ГЛАВА 48

  Москва, Россия

  понедельник

  23:05 МСК

  — Это гидроакустические снимки, — ответил полковник Анисковач.

  Он стоял перед смехотворно большим и фаллически усиливающим столом Прудникова. Он был достаточно большим для нескольких компьютерных терминалов, но, если не считать фотографий, монитора скромных размеров, клавиатуры и мыши, стол был пуст. Прудников сидел за письменным столом в эргономичном кожаном кресле.

  Они находились в кабинете Прудникова в штабе СВР. Это здание стало высокотехнологичной заменой бывшей штаб-квартиры КГБ на Лубянке на площади Дзержинского в центре Москвы, где сейчас располагается ФСБ. Штаб-квартира СВР располагалась в Ясенево, на окраине города, и ее мимолетное сходство со штаб-квартирой ЦРУ в Лэнгли не было простым совпадением.

  Анисковачу не нравилась безвкусная клонированная ЦРУ штаб-квартира в Ясенево, и он предпочел бы проводить время на площади Дзержинского. Старое здание было шедевром прекрасной русской архитектуры, в котором до революции располагалась страховая компания.

  Начальник СВР некоторое время изучал фотографии. — А что они мне показывают? он спросил.

  В тоне его голоса не хватало терпения. Было поздно работать, даже для шпионов.

  Анисковач был в своем лучшем костюме, с галстуком, как бритва, и начищенными до зеркального блеска туфлями. Каждый волос на его голове был безупречно причесан. Ужасную рану на его лице нельзя было вылечить, но, по крайней мере, повязка прикрыла ее, и это свидетельствовало о том, что его жизни угрожала опасность — даже если теперь это означало, что он ненавидел смотреться в зеркало, когда когда-то упивался им. Он уже проконсультировался с косметическим хирургом и планировал посетить других в ближайшие недели.

  — На снимках затонувший корабль, — ответил Анисковач. — Судя по тому, что мне сказали мои люди, он имеет размеры фрегата, точнее ракетного эсминца.

  Прудников перелистывал изображения и не поднимал глаз. «Почему я смотрю на это?»

  — Потому что фрегат — один из наших.

  Это заставило Прудникова поднять голову.

  Анисковач твердо верил в важность драматического искусства при выступлении с докладами и особенно при подаче запросов. Простого рассказа и вопроса обычно было достаточно для достижения необходимой цели обсуждения, но результат почти любого разговора можно было бы улучшить, правильно выбрав время и подачу. Анисковач очень хорошо понимал, что ему нужно, чтобы оба работали на него безошибочно, если он собирался спасти свою карьеру.

  Фиаско в Санкт-Петербурге попало в заголовки вечерних газет и стало самой крупной новостью на российском телевидении, несмотря на все попытки СВР ограничить ущерб. Мертвые тела и взрывающиеся машины среди бела дня, как правило, были замечены. За один день Анисковач был ответственен за гибель пяти человек и госпитализацию еще трех человек. Он чувствовал вопиющей несправедливостью, что его обвиняют, учитывая обстоятельства. Операция не была официально санкционирована, и это была личная услуга Прудникова. Что было единственным фактом, спасающим Анисковача.

  Главе СВР было бы еще больше терять, если бы стали известны истинные мотивы операции, и поэтому Анисковач знал, что Прудников сделает все, что в его силах, чтобы голова Анисковача не попала в поле зрения.

  Как долго это продлится, Анисковачу не хотелось думать, но он знал, что это не будет бесконечно. Тогда волки, жаждущие крови Анисковача, будут кружить вокруг него с оскаленными зубами. Он несколько раз мечтал возглавить организацию. Когда-то казалось, что однажды его мечта может реально стать реальностью, но это было до того, как он добился того, чтобы люди были убиты, так много и так публично. Если бы он не боролся за это, его репутация была бы запятнана навсегда. Ему нужна была победа, и он нуждался в ней быстро.

  Единственный способ, которым он мог надеяться противодействовать уже нанесенному ущербу, - это оставить Прудникова на его стороне, но любой союз был в лучшем случае непрочным и быстро распался, чем ближе Прудников подходил к отставке. Если только он не признал свою роль в неудавшейся миссии и не реабилитировал Анисковача в процессе, Анисковач знал, что его карьера была в долг.

  Как только Прудников перестал его защищать, а Анисковачу пришлось постоять за себя, лучшим сценарием, на который он мог надеяться, было провести остаток своей карьеры в СВР, сидя за письменным столом, занимаясь отупляющим анализом и работая над карандашом. Он не хотел думать о худшем сценарии.

  — Фрегат, — начал Анисковач после соответствующей паузы, — по имени «Лев», был ракетным эсминцем постройки 1984 года, затонувшим два года назад, вскоре после совместной с китайцами морской демонстрации. Вся ее команда погибла, когда она затонула.

  'И?'

  «Лев» нес восемь противокорабельных ракет «Оникс».

  Долго ждали, прежде чем снова заговорил Прудников. — Что случилось с кораблем?

  «Перед тем, как она затонула, был передан сигнал бедствия, в котором капитан заявил, что произошла катастрофическая неисправность двигателя».

  — Это было подтверждено спасательной группой?

  «Команды по спасению никогда не было».

  'Почему нет?'

  «Была отправлена спасательная команда, но поступило сообщение о том, что эсминец затонул на большой глубине, и подъем корабля и его вооружения был невозможен».

  Прудников снял очки для чтения и осторожно положил их на стол. — Тон вашего голоса говорит о том, что вы не убеждены этим анализом.

  «Капитаном спасательного судна, которое откликнулось на сигнал бедствия «Лева», был офицер по имени Андрис Озолс».