личности и местоположения. Затем к ним будет приставлен куратор, кто-то, чьей полной обязанностью будет присматривать за такими людьми, как они. Лиз обычно не была бы частью этого уравнения.

  Но, взглянув в печальные глаза Джамилы, она поняла, что этой молодой женщине отчаянно нужна преемственность — любая преемственность. В ее жизни уже было столько потрясений: замужество с человеком, которого она едва знала, и новая жизнь в чужой, чужой стране, и все это в течение не более чем шести месяцев; затем снова лишиться этой жизни людьми, которых она не знала, с ее мужем, слишком тяжело раненым, чтобы помогать и советовать ей ... Это было слишком много, чтобы ожидать, что большинство людей справятся с этим, но Лиз почувствовал скрытую стойкость в Джамиле. и хотел ей помочь.

  — Конечно, будешь, — сказала она.

  Глава 38

  Мартен Сёра закончил свой одинокий ужин и отнес кофе в уютную гостиную. Он стоял у окна, глядя на платаны на площади напротив. Сейчас был разгар лета, и дни в Париже были невыносимо жаркими — настолько жаркими, что листва не по сезону потемнела, — но теперь, когда наступил вечер, подул прохладный ветерок, слегка шелестящий сухими листьями. Он стоял, наблюдая за обедающими за столиками снаружи маленького ресторанчика мадам Роже, и с внезапным чувством удивления понял, что меланхолия, сопровождавшая его в последние годы, прошла. Он чувствовал легкость и надежду, радостно думая о выходных, которые собирался провести с Лиз Карлайл.

  Как изменилась его жизнь с тех пор, как они впервые встретились! Тогда он и не подозревал, что привлекательная женщина, вошедшая в его офис в тот день чуть ли не год назад, чтобы расспросить его о его бывшем коллеге, окажет на него такое влияние. Теперь, когда он думал о своей бывшей жене, он по-прежнему сожалел о распаде их брака, но без мучительного чувства потери и предательства, которое так долго терзало его. Теперь он не только мог представить жизнь без нее, он мог представить жизнь с кем-то другим. Чем больше он видел Лиз, тем больше хотел быть с ней.

  Он вспомнил их последний раз, когда они были вместе, выходные, когда она взяла его с собой на встречу с матерью в загородный дом, где она провела детство. Когда субботним утром они ехали в Дорсет, Лиз рассказала ему кое-что о своей семье. Ее отец был земельным агентом в поместье Бауэрбридж, и вместе с его работой появился связанный дом, сторожка поместья. Он умер, когда Лиз еще училась в школе, и ей и ее матери разрешили остаться в доме.

  Затем поместье было продано и превращено в питомник, которым занималась ее мать для новых владельцев; она также смогла купить право собственности на дом. Ее мать годами надеялась, что Лиз бросит то, что она всегда называла своей «опасной работой» в Лондоне, и постоянно уговаривала ее вернуться домой и поселиться в деревне с каким-нибудь «хорошим надежным молодым человеком». Но несколько лет назад Сьюзан Карлайл сама познакомилась с хорошим человеком, бывшим армейским офицером, который теперь занимался благотворительностью: Эдвардом Треглоуном. Теперь, когда она сама была довольна и счастлива, она, похоже, смирилась с тем, что безопасная жизнь в деревне — это последнее, чего хочет ее дочь.

  Мартин был удивлен, обнаружив, что нервничает так же, как подросток, впервые встречающий родителей своей девушки. Он не знал, чего ожидать, и его сердце немного упало, когда он подумал о том, что может быть впереди. Он чувствовал, что это определенно будет глубоко английский. Стулья обиты ситцем; сад был бы упорядочен, полон цветов и кустов роз – кустов роз было бы много, все аккуратно подстрижены. Мать Лиз должна была быть опрятной женщиной с аккуратными взглядами, сдержанной и с затаенной подозрительностью к иностранцам, особенно к любому иностранцу, привязанному к ее дочери. У них будут отдельные спальни, а еда будет тяжелой и скучной.

  Конечно, он сильно ошибался. Сьюзен Карлайл сразу же приняла его, улыбнувшись Мартину и приветствуя его поцелуем в обе щеки. Она была ниже Лиз, с круглым приятным лицом, но без ярких глаз дочери. В ней не было сдержанности Лиз; на самом деле вместо этого была милая теплота и открытость. Они нашли ее на кухне маленькой георгианской сторожки, готовящей обед, который даже француз не мог упрекнуть: домашний паштет, салат из помидоров и базилика, французский и английский сыр и свежеиспеченный хлеб.

  Друг Сьюзен, Эдвард, тоже стал сюрпризом. Лиз объяснила, что, как и Мартин, он служил в армии офицером-гуркхом. Так что Мартин ожидал сердечного, самоуверенного персонажа с твердыми взглядами, высказываемыми стаккато.

  Вместо этого появился высокий, слегка помятый мужчина, который пригнулся, чтобы не удариться головой о косяк дверного проема кухни. На нем был штопаный свитер и вельветовые штаны, и, хотя осанка у него была военная, в нем не было ничего даже отдаленно стаккато. Во всяком случае, он казался немного застенчивым. Налив две порции крепкого джина с тоником, он вывел Мартина в сад, предоставив Лиз и ее матери следить за сплетнями. Там, в саду, через калитку Мартин увидел ряд за рядом страшных розовых кустов, аккуратно подстриженных и ощетинившихся цветами. Он вежливо указал на них. «Грозный», — сказал он.

  'Ты так думаешь?' — сказал Эдвард. — Не могу сказать, что сам люблю розы, а Сьюзен их терпеть не может. К счастью, они принадлежат питомнику.

  Мартин облегченно рассмеялся, и лед тронулся; к тому времени, когда они пошли обедать, между ними установилась связь, два бывших солдата, которые видели свою долю ужасных вещей. Но рассказы Эдуарда о его армейских днях были беззаботными: тайник со сливовым бренди по пути на Фолкленды, от которого у всего его полка было похмелье на два дня; бродячий цирк, состоящий преимущественно из гномов, появившийся из ниоткуда во время патрулирования на границе с Северной Ирландией.