— Конечно, — сказала мисс Фальконер с легкой улыбкой, которая смутила Яну. — Но мы говорим о тесном контакте. Я уверен, вы знаете, что это значит.

  Яна решила ничего не говорить. Мисс Фальконер положила на стол фотографию и пододвинула ее к себе. 'Посмотрите, пожалуйста. Вы когда-нибудь видели этого человека?

  Яна не торопилась, но с первого взгляда поняла, что на фотографии был Сэмми. Она почувствовала, как паника пробежала по ее конечностям, словно армия муравьев. Она была удивлена, что ее так быстро и точно поймали. Она тихо сказала, не в силах придать голосу силу: — Мне кажется, я видела его лицо. Он был здесь гостем?

  Мисс Фальконер проигнорировала ее ответ и прямо сказала: — Вы прислуживали ему две ночи подряд, когда он впервые пришел сюда. Он был один, так что было бы странно, если бы ты его не помнила, Яна.

  Использование ее христианского имени встряхнуло ее. Она чувствовала себя все более незащищенной. Сэмми сказал, что будет поблизости, но никто не должен был знать — «тише-тише», — настаивал он. Теперь она попыталась пожать плечами.

  -- Дело в том, -- сказала англичанка, -- что мы знаем, что вы знаете этого человека. Вас видели с ним. И не в ресторане.

  'Что ты имеешь в виду?' Она хотела звучать возмущенно.

  — Какой у него номер комнаты? — резко спросила мисс Фальконер.

  «Четыре…» — и Яна дала себе пинок. Она чувствовала себя в ловушке. — Это был всего лишь разговор. Он жил в Словакии, — сказала она, придумывая первое, что пришло в голову. «Он говорил по-чешски. Итак, мы поговорили, вот и все.

  Мисс Фальконер улыбнулась, но это была скорее понимающая, чем дружеская улыбка. И все же ее голос смягчился. «Яна, я знаю, что есть правила, и, конечно же, их нужно соблюдать. Разорвать их один раз — это не конец света. Но не сказать мне правду сейчас было бы очень серьезно.

  — Я говорю вам правду. Она помолчала, размышляя, сколько дать этой женщине. — Я был в его комнате. Вот, подумала она, пусть делают из этого что хотят. Никто не мог точно знать, что произошло в комнате 411.

  — Хорошо, значит, у тебя был роман с этим мужчиной.

  'Я этого не говорил.' Откуда эта женщина так много знала?

  Мисс Фальконер покачала головой. — Никто тебя за это не критикует.

  Яне было страшно подумать, к чему это ведет. Потом она поняла, что если бы они знали все, то не давили бы на нее так. Должна ли она признаться? — спросила она. Нет, сказала она себе резко. Такой путь привел только к неприятностям – она потеряет работу, а может быть, и похуже. Ее могут депортировать, заставить вернуться домой и столкнуться с насмешками матери. Худшей судьбы она и представить себе не могла.

  Так что дайте немного, подумала она, и надейтесь, что это удовлетворит эту женщину с проницательным взглядом. Играть на ее сочувствии было бы недостаточно. В этой женщине было что-то стальное, холодное и деловитое. Она бросит ей кость, точно так же, как вы бросаете лакомый кусочек в лающую собаку и держите филейную часть надежно спрятанной за спиной.

  Поэтому она опустила голову, выдавливая слезы из глаз, а затем вызывающе посмотрела прямо на Лиз. — Вы никогда не были влюблены? — спросила она, позволяя слезам хлынуть из ее глаз. Она разыграла свою козырную карту и почувствовала, что разыграла ее очень хорошо. Пусть эта женщина думает, что она дура, невинная, простофиля; пусть думает все, что ей вздумается, лишь бы она не узнала, о чем еще просил ее Сэмми. «Я должна сказать Сэмми, что он должен уйти отсюда», — подумала Яна, задаваясь вопросом, насколько он «близок».

  ПЯТЬДЕСЯТ ДВА

  — Бедняжка, — сказала Пегги, подавляя зевоту.

  — Я не так много знаю об этом, — ответила Лиз, крутя за ножку свой бокал с газированной водой. Она вернулась с интервью с чешкой недовольной, и ей нужно было понять, почему. Несмотря на то, что она хотела лечь в постель и хорошенько выспаться, чтобы справиться с тем, что принесет следующий день, ее мысли были заняты.

  «Она звучит как классическая жертва медовой ловушки, только на этот раз ловушку делал мужчина».

  Лиз покачала головой. 'Я не уверен. В этой девушке есть что-то жесткое и расчетливое. Я не думаю, что ее так легко обманули.

  'Девочка?' — дразняще спросил Дэйв. Он сам выглядел полусонным, сгорбившись на краю дивана. — Если бы я назвал ее так, ты бы вцепился мне в глотку.

  — Нет, я бы не стала, — сказала Лиз. 'Она девушка. Ей не может быть больше восемнадцати или девятнадцати. Я знаю, что делает ее похожей на невинную жертву безжалостного человека. Но что-то в ней не похоже на правду. Я не уверен, что она не просто торговала со мной.

  Снаружи послышался шум, и Пегги встала и подошла к окну, приподняв угол занавески, чтобы выглянуть наружу. Она обернулась с испуганным выражением лица. — Там человек с ружьем!

  — Он из израильской службы безопасности, — спокойно сказал Дэйв. — Они придут только в том случае, если мы позволим им выставить собственные патрули. Они больше никому не доверяют – со времен мюнхенской Олимпиады. И я знаю, что их премьер-министр уже здесь.

  'Действительно? Я не видела ни вертолета, ни кортежа, ничего подобного, — сказала Пегги.

  «Сдержанный ключ. Он пришел на день раньше. Они любят все смешивать, так что никто заранее не знает наверняка, кто где и когда».

  «Должно быть, это будет проблемой для всех, кто занимается безопасностью конференции», — сказала Пегги, снова садясь.

  — Мы справляемся, — ответил Дэйв, широко зевая.

  Лиз ничего не сказала. Она все еще размышляла о своем интервью. — Что она могла скрывать? — сказала Пегги, пытаясь быть полезной.