В тот же вечер они отправились в деревню недалеко от Бауэрбриджа на концерт камерной музыки, проходивший в актовом зале начальной школы. Они сидели на металлических складных стульях и вежливо слушали, как с мучительной медлительностью играли «Форельный квинтет» Шуберта. В перерыве, когда они встали, Эдвард твердо сказал: «Я думаю, мы заслужили за это награду», и ловко провел их мимо столов, предлагающих яблочный сок, затем через улицу, чтобы перекусить в пабе.

  Позже, вернувшись в Бауэрбридж, они все болтали до полуночи. В какой-то момент Эдвард описал две недели, которые он провел на маневрах в Арктике, где его и его людей преследовал белый медведь. «Но, знаете, нам там никогда не было очень холодно — термоодеяла творят чудеса. На самом деле, самой холодной, какой я когда-либо был, была зима в Косово…»

  «Я был в Косово, — сказал Мартин. И они обнаружили, что на самом деле пересекались во время своих визитов в эту раздираемую конфликтами страну, даже были знакомы с несколькими из тех же наблюдателей ООН, базировавшихся там в то время. Потом выяснилось, что Эдвард и Сьюзен недавно отдыхали в Керси, недалеко от Каора, где до развода Мартин и его бывшая жена владели небольшим коттеджем на берегу реки. К тому времени, когда все легли спать, он чувствовал себя так, как будто он был среди старых друзей. Он мог видеть, что Лиз была довольна тем, как легко они все поладили и как много они смеялись.

  Это было то, что он больше всего запомнил в эти выходные – смех, а затем прогулку, которую они с Лиз совершили вдоль берегов реки Наддер в воскресенье днем. Она показала ему свои любимые места и место, где она в детстве сидела, наблюдая, как ее отец ловит рыбу. Никто из них много не говорил, но Мартин чувствовал, что Лиз позволяет ему проникнуть в свое прошлое — и в свои самые сокровенные воспоминания.

  На все выходные они оставили свою профессиональную жизнь позади, хотя был один момент, когда работа мимолетно давала о себе знать. В воскресенье утром они сидели на небольшой террасе, и, пока Лиз и ее мать читали газеты, Эдвард говорил с Мартином о своей работе в благотворительной организации, которая проводила операции по улучшению зрения слепых людей в странах третьего мира. Когда он упомянул персонал в Момбасе, Лиз резко подняла глаза от журнала «Санди таймс». — Вы когда-нибудь имели какое-либо отношение к благотворительной организации UCSO? спросила она.

  Эдвард покачал головой. «Не профессионально. Я был знаком с его директором. Парень по имени Блейки. Его жена дружила с моей несколько лет назад — он был командирован в Германию, когда мы были там.

  — Вы не поддерживали связь?

  — Я с его женой, но они больше не вместе. Плохое шоу.

  Сьюзен Карлайл вмешалась: «Эдвард имеет в виду, что Дэвид Блейки вел себя ужасно».

  — Ну-ну, Сьюзен. В таких историях всегда две стороны. Так или иначе, солнце зашло за рею, по крайней мере, во Франции. Кто хочет бокал вина?

  Но это был единственный отдаленно связанный с работой момент выходных, и только когда они с Лиз ехали обратно в Лондон, Мартин Сёра почувствовал, что его мысли вернулись к работе. Он чувствовал, что то же самое происходит и с Лиз, поскольку они застряли в пробке, возвращающейся на М4. Ее лицо приняло задумчивое, отрешенное выражение, и он ощутил мгновенную вспышку печали, что она отвлеклась от настроения расслабленной близости выходных.

  Стоя теперь перед своим окном, когда ночь темным одеялом опустилась на Париж, он вспомнил, как его бывшая жена жаловалась на то же самое. Она говорила: «Ты всегда удаляешься от меня. Всегда думаешь о чем-то другом. Так выглядела Лиз, когда они вернулись в Лондон и столкнулись со своими проблемами. Но Мартин не мог обижаться на нее за это; он понимал это слишком хорошо.

  Глава 39

  На следующее утро он отправился прямо в тюрьму Санте. Он был сосредоточен исключительно на предстоящем допросе и не позволял никаким мыслям и воспоминаниям прошлой ночи отвлекать его. Коллега уже допрашивал Амира Хана, но ничего от него не получил. Лиз добилась большего успеха во время своего визита, но ей не удалось прорваться к настоящей истории. Мартин внимательно выслушал ее рассказ об интервью и реакции Амира на ее вопросы. Он был полон решимости выудить из этого заключенного что-то новое и не позволять ему раскручивать длинные и наверняка вводящие в заблуждение истории о своих путешествиях. У него были некоторые идеи, как он мог бы это сделать. У него было то преимущество, что Амир провел в заключении в иностранной тюрьме уже много недель и, должно быть, к настоящему времени тоскует по дому и теряет ориентацию.

  В это теплое утро буднего дня движение на бульваре Араго было невелико, и пешеходов было немного – туристов в 14-м округе было немного. Мартен свернул на улицу Мессье и показал свое удостоверение в маленьком окошке в высокой неприступной внешней стене тюрьмы. Оказавшись внутри, его встретил надзиратель, который провел его мимо прогулочного двора в крыло строгого режима и вниз, в комнату для допросов.

  На вопросы Мартина о состоянии заключенного надзиратель пожимал плечами. «Он очень мало говорит. В соответствии с просьбой мы изолировали его от других заключенных-мусульман. Он не может разговаривать с французскими зеками во время упражнений, так как у него нет французского языка. Он не просил материалы для чтения. В основном он просто сидит и смотрит в стену — или молится».

  — А его здоровье?

  Надзиратель ответил: «Это не курорт, мсье».

  Оказавшись внутри высоких белых стен комнаты для допросов, Мартин остался стоять, пока не ввели Амира Хана. Он наблюдал, как в сопровождении надзирателя молодой заключенный прошаркал к стулу с одной стороны стола и тяжело сел, отдыхая. руки в наручниках на металлической столешнице. Мартину показалось, что он выглядит старше того тощего юноши, которого он видел на фотографии. Похоже, он прибавил в весе несколько фунтов, предположительно из-за малоподвижного образа жизни и плотной тюремной пищи, и отрастил бороду, из-за чего его лицо стало полнее.

  Когда француз сел напротив него, Амир Хан наклонился вперед в своем кресле и уставился на стол, избегая его взгляда. Он выглядел расслабленным, но его руки и ноги дрожали, мягко вибрируя связывающей их легкой цепью, издавая слабое металлическое звяканье.

  — Что ж, Амир, — начал Мартин, — у меня хорошие новости. Хан на мгновение поднял глаза, чтобы посмотреть на него, а затем снова опустил их.