В тот день Чарльз работал дома, что дало Джоанне возможность, в которой она нуждалась. Пришло время провести то, что она называла «разговором», хотя бы потому, что времени оставалось не так много.
Она сидела, как всегда в погожие утра, на маленьком патио за кухней, лицом к саду. Она стала пить здесь кофе после того, как Чарльз уехал на поезд. Ей нравилось наблюдать за птицами, пикирующими над рекой в конце сада, ловящими насекомых, и за малиновками, которые приходили напиться и помыться в ванночке для птиц на лужайке. Иногда она засыпала и просыпалась зябкой, обнаруживая, что почти все утро прошло.
День уже нагревался — прогноз гласил, что к полудню будет семьдесят, — но ей всегда было холодно в эти дни, и она носила толстый кардиган поверх блузки с длинными рукавами. У нее была подушка, прижатая к спинке стула; это уменьшило боль, которая теперь была постоянной в ее нижней части спины.
Она услышала, как распахнулась кухонная дверь, затем с грохотом захлопнулась, и через минуту появился Чарльз, неся поднос с полным кофейником и двумя кружками.
— Молодец, дорогой, — весело сказала она. Чарльз иронически улыбнулся, признавая, что он никогда не был хладнокровным на кухне. Хотя Джоанна с сожалением подумала о том, сколько обязанностей он взял на себя в том, что прежде было ее заповедником.
— Вот, пожалуйста, — сказал он, протягивая ей кружку и усаживаясь с одной. «Молочный и сладкий».
— Прямо как я, — легко сказала она. Старая шутка, но она все еще вызывала у него улыбку. Она добавила: «Я, конечно, не жалуюсь, но я беспокоюсь о том, что ты сегодня дома. Мне кажется, у тебя много дел.
— Не волнуйся.
— Если вы так быстро прилетели в Вашингтон, а потом они прилетели сюда, это должно быть важно.
Он терпимо пожал плечами. Она продолжила: «И чтобы Лиз приехала на выходные…»
Он кивнул. «Да, это занято, но мне нужно писать эти ежегодные конфиденциальные отчеты, и мне легче делать их дома, где меня никто не беспокоит, чем в офисе». Джоанна когда-то работала на службе. Она была секретарем Чарльза. Так они впервые встретились. Но они давно установили условность в отношении его работы — он иногда рассказывал ей, что происходит, но она никогда не стремилась узнать больше. Так всегда хорошо получалось; он никогда не был нескромным, и она никогда не чувствовала себя полностью исключенной.
— Между прочим, мне нравилась Лиз. Она пристально посмотрела на мужа. 'Очень. Я рад, что встретил ее. Она хотела быть абсолютно ясной об этом; это была одна из вещей, которые она хотела, чтобы он знал на потом.
Он кивнул и выглядел задумчивым. Затем он сказал: «Ну, в любом случае, американцы были и ушли, слава богу. Думаю, проблема решена».
С минуту они сидели молча. С реки было слышно только перебранку уток. Чарльз допил кофе и уставился на свою кружку. — Ты помнишь, когда мы купили их? — спросил он, подняв кружку вверх. Он был ярким, с полосой медового цвета по краю, а по бокам были нарисованы синие и красные русалки.
'Как я мог забыть? Это было в Сан-Джиминьяно, и ребята подумали, что мы сошли с ума — они не поняли, что восемь тысяч лир — это не восемь тысяч фунтов.
— Тогда они были такими маленькими, — чуть задумчиво сказал Чарльз. «Я волновался, как они справятся с прогулкой, но они меня удивили».
— Они всегда так делают, — сказала она с прозрачной материнской гордостью.
«Я думал об этом отпуске на днях, когда я был в Вашингтоне, остановился в отеле — или, может быть, это был мотель; Я никогда точно не уверен в разнице. Моя спальня была огромной; он мог бы вместить всю семью. Я все думал о той ночи возле Сиены, когда мы думали, что никогда не найдем места для ночлега.
«Сэм беспокоился, что нам придется спать на сеновале. И мы почти сделали.
— В конце концов мы нашли комнату, — сказал он.
— Не напоминай мне. Она содрогнулась при воспоминании о четверых из них, зажатых в крошечной комнате на чердаке. Он находился на вершине фермерской «виллы», знавшей лучшие дни.
«Интересно, на что похожа эта деревня сегодня».
— Здесь полно туристов, и половина домов принадлежит англичанам.
— Возможно, — с сожалением признал он. — Тем не менее, было бы неплохо увидеть это снова. Может быть, весной, если тебе станет лучше, мы могли бы подумать о том, чтобы провести там несколько дней. Ты всегда любил Италию. Бьюсь об заклад, мальчики хотели бы пойти с нами.
Она узнала рвение в его голосе, тон, который он любил использовать, когда думал, что ей больше всего нужно подбодрить. Обычно она соглашалась с оптимистичным притворством, с его решимостью, что любой наполовину наполненный стакан на самом деле наполовину полон. Но она не собиралась соглашаться с ним сегодня, не тогда, когда уже нельзя было отрицать, что стакан почти пуст.
— Я так не думаю, дорогой, — тихо сказала она. Он посмотрел на нее, удивленный уверенностью ее тона, и она увидела страх в его глазах.
— Вчера я видела мистера Нирака, — сказала она. Ее консультант.
— Вы не сказали, что собираетесь, — запротестовал он. — Я бы взял тебя.
— Я знаю, — сказала она. — Но я вполне способен добраться туда самостоятельно. Особенно, когда у тебя много работы. Настоящую причину она не назвала: она хотела увидеться с консультантом наедине, чтобы услышать правду, не смягчившись настойчивым оптимизмом Чарльза.
— Так что же сказал старый шарлатан?
Она потянулась через стол и положила свою руку на его. — Он сказал, что теперь это ненадолго.
— О, — рефлекторно сказал он, и она увидела, как поникли его плечи, и как он не смотрит ей в глаза.
Он был сильным, помог ей пережить все эти годы болезни, дразнил ее, дразнил ее, заставлял смеяться, всегда рядом, когда бы она ни поддалась искушению поддаться отчаянию. Теперь она должна была быть сильной ради него.
