Было субботнее утро, и Пегги только что поссорилась с Тимом. Казалось, что в наши дни всякий раз, когда они разговаривали, все заканчивалось скандалом. А иногда, как только что случилось, весь разговор был ссорой. Более того, в эти дни она видела его реже, чем когда они жили в разных квартирах. Он был здесь физически, но обычно они разговаривали только за едой; остальное время он проводил запертым в маленькой комнатке, которую использовал как кабинет, в компании только компьютера. Хотя для Тима этого оказалось достаточно.
Он всегда был трудолюбивым, прилежным и погруженным в свои книги до одержимости, но в последнее время он казался поглощенным чем-то совсем другим — чем-то, чем он не хотел с ней делиться. Было время, когда он рассказывал ей о своей последней интерпретации какой-нибудь метафизической поэзии или об интересных открытиях, которые он сделал о Лондоне семнадцатого века. Но теперь единственным открытием, которое он сделал, были обвинения — против МИ-5, на которую, как он знал, она работала, против GCHQ и МИ-6, а в самые безумные моменты — против «истеблишмента». Насколько Пегги могла судить, Тим работал как никогда усердно, но не над Джоном Донном.
Сначала она думала, что это пройдет, говоря себе, что он избавится от этой новой страсти к киберпространству и вернется к своей истинной любви – английской литературе. Но, похоже, не было никаких признаков этого, и она заметила, что рукопись его книги, казалось, застряла на той же странице, что и несколько недель назад — точнее, месяцы. Так что же он делал вместо этого? Она знала, что он постоянно был в Интернете — он превысил их ежемесячную норму BT на двадцать гигабайт, когда пришел последний счет. Должно быть, он чем-то занят.
В отчаянии Пегги решила это выяснить. Она старалась не думать об этом как о шпионаже, хотя и знала, что это так. Но она очень беспокоилась о Тиме, и если она собиралась помочь ему, то должна была выяснить, что происходит.
Она подождала десять минут после того, как услышала стук в дверь, когда он вышел после их последней ссоры, а затем вошла в кабинет. Она стояла спиной к двери и осматривалась. На столе больше не было привычных аккуратных стопок научных томов, справочников и студенческих рефератов. На смену им пришла куча вырезок из прессы, компьютерных журналов, политических журналов и среди всего этого копия неавторизованной биографии Джулиана Ассанжа. Ноутбук, лежащий на беспорядке, был включен. Немного поколебавшись, Пегги села за стол и взяла мышь. Она знала его пароль, а он ее; это не было большой проблемой, они всегда делились всем. Она ввела его, и машина ожила.
Открыв его интернет-браузер, она начала с изучения его истории онлайн; то, что она обнаружила, было одновременно сбивающим с толку и тревожным. Смешанный набор блогов, чатов, самиздатовских публикаций — все явно недовольны, все обращаются к одним и тем же темам: опасности, исходящей от спецслужб на Западе. Некоторые разговоры были философскими и абстрактными; некоторые из них касались обеспечения адекватных мер безопасности, когда правительство осуществляет слежку за своими гражданами, а некоторые из них были гораздо более тревожными — технические обсуждения того, как взломать правительственные сайты и разгласить секретную информацию. Пегги не была уверена, насколько это незаконно, но, по ее мнению, это было совершенно неправильно.
Чем больше она просматривала эти сайты, тем больше Пегги понимала, что существует целый подземный мир, который разделяет эти взгляды. Джулиан Ассанж и Эдвард Сноуден были двумя самыми известными публичными лицами этого движения — если такую мешанину из хакеров, «либертарианцев» и анархистов можно назвать «движением» — и чат, который Тим посещал чаще всего, согласно его «Истории», назывался «Снежный логово».
Ее недоумение росло, она задавалась вопросом, откуда взялась эта новая озабоченность Тима. Он никогда не был политическим деятелем, обычно не принимал участия в дискуссиях за обедом, когда поднимались спорные темы — вроде иммиграции или сокращения размера государства всеобщего благосостояния. Больше всего ему нравилось говорить о пьесе, которую он видел в Национальном театре, или о поэзии Филипа Ларкина, или о церквях Хоксмур в лондонском Сити.
Пегги ни за что на свете не могла увидеть в нем катализатор этой трансформации. Раньше он не казался несчастным: никогда не жаловался на свою работу, любил преподавать и даже не ворчал, когда зарывался в экзаменационные работы для оценок. Его исследования шли хорошо, и она помнила, как он был взволнован, когда пришло ободряющее письмо от OUP.
Что-то должно было произойти некоторое время назад, а может быть, и совсем недавно, кто-то ... Но кто это мог быть? У них был широкий круг друзей, которым, как и Пегги и Тиму, было немного за тридцать, и они только начинали свою карьеру. У некоторых были дети; большинство из них ждали, пока они достаточно укрепятся и будут достаточно обеспечены, чтобы создать семьи. Никто, насколько ей было известно, даже отдаленно не интересовался этим подземным миром, где Тим теперь, казалось, проводил часы бодрствования.
Она открыла его почту и посмотрела на папку «Входящие». Там было очень мало. Он, должно быть, очистил его совсем недавно. Затем она открыла его ящик «Отправленные» — электронное письмо больному студенту с организацией дополнительного урока; шутник, посланный его двоюродному брату, который жил к югу от реки и собирал плохие каламбуры. Затем она просмотрела его папку «Удалить»; его не опустошали несколько дней. По большей части это был спам, который он удалил, не открывая: страховые предложения, всевозможные розничные сайты, фальшивые банковские оповещения. Но затем одно из них привлекло ее внимание — это было электронное письмо, которое Тим отправил на адрес Marina*[email protected] несколько дней назад. Открыв ее, она прочитала: « Новая учетная запись настроена и готова получать почту. Т.
Она сидела, ошеломленная. Что это значит? Но она могла догадаться — Тим создал другую учетную запись электронной почты, о которой ей не сказал. Зачем ему это нужно? Разве что для того, чтобы что-то скрыть от нее. Вроде… Марина. Кем бы она ни была.
25
Лиз нравилось водить машину. Ей нравилось быть одной, слушать радио и обдумывать вещи, ни с кем не разговаривая. Но это путешествие было немного больше, чем она рассчитывала. Она выехала из дома своей матери в Уилтшире в восемь часов утра, думая, что прибудет в Манчестер к обеду — поисковик АА сказал ей, что это займет четыре часа. Но из-за интенсивного движения на М4 и перекрытых полос на М62, из-за которых она застряла в длинной веренице грузовиков, было три часа, прежде чем она наконец добралась до своего отеля.
Манчестер был для нее чужой территорией, ведь она выросла на Юге. В последнее время ее несколько раз приводила сюда работа, но это, конечно, не были ни расслабленные, ни счастливые визиты; она надеялась на лучшее с этим. Она нашла выгодную сделку в Интернете в довольно модном отеле в переоборудованном складе недалеко от железнодорожного вокзала. Казалось, что в нем работают только красивые молодые люди в черном — ПИБ, как называла их Пегги Кинсолвинг, — и Лиз забавлялась, наблюдая, как они изящно плавают вокруг, пока она ждала регистрации, позади человека, который громко жаловался портье, что он Он не смог арендовать «мерседес» в «Ависе», когда приземлился в аэропорту. Это была не та среда, к которой Лиз привыкла; это определенно не соответствовало традиционному представлению о Манчестере, подумала она, когда через несколько минут взяла свой электронный ключ от номера и поднялась на цельностеклянном лифте в свою комнату.
