- Арнувиэль, милая, ты уж потерпи ... Мы и так спешим, как только можем. Жди нас, жди, мы придем за тобой - словно заклинание, мысленно повторял я себе. - И пусть тогда твой братец посмеет вновь встать на пути. Не поздоровится, ибо я всегда делаю выводы из своих ошибок да неудач ...
Едва забрезжила узкая полоска еще робкой зари, как из палатки бесшумной тенью возник Сен. Черт возьми, из парня получился бы первоклассный страж Границы! Коротко поздоровавшись, он направился к спящим пленникам. Присел на корточки перед одним, другим, возле третьего, раненного в руку, задержался подольше, делая плавные завораживающие пассы и при этом что-то тихонько бормоча. Потом монах достал из кармана черного плаща кулон на короткой серебряной цепочке в виде слегка яйцеобразного стеклянного шара, заполненного чем-то вроде дыма либо тумана. Протяжно напевая монотонный мотив, он покружил им над головой каждого десять раз и, наконец, оставив 'несчастных в покое, подошел ко мне.
- Дело сделано, господин Алекс, - заявил он каким-то деревянным тоном, - сии молодцы про спят самое малое до полудня, а очнувшись, и до конца дней не вспомнят ни лица матери, ни своего имени. Их память о прошлом стерта полностью. Как я и обещал ... Да ...
- Ничего не поделаешь. Предложенный вами выход был самым лучшим, К тому же они сами его предпочли, - философски утешил я, ощущая искреннее огорчение янита. Хм, а наш внешне бесчувственный спутник в душе, оказывается, славный, добрый малый.
- Все верно, - глухим голосом отозвался он. - Мы на войне, и ничего тут не попишешь. Действительно, этим троим, можно считать, еще повезло. В сравнении с их отошедшим в мир иной товарищем.
- Черт бы подрал рыжего придурка, - в сердцах ругнулся я, поглядев в сторону смутно виднеющегося неподвижного очертания тела, - набедокурил, как всегда. Надо будет дать ему в руки лопатку вместо ложки и пусть хоронит. Идиот ненормальный!
- Не сильно журите его, Стальная Лоза, ведь мы на тропе войны,- вздохнув, напомнил янит. - А на ней, проклятой, сами знаете, еще не то бывает.
- Пожалуй, ваша правда, господин монах, - печально признал я,- война грязная вещь, и воевать да не замазаться очень трудно. На свете существует лишь одна дерьмовая штука, сопоставимая по грязи с войной, - это политика. Хм, хотя, если подумать, то она много хуже.
- Верно, - понимающе усмехнулся он, - эта коварная дама марает даже лучших людей, зачастую незаметно, исподволь, изменяя характер, суть души. И вот спустя годы такой человек оглядывается на пройденный путь и, схватившись за голову, спрашивает: «Неужели это совершал я?». Смотрит на себя в зеркало, видит чужое, незнакомое лицо и в ужасе восклицает: «А я ли это? О Господи ... Прости ... ».
- Потому-то никогда не влазить в политические игры стало моим правилом, - доверительно признался я, - хотя желающих в них втянуть было предостаточно. Хм, в один, по крайней мере, интересный период жизни.
Разговор больше не клеился. Мы просто стояли рядом, любуясь восходом солнца, одевшим облака на востоке в роскошный золоченый пурпур. Вскоре из чрева палатки послышались возня, недовольное бормотание и даже ругань. Не иначе пробудившийся раньше Джон с энтузиазмом поднимал Рыжика, чему тот, естественно, противился всеми фибрами своей ленивой души.
Пока они там азартно пререкались, из палатки легкой тенью выскользнула Фанни. Коротко поздоровавшись, она юркнула в сторону холодного, словно лед, ключа, бьющего из-под корней огромного старого вяза, росшего в гордом одиночестве за пределами леска.
Следующим вылез сердитый, всклокоченный Рыжик, подгоняемый сзади тычками старины Джона. Последним появился сладко потягивающийся беззаботный Карл. Черт! Я даже позавидовал немцу, практично не забивающему себе голову бесполезными сожалениями. Ничего не поделаешь - спокойствие северянина, не дающего волю ненужным эмоциям.
Джон, будто отгадав мое недавнее желание, сходил за лопаткой, затем сунул ее в руки гнома, занявшегося разведением почти угасшего огня.
- Иди, болван, похорони парня, - почти приказал он, - негоже его оставлять непогребенным, вдруг кто набредет. Да и вообще ...
- Я че, я не против, нет, - уныло промямлил Рыжик, - надо так надо. Гм-м, только как же завтрак, а? Я вот готовить собрался ...
- Готовить, - насмешливо передразнил Джон, - мясо еще осталось, всем с лихвой хватит, а чай уж как-нибудь и без тебя сумеем заварить. Так что ты, приятель, топай, не задерживай компанию. Да на Алекса не таращи умоляюще зенки, думаю, помогать тебе он не станет.
- Еще чего, - со всей категоричностью отозвался Я, - пусть и не надеется.
Уныло вздохнув, Рыжик побрел к распростертому возле зарослей шиповника телу. Управился он быстро, мы едва успели прикончить по порции шашлыков. Потом гном вычистил лопатку, засунул ее в брезентовый чехол и, ни слова не говоря, отправился мыться к ключу. Приплевшись назад, он обиженно уселся чуть поодаль от остальной компании.
- Эй, прохиндей, да ты никак голодовку объявил? - сделав круглые глаза, поинтересовался Джон. - Ну, тогда хана нашим запасам, ночью все пожрешь. М-да, придется к ним, как к пленникам, сторожа ставить.
- Дурак, - презрительно фыркнул гном, - причем безнадежный.
- Хватит дуться на друзей, Лис, ступай сюда, - позвала любимца Фанни, - сам ведь во всем виноват.
- А я на себя и дуюсь, - угрюмо отозвался Фин-Дари. - Непривычное ощущение, сказать по правде.
- Еще бы, ведь у тебя вечно другие виноваты, - насмешливо пробасил Джон, сыпля горстку чая в закипевший котелок, - но ничего, милок, ты привыкай, привыкай. Э-э, к голосу совести, прорезавшейся в кои-то веки.
- Малыш, не допекай, - Фанни укоризненно покачала головой, - ему и так несладко.
- Да с него, как с гуся вода, - отмахнулся, оправдываясь, Джон, - прикидывается только ягненочком, а самому все по барабану.
- Башка у тебя барабан, - огрызнулся рассвирепевший Рыжик. - У друга кошки, понимаешь, на душе скребут, а ты и рад с этого посмеяться.
