— Не уверен, что смогу так долго ждать без еды.

  'Ты сможешь. Просто раньше не приходилось.

  'Правильно.' Она вздохнула. «Я знаю, что могу сбросить килограмм или два. Мог бы и сейчас начать. Не то чтобы у меня было что-нибудь получше.

  «Вам не нужно терять вес».

  Она бросила на него взгляд, как будто он собирался с некоторым сарказмом проследить за комментарием. Когда он этого не сделал, она улыбнулась. 'Спасибо.'

  — Мне не за что меня благодарить. Это констатация факта.

  — Тогда спасибо, что констатировали факт. Пауза, затем: «Могу ли я чем-нибудь помочь? Я нашел стопку чашек для вечеринок, оставленных в кухонном шкафу. Я могу принести вам воды, если вы хотите пить.

  Он был. Но он хотел, чтобы она больше отдыхала. 'Я в порядке. Поспи еще немного, если сможешь. Нам нужно скорее двигаться дальше.

  ШЕСТЬДЕСЯТ

  Пришел дневной свет. Медленно, потому что Виктор следил за каждой секундой. Окно задней спальни выходило на восток, и он видел ровный свет неба над далекими крышами, окруженный синим, затем желтым и белым ореолом. Смена цветов сопровождалась пением птиц, затем грохотом заводившихся и тяжело работающих двигателей, оставшихся на холостом ходу, пока обогреватели боролись с холодом и морозом. Когда он смог разглядеть очертания каждой тротуарной плитки на заднем дворе, он отошел от окна. Теперь никто не нападет. Их враги будут ждать темноты или прекрасной возможности. Это было ни то, ни другое.

  Они пережили ночь. Он лежал на полу. Ковра не было, только голые половицы, но он заснул за считанные секунды.

  Проснувшись, он сразу же сел прямо, уши уловили звук, подсознание не смогло уловить шум атаки, но не обнаружило ничего, что его беспокоило. Он спустился по лестнице. Он спал чуть больше часа — первый отдых за два дня. Чувство вины, которое он чувствовал за то, что оставил ее без защиты, свело его желудок.

  Она спала, свернувшись калачиком в углу пустой гостиной. Она выглядела умиротворенной.

  Он ушел и вымылся в ванной внизу, используя только воду, потому что там не было никаких туалетных принадлежностей. Он стоял у раковины, набирая в ладони воду из-под крана, затем вытирая ее под мышками, на грудь и плечи, вдоль рук, на живот и лопатки. Он закончил, проделав то же самое со своим лицом и волосами. Вода была настолько холодной, что его руки покраснели, а каждый сантиметр кожи, которого она коснулась, покрывался мурашками. Его нижней части тела придется подождать. Не было ни полотенец, ни даже рулона салфетки, так что он позволил зимнему воздуху медленно высушить себя.

  * * *

  Жизель проснулась, постанывая и щурясь. Обычно она вставала в шесть утра и выходила из парадной двери сразу после семи. Она никогда не задерживалась в юридической фирме меньше чем на десять часов в день. Часто было двенадцать. Несколько раз в месяц было больше похоже на четырнадцать. Все ненавидели адвокатов, но, по мнению Жизель, они не получали должного признания за то, как долго и усердно им приходилось работать.

  Отпуск на неделю после инцидента на улице дал Жизель много свободного времени, к которому она не привыкла, и казалось, что лучший способ использовать его — это поспать. Она не была уверена, было ли это вызвано недостатком сна, вызванным многочисленными поздними ночами и ранним утром, или стрессом, вызванным инцидентом. Теперь рано вставать на работу казалось ей роскошью, которую она никогда больше не испытает. Ей не нужно было вставать, но сон потерял свою привлекательность. Она была встревожена и слишком проснулась, чтобы вздремнуть.

  Она пошла на носочках, чтобы уменьшить воздействие холодного пола, и поморщилась, увидев зрелище, открывшееся ей в зеркале над камином.

  Жизель услышала звук бегущей воды и на какой-то ужасный момент подумала о самом худшем, прежде чем осознала, что это всего лишь означало, что ее спутница находится в ванной внизу. Она напряглась. Ей не нравилась мысль о том, что мужчина бодрствует и находится рядом, в то время как она спит и уязвима.

  * * *

  Жизель испустила крик с другой стороны дома.

  Виктор вышел из ванной, прошел по коридору и вошел в гостиную за четыре секунды, с пистолетом в руке, с предохранителем, задвижкой на домкрате и готовым к выстрелу.

  Она гримасничала и стояла на одной ноге, потирая подошву левой ступни. — Сплинтер, — прошипела она, не поднимая глаз. — Людей, у которых нет ковров, надо бить, клянусь. Я не могу это понять. Мои ногти слишком короткие.

  Он опустил оружие и большим пальцем повернул предохранитель.

  — Дерьмо, — сказала она, ее глаза расширились, когда она взглянула на него. — Ты упал в дробилку или что-то в этом роде?

  Он не прокомментировал. Она имела в виду многочисленные шрамы на его туловище и руках. Некоторые были из-за незначительных травм, которые ему пришлось зашивать, и выглядели хуже, чем могли бы быть в противном случае. Другие же выглядели настолько хорошо, насколько это возможно для шрама после ранения или выстрела. Большинство из них произошло, когда он был намного моложе, когда он меньше знал о том, как избежать травм и когда его тело могло легче восстанавливаться. В эти дни он был более осторожен. Он должен был быть. Рубцовая ткань имела только восемьдесят процентов прочности здоровой кожи. Некоторые раны до сих пор причиняли ему боль в моменты затишья, когда его разуму не на чем было сосредоточиться.

  — Должна сказать, — продолжала Жизель. «Я не чувствую себя защищенным, когда ты ходячая инструкция о том, как не оставаться в безопасности».

  'Очень смешно.'

  'Да хорошо. Я обнаружил, что немного юмора помогает мне забыть о том, что на меня охотятся, и обо всех мертвых людях».

  Он засунул пистолет обратно за пояс. «Постарайтесь не шуметь, если только это не неизбежно».