сердце моё было брошено

в серную кислоту любви,

его перетерли на каменных жерновах одиночества,

душу, как старую тряпку, бросили в ноги бродягам -

всем одиноким несчастным безумцам,

казалось, во мне не осталось

ни капли дневного света,

казалось, во мне не звучало

ни ноты живого звука,

только немного звериной привычки -

цепляться за жизнь,

воздух глотать и пищу,

воздух и пищу…

даже инстинкт сохранения во мне

обратился в сломанный механизм,

и вместо радости жизни -

странное напряжение,

словно я один из поваленных высоковольтных столбов,

словно я огромное дерево,

что сломлено бурей,

вырвано с корнем и брошено в пропасть…

Тут я остановился и перевел дух. Меня вдруг растрогало, что я поваленный высоковольтный столб. Нахлынувшая волна жалости к себе и ко всем страдавшим и страдающим за любовь заставила разрыдаться. Слезы оставили кляксы.

Я сходил, ополоснул лицо, вышел на балкон и закурил. Внизу у детской качели стояли молоденькие студентки, тоже курили и болтали:

− Знаешь, Юлька, а он ничего этот твой однокурсник.

− Генка, что ли?

− Нет, Игорек.

− Аа. А мне Генка больше понравился.

− Ой, Юль, он так посмотрел на тебя сегодня после лекции.

Воспоминание обожгло меня: Юля! Надо немедленно исполнить желание − сделать всё, что в моих силах. Пусть она уедет в Париж. Я бросился к ведру, сцедил последнюю порцию и через мгновение, не успевая переводить дух, в две руки отпечатывал в пустоте:

Третий год подряд в конце декабря у Юли случались неприятные дни, когда одолевали тоскливые мысли, беспардонно сотрясавшие ее маленький уютный мир.

«Почему моя жизнь такая не примечательная? – мучилась вопросом Юля. – Мне тридцать с хвостиком, до старости еще далеко. Трудоголик, верчусь, как белка в колесе, постоянно что-то делаю, а ничего особо не меняется, будто воду в ступе толку. И впрямь, если поглядеть, живу одна, как Баба-яга, еще и с черным котом, брр».

Так думать накануне любимого праздника было невыносимо. Юля стойко старалась мыслить позитивно и не нарушать простые правила: жить рационально, не медлить в решениях и верить в чудо только раз в году. Но именно под Новый год мысли в голове бунтовали, закипая, как в чайнике со свистком, бурно выплескиваясь наружу.

Хотя другие бы позавидовали Юле. Небольшая перспективная компания, где она была ценным специалистом, собственная квартира, дорогие вещи.

«Но я ведь не другие, – хмурилась Юля, – и вообще кто эти другие?»

Через улицу, в доме напротив, за окнами на втором этаже с похожими горчичного цвета шторами, жила женщина. В её окнах по ночам отражалась неоновая надпись кафе «Избушка» под квартирой Юли. Симпатичная немолодая женщина внешне очень напоминала Юлю. Рано утром и поздно вечером Юля могла наблюдать за соседкой, за её привычками, схожими с Юлиными. Они имели одинаковых черных котов, утром в одно и то же время, в половину седьмого, кормили любимцев завтраком. Около девяти выходили из дома. Обе были наполовину одиноки. К женщине по воскресениям приходил седоволосый мужчина в неизменном костюме, похожий на провинциального врача-дантиста на пенсии. К Юле приходил, а чаще просто звонил Алик, её бывший однокурсник, он уже лет пять делал вид, что ухаживает. Впрочем, Юля сама не воспринимала Алика, как жениха, он слишком много пил, меньше её зарабатывал, как попало тратил деньги, и для семейной жизни не годился.

В то утро в конце декабря, насыпая коту корм, Юля почувствовала в голове первые симптомы хаоса. Голова отказывалась мыслить только позитивно, мысли стучались о стенки черепной коробки и вопили о никчемной Юлькиной жизни, некоторые даже заявляли, что Юлька дура. В задумчивости Юля высыпала коту на голову сухого корма из пакета. Барсик обиженно облизался, но, увидев, что хозяйка его не замечает, решил всё же позавтракать.

Юля стояла у окна, наблюдая, как соседка тоже что-то кладет на блюдце коту и треплет его за ухом. Потом женщина выпрямилась, схватилась за сердце и упала. Это произошло так неожиданно, что Юля сначала не поверила глазам, замерла и долго не шевелилась. Только, когда пришла мысль, что соседка умирает, Юля накинула пальто и побежала к дому через дорогу.

Она наугад нажала номер квартиры на домофоне, ей открыли, она вбежала по лестнице, дверь в нужную квартиру оказалась приотворенной. Юля её толкнула. В прихожей тускло горел свет, и сначала она даже не разобрала, что прямо перед ней на стуле сидит мужчина. Он не был похож на того седовласого врача. Этот выглядел моложе, имел курчавые русые волосы, а седину только в щетине на подбородке и скулах, сидел, закинув ногу на ногу, и улыбался.

− Что здесь происходит?! −вскрикнула Юля, чуть не врезавшись в человека.

− Ничего не происходит, − не меняя позы, спокойно произнес мужчина.

− Что с ней? − переводя дыхание, спросила Юля.

− С кем?

− С женщиной, я живу напротив, через улицу. Я видела в окно, как она упала. Сердечный приступ?

− Похоже на то.

− Что с ней?

− Ничего. Всё в порядке.

− Как в порядке? Она жива?

Человек опустил ногу, откинулся на спинку и внимательно посмотрел на Юлю.

Она жива, не беспокойся, − сказал он и замолчал. Потер переносицу, будто не зная, как продолжить. – Понимаешь, ведь это была ты.

− Что?!

− Трудно поверить, но придется. Женщина в окне была возможным отражением тебя в будущем. Такой ты могла стать лет через тридцать. Вижу, ты не веришь. Но это правда, ты наблюдала за собой. Такие вот дела, Юлька.

Юля попятилась.

− А чего побежала-то сюда? − спросил человек. − Не могла, что ли, скорую вызвать?

− Вы кто? Врач?

− Ну какой же я врач. Скорее, наоборот, хотя… − человек усмехнулся, − в чем-то я врач.

− Вы знали эту женщину? − отступая к двери, спросила Юля.

− Юль, ты глухая? Я же только объяснил тебе, что та женщина − это как бы ты и была, много лет спустя, − проговорил человек и вздохнул. − Хотя разве это много. Возможно, ты такой бы и стала. Если бы не прибежала сюда. А теперь я даже и не знаю, что с тобой делать.

− А вы кто?

− Да какая разница… Называй меня, как хочешь.

− Вы киллер, − испуганно проговорила Юля.

− Вот глупая. Ладно, спишем это на твою голову, она у тебя в эту пору бывает сама по себе.

− Черный риэлтор! – воскликнула Юля.

− Да чтоб тебя…

− Знаю… вы… дьявол, − с ужасом прошептала Юля.

− Еще лучше, − засмеялся тот, кого Юля приняла за дьявола.

Смех у него был добродушный. Если дьявол так смеялся, то дела у него, да и у всего мира, пошли на поправку.

− Послушай, Юлька, − начал он.

− Откуда вы знаете моё имя?! Кто же вы?

− Ну ты даешь. Ладно, зови меня Гаспар.

− Гаспар из тьмы, − опять прошептала Юля.

− Тьфу ты, елки. Далась тебе эта тьма. Ладно, сегодня для тебя я Пьер Ноэль.

− Вы француз?

− С удовольствием, − кивнул мужчина.

Тут Юля обратила внимание, что на нем темно-малиновые штаны, вязаная жилетка со стеганой рубашкой и кожаные ручной работы сапоги.

− Пьер, − недоверчиво повторила Юля, решив, что перед ней маньяк. − Зачем я вам?

− Да не нужна ты мне.

− Ну вы же заманили меня сюда.

− Во-первых, тебя сюда никто не заманивал. Ты попала сюда, потому что у тебя доброе и отзывчивое сердце. Всегда есть выбор, как поступить, думая головой или чувствуя сердцем. Ты сама не знаешь, как поступишь. А во-вторых, в день, когда можно изменить судьбу, хорошо бы быть и посообразительнее.