В ту ночь я пытался выведать у Гермионы об ее отношении к Рону, скрывался за глупыми фразами вроде того, что не против их отношений, ляпнул какую-то ерунду обо мне и Алисии. Черт возьми, я никогда не воспринимал Алисию больше, чем просто подругу! Она красивая, умная, замечательная девушка, но она – это я, только в юбке, а я себя-то с трудом выдерживаю.
А дальше все пошло по наклонной. Меня выгнали из команды, странный интерес к Гермионе не пропадал, а только увеличивался с каждым ее взглядом, словом, с каждой попыткой быть ближе ко мне. С каждой смущенной улыбкой я терял голову и боялся этого. Я боролся с собой, убеждая себя очередной бессонной ночью, что мы с ней разные, у нас нет ничего общего. Задавался вопросом, когда из надоедливой подруги моего младшего брата она успела превратиться в огромную занозу в моей заднице. Когда, дементор подери, она стала моей основной проблемой? В дни этих безумных размышлений я не был способен рассуждать логически и проследить за развитием наших отношений.
Вспомнилось ненавистное лицо Малфоя, то, как он позволял себе оскорблять Гермиону. Как можно ровнять людей по статусу крови? Мне кажется, то, какого происхождения волшебник не имеет никакого значения, ведь в первую очередь важно оставаться человеком в любой ситуации, а Гермиона имеет большое и доброе сердце, она невероятная, она замечательная. Таких, как она, не существует. Гермиона Грейнджер особенная, и никто не смеет считать ее грязью под ногами. В тот вечер я как с цепи сорвался, бил Малфоя по лицу, еще и еще, мне было мало, ярость ослепила, затуманила рассудок. Я никогда еще не был так зол, даже тогда, когда он смел открывать рот по поводу моей семьи. Мне кажется, я бы мог убить его, если бы не Гермиона. Если бы эта девушка меня не остановила, то мне был бы заказан билет в Азкабан на пожизненный срок. Я обнимал ее так крепко, насколько силы позволяли, чтобы не сломать. И только когда она оказалась так близко, я почувствовал себя спокойнее.
Именно в тот вечер я осознал, что не могу больше бороться с очевидным и закрывать на это глаза. Но именно в тот вечер у меня отняли шанс.
Когда мы с Гермионой вошли в гостиную, на нас сразу же накинулся разъяренный Рон. Братец сходил с ума от ревности, чем злил меня еще больше.
- Ничего, что уже час назад был отбой? – ядовито спросил Рон. – Где вы шлялись вдвоем?
Гермиона вздрогнула, и я сжал ее запястье в знак поддержки. Она и так за сегодня многого натерпелась, еще не хватало, чтобы Рон довел ее.
- Так между вами что-то есть? – прошипел он.
- Тебя не должно это касаться, понял? – выпалил я, чувствуя, что снова закипаю.
- С какой это стати не должно?
Рон в несколько шагов пересек расстояние, разделяющее нас, и остановился прямо напротив меня. Его взгляд не предвещал ничего хорошего, но и я не уступал.
- Мальчики, прекратите! – Гермиона встала между нами. – Джордж помог мне.
- Не оправдывайся перед ним, Гермиона, - строго сказал я.
- Действительно! – с сарказмом ответил Рон. – Зачем передо мной оправдываться! Кто я такой!
- Сам хоть понимаешь, - иронично ответил я.
- Да вы идиоты совсем что ли? – удивленно спросил Фред. – Из-за чего сцепились-то?
В голове промелькнула мысль, что теперь мне не отделаться от объяснений. А Фреду впервые мне рассказывать не хотелось совершенно ничего.
- Из-за Гермионы, - пискнула Парвати, внимательно наблюдавшая за нами.
- Валите оба спать. И ты, Гермиона, тоже иди, - добавил Фред, но та не очень торопилась. – Иди же, Грейнджер, я разберусь.
Когда она все-таки ушла, я тоже попытался незаметно смыться, но у меня ничего не вышло.
- Что за чертовщина? – возмутился Фред. – Вы Грейнджер не поделили что ли? Ты-то понятно, - Он махнул рукой на Рона, а потом посмотрел на меня. – Ну, а ты-то?
- Какого черта я должен что-то вообще говорить? Мы встретились по дороге и вместе дошли до гостиной, а Рон раздул из этого проблему мирового масштаба.
Рон молчал, а Фред несколько секунд смотрел то на меня, то на него, а потом покачал головой и побрел в спальню, явно потеряв интерес и считая, что мы идиоты.
- Прости, Джордж, просто Гермиона… Она… Я… - замялся брат.
- Ты ее любишь? – внезапно выдал я, и тот встрепенулся.
- Она мне очень нравится. Понимаешь, - Он уселся на диван. – Понимаешь, она особенная, не такая, как все.
- Понимаю, - на автомате ответил я, глядя в одну точку.
- Я не хочу, чтобы вы проводили время вместе.
Я ухмыльнулся.
- Ты видишь во мне соперника, Ронни?
- Нет, - пристыжено опустил взгляд он. – Я прекрасно знаю, что ты не увел бы у меня девушку, не так ли?
Я прекрасно понял по взгляду младшего братца, что это было сказано специально, чтобы воззвать к моей совести и дать понять, чтобы я не смел даже смотреть в сторону Гермионы. Он играл грязно, зная, что я не посмею отнять у него то, что ему дорого, потому что он мой брат, и каким бы раздражающим куском дерьма порой не был, я все равно его люблю.
- Ты полагаешь, что при наличии в школе стольких красавиц, я бы серьезно увлекся Грейнджер? – Я насмешливо изогнул бровь, снова прячась за спины своих верных товарищей.
- Гермиона лучше их всех, - заверил он. – Она одна на миллион.
Я грустно улыбнулся, мысленно соглашаясь с ним. Раз даже тугодум Рон смог разглядеть в Гермионе настоящее сокровище, значит так и есть.
- Пусть так. Но с какой радости я должен прекращать с ней дружить?
- Потому что я вижу, как она на тебя смотрит! – тут же ощетинился брат.
- Обычно она на меня смотрит, а ты все придумываешь на почве ревности. Все, Рон, вали спать, надоел уже, - буркнул я.
Рон еще с минуту сверлил меня взглядом, но все же поднялся к себе в спальню. Убедившись, что он ушел, я откинулся на спинку кресла и устало прикрыл глаза. Сразу же вспомнилось взволнованное лицо Гермионы, заботливые глаза цвета крепкого кофе, который так мне полюбился, теплая улыбка… Я усмехнулся. Уйди, Грейнджер, мне больше нельзя думать о тебе, - проскочило в моих мыслях.
Следом я стал совершать одну ошибку за другой. Отступиться от Грейнджер я может и отступился, но вот отпустить ее никак не получалось. Невероятных усилий мне стоило вынести то, что Рон собрался звать ее на свидание в День Святого Валентина. Конечно, если бы не я, этот придурок так бы и не решился. Я же тогда пошел с Алисией на свой страх и риск, понимая, что девушка это может расценить не так, как следовало бы. Я такой осел, потому что Грейнджер мало того, что отказала Рону, ссылаясь на плохое самочувствие, так еще и стала меня избегать.
Что, черт возьми, делать, когда тебе нравится девушка, в которую по уши влюблен твой младший брат, а эта девушка испытывает что-то к тебе?
Вот и я не знал, как быть. Я ни за что не хочу причинять боль Рону, но и как мне самому при этом раскладе жить?
Когда мне удалось поговорить с Гермионой, поймать ее, наконец, мы поругались, и она впервые потеряла над собой контроль. Она ударила меня по лицу, но я был даже рад этому. Она проявила хотя бы какие-то эмоции, показала мне, что зла, но тут же раскаялась и извинилась. Смешная она, эта Грейнджер.
Самым романтичным моментом за всю историю наших отношений стал тот, когда мне удалось уговорить эту девчонку полетать на метле. Мне хотелось показать ей, что это не сложно и не страшно, я знал, что она оценит высоту и полет. А я просто наслаждался ее близостью и неподдельным восхищением. Я смог сделать то, что никогда бы не удалось Рону: он бы в жизни не заставил Гермиону сесть на метлу, лететь на ней и чувствовать себя в безопасности. Она, черт возьми, никогда не будет в безопасности рядом с ним. Мой младший брат за себя-то постоять не может, он не способен отвечать за кого-то еще. Я тогда усмехнулся. А неужели я, наконец, способен нести ответственность и за себя, и за кого-то еще? Когда все успело так перемениться? Когда я понял, что буду защищать эту девчонку любой ценой, даже ценой собственной жизни? Тогда я еще не был способен логически размышлять.