'У тебя вышло.'

  Оукс поколебался, прежде чем сказать: «Это сопряжено с изрядным риском».

  'Как это? Вы не доверяете британцам?

  Оукс пожал плечами. 'Это не то. Они очень беспокоятся об этой конференции. Это главный их приоритет. Они сказали бы израильтянам что угодно, даже то, что мы руководим одним из их людей, если бы думали, что это поможет им защитить конференцию. Это может нанести нам большой ущерб. Моссад дает нам очень ценную информацию. Они сомкнутся, как моллюски, если узнают, что мы управляли Коллеком.

  Он мог видеть, как генерал подсчитывает это. Хардинг был безжалостным, клинически логичным, что не всегда было верно для режиссеров, которых знал Оукс. Хардинг сказал: «А что, если мы бросим им кость?»

  — Кто, англичане?

  'Нет. Моссад. Если больше мы ничего не можем вытянуть из Коллека, может быть, нам стоит просто передать его на службу. Можно сказать, он подошел к нам, и мы ему отказали. Это может принести нам очки в Тель-Авиве.

  Оукс был потрясен. Он изо всех сил пытался скрыть свое возмущение предложением бросить агента на съедение волкам. Логистика того, что предлагал Хардинг, была невозможна — «Моссад» сразу раскусил бы уловку, — но больше всего Оукса беспокоило не это. Он гордился своим реализмом, но также твердо придерживался определенных принципов. Прежде всего, это была верность его агентам, особенно агентам по проникновению, которые рисковали своей жизнью, чтобы помочь.

  Он знал, что любой спор с Хардингом будет слишком легко проигран. Поэтому он медленно сказал: — Не уверен, что это сработает, генерал. И в любом случае, я не думаю, что мы еще не выжали из Коллека все самое лучшее. Было бы жаль отпустить его раньше времени. Он с сожалением подумал о том, что «отпусти его» будет означать для израильтянина, когда-то подвергшегося пресловутым методам допроса Моссада.

  Хардинг, казалось, думал об этом, затем взглянул на свой дневник, открытый перед ним на столе. Он внимательно посмотрел на часы, и Оукс понял, что его время истекло.

  — Ладно, Тай, давай тогда оставим его на месте. Вы можете признаться британцам, но дайте понять, что мы ожидаем, что они будут держать это при себе. Если они расскажут израильтянам, то мы могли бы заслужить доверие, рассказав им сами».

  ТРИДЦАТЬ ПЯТЬ

  Алеппо никому не сказал, куда он направляется. Он снова приедет сюда через три недели, но официально и с коллегами. Теперь ему нужно было самому увидеть местность. У него была своя повестка дня.

  Он сел на поезд на Кингс-Кросс и тут же заснул на три часа. Он был уставшим. Хотя его встречи редко длились долго, напряжение и кропотливая контр-слежка до и после каждой встречи утомляли его.

  Он проснулся в Нортумберленде, по крайней мере, старик через проход рассказывал своей жене, и он смотрел в окно, как сельская местность становилась холмистой, дикой, суровой. Он не понимал британцев: если бы он был у власти, то разместил бы большую часть населения здесь, а не в унылых, тесных окрестностях родных графств.

  Граница пришла и ушла незамеченной, и только когда он услышал, как кондуктор объявил Эдинбург, он понял, что находится в Шотландии. Когда поезд покинул город, Алеппо, зная, что он почти у цели, внимательно наблюдал, с удивлением отмечая холмистую местность, мягкую и сельскохозяйственную. Он ожидал скал и гор; они сформировали его образ Шотландии.

  Но когда он вышел из поезда на небольшой станции дальше к северу, час спустя, он увидел вдалеке Кэрнгормов. В этом отдаленном месте не было такси, но микроавтобус ждал в маленьком дворе вокзала, чтобы забрать Алеппо и две явно американские пары, нагруженные багажом и клюшками для гольфа, которые вышли из поезда вместе с ним. Водитель, пухлый мужчина в форменной фуражке, был болтлив.

  — Здесь для игры в гольф? — спросил он дружелюбно, глядя на своих пассажиров в зеркало.

  Алеппо не чувствовал необходимости отвечать, так как его попутчики были слишком охотно болтали. Они сказали, что были.

  — Зеленые сейчас очень быстрые, — сказал водитель.

  «Я заказала повозку в школе верховой езды», — сказала одна из женщин.

  — Нам обещают прекрасную погоду. Отсюда открывается прекрасный вид на холмы». Они болтали, пока ехали к заходящему солнцу, заливавшему близлежащие невысокие холмы розовым светом.

  Вскоре автобус свернул между двумя низкими каменными стенами, увенчанными золотыми буквами: Глениглз .

  Слева от подъездной дорожки лежало огромное поле для гольфа, а здание клуба представляло собой красивое невысокое здание из кремовой лепнины с серой шиферной крышей. По другую сторону подъездной дорожки, на широкой лужайке у двух озер, было еще больше лунок для гольфа. Казалось, он входит в рай для любителей гольфа.

  Доминантой сцены была огромная груда девятнадцатого века с башней замка в ее переднем углу, развевающимся бело-голубым флагом, развевающимся на резком вечернем ветру. Водитель свернул на маленьком круговом перекрестке по официальной дороге, которая заканчивалась у входа в отель. На ухоженных лужайках росли длинные живые изгороди из рододендронов и высоких деревьев.

  Алеппо был поражен, услышав звук волынки, когда микроавтобус подъехал к двери; огромный швейцар в килте и зеленом твидовом пиджаке, стоявший с волынщиком наверху лестницы, спустился, чтобы взять багаж. Регистрируясь у стойки регистрации в широком обшитом панелями зале, освещенном огромными блюдцеобразными лампами в стиле ар-деко, свисающими с потолка, Алеппо почувствовал себя так, словно попал на съемочную площадку американского мюзикла.

  Он намеренно забронировал один из лучших номеров в передней части отеля. Он был просторным и удобным, с видом на поля для гольфа и за ними, всего в паре миль дальше, зеленые холмы, которые постепенно поднимались из долины.

  Алеппо внимательно осмотрел свои апартаменты. Ванная была большой и ярко освещенной, с белой фарфоровой ванной и душем со стальным каркасом в углу. Сняв обувь, он взобрался на закрытое сиденье унитаза, затем осторожно толкнул квадратные плитки потолка над ним. Один уступил; отодвинув его в сторону, он поднял обе руки и осторожно подтянулся, чтобы заглянуть в горизонтальную вентиляционную шахту. В его длинном туннеле можно было поместить небольшой чемодан; в крайнем случае, лежа плашмя, мог бы поместиться и мужчина. Профессионалу потребовалось бы около двадцати секунд, чтобы найти кого-то, кто там прячется, но, тем не менее, это было приятно знать.