Она повернулась к нему. Она могла чувствовать слабое, головокружительное воздействие алкоголя на ее организм. — А если нет? Предположим, все закончилось сегодня вечером? Будете ли вы чувствовать, что прожили… достаточно?»

  "Ух ты! Это немного тяжело…”

  — А ты бы хотел? Готовы ли вы отправиться?»

  Он сузил глаза и улыбнулся. "Ты серьезно?"

  Она пожала плечами. "Ага."

  "Ладно. Если бы мне пришлось, например, умереть, это, вероятно, был бы такой же хороший момент, как и любой другой. Моя мама вышла замуж во второй раз пару лет назад и впервые, насколько я помню, счастлива, и теперь у меня есть младшая сестра — на семнадцать лет моложе меня, представляете, на семнадцать лет моложе меня , — которая у меня действительно не было возможности узнать меня получше, и поэтому моя смерть не причинила бы мне боль, но которая осталась бы у моей мамы. И я действительно ничего не начал делать в своей жизни, в плане карьеры, так что в каком-то смысле ничего не пропало бы зря, так что… Да, если бы мне пришлось уйти, сейчас было бы самое подходящее время».

  «А как насчет твоего отца? Твой настоящий отец?

  «Ну… Он ушел от нас много лет назад, когда я был мальчиком, так что он никогда не заботился о нас…» Он протер глаза. — Люси, ты мне очень нравишься, но зачем нам этот разговор?

  Она покачала головой, ее взгляд расфокусировался. Затем, допив свой пинтовый стакан, она подтолкнула его к нему. "Могли бы вы…?"

  "Да, конечно."

  В ее голове раздался отдаленный рев, как будто она прислушивалась к гигантской морской раковине. Вчера утром она убила мальчика, примерно того же возраста, что и этот, из российского пистолета с глушителем. Она улыбнулась ему и нажала на спусковой крючок, почувствовала хрип затухшей отдачи и увидела, как голова мальчика вонзилась в угол багажника машины. Теперь она переродилась, Дитя Неба, и, наконец, поняла то, что инструктор в Тахт-и-Сулейман всегда находил таким забавным — таким забавным, что это регулярно приводило его к трясущейся бессвязности.

  Она переродилась мертвой. Момент, как и было обещано, все изменил. Он щелкнул переключателем внутри нее, заклинив схемы и парализовав сети. Она боялась, что слишком много почувствует; вместо этого, что гораздо хуже, она ничего не чувствовала. Вчера вечером, например. Она и Фарадж были словно ожившие трупы. Дергались в объятиях друг друга, как наэлектризованные лягушки в школьной лаборатории.

  И Джессика. Она отложила в сторону вопрос о ребенке. Подняв предплечье, она укусила его до смыкания зубов, а когда отпустила, на коже остались два лиловых полумесяца, из которых сочилась кровь. Не то чтобы это было не больно, просто это не имело значения. На мгновение, на долю секунды, она почувствовала темное присутствие своего преследователя.

  «… Еще пинту для мадемуазель Люси. Вы случайно не женаты?

  — Не случайно, нет. Она пила.

  — Так скажи мне, незамужняя Люси, где именно ты остановилась здесь и зачем приглашаешь себя в пабы с незнакомцами?

  Знакомство, как она видела, придало ему смелости и успокоило. Ее голова медленно опустилась вперед, пока ее лоб не коснулся ее стакана. — Хороший вопрос, — сказала она. — Но очень трудно ответить.

  Он наклонился вперед. "Пытаться."

  Она молчала. Сделал глубокий глоток пива. И другой.

  — Или нет, конечно, — пробормотал он, выпрямляясь и отводя взгляд.

  Алкоголь скакал по ее телу. В старые времена, с Меган, это никогда не требовало многого. Пара бокалов и она полетела. «Если бы я сказал вам, что разговор, который у нас только что был, был самым важным в вашей жизни…»

  — Я бы… — он пожал плечами. — Я думаю, это возможно.

  В его глазах она увидела рассвет понимания того, что вечер не закончится волшебным образом. Что она всего лишь еще одна взбалмошная, трудная женщина, которая не для него.

  Она взяла его за руку. Он был большим, теплым и влажным от его пивного бокала. Взяв его за пальцы, она осмотрела его ладонь, и при этом кое-что — фактически все — стало ослепительно очевидным. Она громко рассмеялась. — Видишь, — сказала она. "Долгая жизнь!"

  — Мы — долгоживущая семья, — осторожно сказал он.

  Она улыбнулась ему и, выпустив его руку, осушила свой стакан. — Дай мне ключи от машины, — сказала она. — Мне нужно кое-что получить.

  Снаружи, у машины, она надела рюкзак и застегнула поверх него пальто. Когда она вернулась в своей непромокаемой одежде, Дензил покорно посмотрел на нее. — Ты собираешься исчезнуть, не так ли? И я никогда ничего о тебе не узнаю.

  — Посмотрим, — сказала она. И, коснувшись рукой его щеки на мгновение, она вышла.

  Снаружи дождь мягко дул ей в лицо. Она не чувствовала своих ног на земле; вместо этого она, казалось, парила в воздухе, движимая легкостью духа, которой она никогда не знала. Это не было вопросом рационализации — она просто не собиралась этого делать. Она была освобождена от необходимости подчиняться кому-либо или какому-либо вероисповеданию, когда-либо снова. Они не могли убить ее; ни Фарадж и его люди, ни ее преследователь и ее люди. Она была уже мертва.

  Сколько она шла, она не знала. Не больше пятнадцати минут, наверное. Пиво наполнило ее мочевой пузырь, и когда она присела на обочине дороги в армейских штанах, стянутых до щиколоток — воспоминания о Тахт-и-Сулеймане, — она увидела Дензила, проехавшего мимо на «хонде-аккорд». Она пошла дальше. Она как будто стояла на месте, а дорога катилась под ее ногами. Она улыбалась, и слезы текли по ее щекам вместе с дождем.

  Шум вертолетов сначала был тихим, а потом превратился в рычащую, рубящую ярость вокруг нее. Перед ней была площадка для игры в крикет, освещенная прожекторами с неба, сцена неземной театральности и красоты. В его центре, слабо шипя и раскачиваясь на стойках, стояла «Пума» британской армии, из которой бежал одетый в черное хор, чтобы занять свои позиции. «Хеклер и Кох MP5», — одобрительно заметила она. САС. А на дороге за ними сапфировое мерцание полицейских машин на фоне грузинского фасада, еще бегущие фигуры и гулкое эхо громкоговорителя.