Стелла Римингтон

  Разрушение прикрытия

  1

  — Что вы думаете об этом? — спросила Джасминдер Капур, когда она и ее подруга Эмма Уикс выбирались из толпы, покидая Алмейду. Театр, элегантное викторианское здание, переоборудованное из полузаброшенной фабрики, располагался в узком переулке Ислингтона, где зрители могли болтаться и спорить о спектакле, который они только что видели. Алмейда специализировалась на острых постановках новых и известных пьес, и обычно было что обсудить. Публика, как всегда, состояла из состоятельных местных жителей средних лет, живших в когда-то ветхих, а теперь очень ценных георгианских и викторианских домах поблизости, и молодых специалистов, населявших модные квартиры, недавно построенные вокруг Ангела, центра. этого ныне процветающего района Северного Лондона.

  «Я не могла оторвать глаз от огромной трещины в задней части телевизора», — ответила Эмма. «В конце он был таким огромным, что я думал, что все это упадет».

  «Это должно было символизировать надлом его личности», — сказала Джасминдер, которая серьезно относилась к своему театру.

  — Я уверен, что ты прав, но я чуть не расплакался. Тем не менее, это была не самая странная вещь, которую мы здесь видели. Помнишь тот, где они все сидели вокруг большого деревянного ящика и пили шампанское, а мы знали, а они нет, что внутри тело убитого?

  «Он прошел в Вест-Энде и имел большой успех».

  — Не могу понять почему, — сказала Эмма.

  Идя теперь бок о бок, две молодые женщины составляли интересный контраст: Жасминдер высокая, стройная и элегантная, ее длинные блестящие черные волосы обрамляли лицо с яркими темными глазами и гладкой светло-коричневой кожей; Эмма намного ниже ростом и пухленькая, жизнерадостная, с голубыми глазами и остриженными светло-каштановыми волосами. Они были друзьями с тех пор, как познакомились в Даремском университете, где оба изучали право. Они поддерживали связь, хотя их карьеры пошли в разных направлениях. Эмма работала в юридическом отделе крупной софтверной компании, а Джасминдер осталась в академическом мире. Оба они теперь жили в Ислингтоне, недалеко друг от друга, и были завсегдатаями «Алмейды».

  Когда они свернули на Аппер-стрит, ветер, который дул на север, ударил им в лицо. Эмма вздрогнула. — Пойдем выпьем, — предложила она, когда они подошли к ярко освещенным дверям паба.

  — Думаю, мне лучше пойти домой, — ответил Жасминдер. — Завтра мне рано вставать и нужно прочитать кое-какие бумаги. Она указала на портфель, который сжимала в одной руке.

  — Ты слишком много работаешь, — сказала Эмма, обнимая ее и целуя в щеку. — Ты слишком заботишься.

  — Возможно, — ответил Джасминдер. — Я именно такой.

  — В «Экране на зеленом» идет отличный фильм. Может, поедем на выходных, если ты свободен. Я дам тебе кольцо, — крикнула Эмма на ходу.

  Джасминдер свернула на Барнсбери-стрит, размышляя о том, что у нее нет других планов на выходные, кроме как стирать и убираться в своей квартире, и – она вздохнула – писать очередную лекцию.

  Хотя Аппер-стрит была занята автомобилями и автобусами, а люди входили и выходили из пабов и ресторанов, на боковых улицах было очень мало людей. В окнах рядных домов горел свет, но в подвальных помещениях было темно. Урны на колесах выстроились вдоль тротуара в ожидании сбора утром. Крышка одного была открыта, и что-то, то ли кошка, то ли лиса, вытащило его содержимое, разбросав по земле что-то похожее на куски куриной тушки. Джасминдер взглянула на беспорядок, с отвращением сморщив нос, и поспешила дальше, чувствуя теперь тяжесть своей сумочки на плече и портфеля в руке. Она с нетерпением ждала ванны и теплой постели и думала, нельзя ли отложить открытие портфеля до утра. Возможно, если бы она встала очень рано…

  Она миновала церковь на противоположной стороне дороги и пошла вдоль ограды сквера, где была детская площадка, хотя кусты и липы, нависшие над дорогой, заслоняли ее. Она могла видеть только вершины лазалки и скользить по голым ветвям. Пустая улица вдруг показалась немного жуткой, и она уже собиралась перейти на более освещенную сторону, когда увидела идущего ей навстречу мужчину. Его лицо было в тени, но она могла видеть, что он был одет в темные брюки и кожаную куртку. Жасминдер подошла к внутренней стороне тротуара, чтобы пропустить его, но мужчина двинулся вместе с ней, преграждая ей путь.

  — Извините, — начала было она, когда заметила, что рядом с ней кто-то еще. Встревоженная, она повернулась как раз в тот момент, когда что-то металлическое вспыхнуло всего в нескольких дюймах от ее лица. Почти мгновенно она почувствовала, как ремешок ее сумки, натянутый на ее плече, ослаб.

  Внезапно мужчина впереди оказался на ней, схватил ее за руку и крутил ее, пока Джасминдер не оказалась перед входом в сады. Он сильно потянул и прижал ее к себе, затем толкнул ее вперед, его ноги контролировали ее, так что она могла двигаться только тогда, когда он это делал, как марионетка. Другой мужчина, держа нож, пошел вперед и пинком открыл ворота в сады. В другой руке он держал ее сумку — и ее портфель, который она, должно быть, уронила в испуге.

  Если они грабили ее, то почему не сбежали, когда забрали ее сумку? Почему этот мужчина толкал ее в сад?

  Словно прочитав ее мысли, он усилил хватку, поднимая ее руку за спину, пока Джасминдер не наклонилась вперед с криком боли. Он обхватил ее другой рукой и обхватил ее грудь, сжимая и массируя. Когда он подтолкнул ее к открытым воротам, он прижался к ней своим твердеющим пахом. Она слышала, как он тяжело дышит, и чувствовала, как он дышит ей на шею. Ее охватила волна паники, когда она поняла, что, оказавшись в саду, ее больше никто не увидит. Эти двое могли делать с ней все, что им заблагорассудится, и никто бы об этом не узнал.

  Она сделала вдох, чтобы закричать, но мужчина убрал руку с ее груди и зажал ей рот. На нем были перчатки, от которых пахло камфарой; Жасминдер вырвало, когда она боролась за глоток воздуха. Потом кто-то резко крикнул: «Слезь с нее! Оставь ее одну!'