– Ты сказал, «мало сюрпризов», – напомнила я. – Выходит, они все же есть?

– Навскидку здесь четыре организации, которые я вижу впервые. Но это не значит, что прежде мы им ничего не отчисляли…

– Но это отличный старт! – В голосе Джеймсона забурлил азарт – уже ставший для меня привычным, да и, наверное, для его братьев тоже.

– Институт «Оллпорт», – отчеканил Грэйсон, – «Камден-Хаус». «Колинз-Уэй». И «Общество Рокуэй-Уотч». Ни одна из этих организаций не упоминается в документах фонда.

Мой разум тут же стал раскладывать по полочкам все сведения, которыми поделился Грэйсон, переставлять слова и буквы, выискивать закономерности.

– «Институт», «хаус», «уэй», «уотч», – проговорила я.

– «Уотч», «хаус», «институт», «уэй», – поменял последовательность Джеймсон.

– Четыре слова. И четыре имени – Оллпорт, Камден, Колинз, Рокуэй, – развил мысль Ксандр.

Грэйсон встал между мной и Джеймсоном, а потом прошел дальше. Обернувшись в дверях, он проговорил:

– Оставлю вас наедине с этой головоломкой. Но только знаешь что, Джейми? Ты ошибаешься. – И он добавил еще несколько слов на непонятном языке – наверное, на латыни.

Глаза у Джеймсона сверкнули, и он ответил – на том же языке.

Я посмотрела на Ксандра. Брови самого младшего из Хоторнов – точнее, бровь – вторую ведь он спалил – вскинулась. Он явно понял, о чем идет речь, но переводить вслух не стал.

Зато потащил меня к двери – а потом и к джипу, припаркованному неподалеку.

– Поехали.

По пути в поместье мы с Джеймсоном и Ксандром смотрели каждый в свой телефон. Наверное, братья решили заняться тем же, чем и я, – разузнать как можно больше о четырех организациях, упомянутых Грэйсоном.

Интуиция нашептывала мне, что, возможно, таких организаций и вовсе не существует, что Тобиас Хоторн придумал их ради своей головоломки, но короткий поиск в Сети быстро развенчал эту теорию. И «Институт Оллпорт», и «Камден-Хаус», и «Колинз-Уэй», и «Общество Рокуэй-Уотч» и впрямь были официально зарегистрированы как некоммерческие фонды. Но разобраться с каждым из них по отдельности оказалось сложнее.

«Институт Оллпорт» был исследовательским центром в Швейцарии. В нем проводились неврологические исследования памяти и деменции. Я пролистала список работников и прочла справку о каждом из сотрудников. Полистала новости о последних клинических испытаниях. Кратковременная потеря памяти. Деменция. Альцгеймер. Амнезия.

Тут я призадумалась. Это зацепка? Но на что она указывает? Посмотрела в окно, заметила на стекле отражение Джеймсона. Волосы у него вечно торчали во все стороны, и даже когда он пребывал в задумчивости, выражение лица нет-нет да менялось.

Когда я наконец сумела вновь сосредоточиться на дисплее телефона, я вбила в поиск новый запрос – уже не о благотворителях. Я попыталась воспроизвести по памяти слова, сказанные Грэйсоном Джеймсону в Фонде.

Est unus ex nobis. Nos defendat eius. Как я и догадывалась, это была латынь. Онлайн-переводчик перевел это как «Оно одно из нас. Мы его защищаем». Ответ Джеймсона – «Scio» – значил что-то вроде «Знаю». Еще один поисковой запрос – и я выяснила, что эти слова можно перевести и немного иначе – заменив «оно» на «она». Она одна из нас. Мы ее защищаем.

Наверное, эти слова должны были меня разозлить. Три недели назад так бы и вышло, вот только тогда я и мечтать не смела о том, что братья однажды примут меня за «свою».

Что я стану одной из них, а не чужаком, который заглянул к ним.

Стараясь не дать этой мысли меня поглотить, я заставила себя перейти к следующему пункту в списке благотворительных организаций. Далее значился «Камден-Хаус», реабилитационный центр стационарного типа для тех, кто страдает от наркотических и прочих зависимостей. В этом центре «восстанавливали целостность личности». Тематический сайт пестрел благодарственными письмами. А штат изобиловал врачами и специалистами из реабилитационной и других смежных сфер. Локация, где располагался центр, на фотографиях выглядела красиво.

Вот только ответов на мои вопросы на сайте не нашлось.

Швейцарский исследовательский институт, где занимаются проблемами памяти. Реабилитационный центр в Мэне. Мне вспомнились таблетки и порошок, которые мы видели в комнате Тоби. Что, если Тобиас Хоторн пытался поведать нам какую-то историю при помощи завещания – и этих четырех названий? Может, Тоби был наркоманом! Может, он был пациентом «Камден-Хауса». А «Институт Оллпорт»…

Не успела я додумать эту мысль, как мы въехали в ворота поместья. И пока джип приближался по длинной дороге к дому, я следила за братьями. Ксандр не сводил глаз с дисплея телефона, а Джеймсон глядел прямо перед собой.

А как только мы вышли из машины, он сразу исчез.

Совместное расследование, как же.

– Гляди-ка! – воскликнул Ксандр и ткнул меня под бок. – Это же прабабушка! Привет, ба!

Прабабушка братьев Хоторнов воззрилась на Ксандра с крыльца.

– Что это ты задумал? – с подозрением поинтересовалась она.

– Шалости да всякий вздор, – торжественно признался он. – Как и всегда!

Она нахмурилась, а Ксандр поднялся по ступенькам и поцеловал ее в лоб. Прабабушка оттолкнула его руку.

– Нечего передо мной заискивать!

– О чем ты! – деланно возмутился он. – Заискивать мне ни к чему. Я же твой любимчик!

– Ишь что о себе возомнил, – проворчала она и ткнула его тросточкой. – Ладно, иди уже. Я хочу с девчушкой поговорить.

Прабабушка не стала спрашивать, хочу ли этого я. А просто дождалась, пока я подойду, и взялась за мою руку для поддержки.

– Прогуляйся со мной по саду, – сказала она.

Добрых пять минут, пока мы на черепашьей скорости шли по аккуратному саду с рядами подстриженных кустов, она молчала. Густой растительности тут придали формы настоящих скульптур. Большинство выглядело абстрактно, но я заметила куст в форме слона и не смогла скрыть изумления.

– Отвратительно, – фыркнула прабабушка. – Все это. – Выдержав долгую паузу, она посмотрела на меня. – Так что же?

– Что? – переспросила я.

– Что ты сделала для того, чтобы отыскать моего мальчика? – Строгое выражение на мгновение стерлось с ее лица, и она крепче вцепилась мне в руку.

– Я стараюсь, поверьте, – тихо проговорила я. – Но, кажется, сам Тоби совсем не хочет, чтобы его нашли.

Если бы Тоби Хоторн и впрямь хотел, чтобы его обнаружили, то в эти двадцать лет он в любой момент мог просто вернуться в Дом Хоторнов, когда ему заблагорассудится. Если только не потерял память, – пронеслась в голове внезапная мысль.

«Институт Оллпорт» занимался проблемами памяти – болезнью Альцгеймера, деменцией, амнезией. Что, если ровно на это и пытался указать в своем завещании Тобиас Хоторн? Что, если его сын потерял память?

Что, если Гарри не знает, что он – Тоби Хоторн?

От мысли о том, что он, возможно, вовсе мне не лгал, ноги у меня чуть не подкосились. Я замедлила шаг. Не стоит спешить с выводами. Я ведь не знаю наверняка, были ли те четыре организации и впрямь вставлены в список нарочно.

– Вы когда-нибудь слышали про «Камден-Хаус»? – спросила я у прабабушки. – Это реабилитационный центр для…

– Знаю я, что это такое, – перебила она меня недружелюбным тоном.

Следующий вопрос дался мне нелегко, но выбора не было.

– Ваша дочь вместе с зятем отправили туда Тоби, да?

– Он не был наркоманом, – отрезала прабабушка. – Уж я-то их знаю. Мальчик просто… запутался.

Мне совсем не хотелось сейчас придираться к словам.

– И все же его отправили в «Камден-Хаус», потому что он запутался, так?

– Он был в ярости и когда уезжал, и когда вернулся, – прабабушка покачала головой. – В то лето… – Губы у нее задрожали. Она не закончила мысль.

– Это случилось в то же лето, что и пожар? – тихо спросила я.

Но не успела прабабушка ответить, как на нас упала тень. На тропинку вышел мистер Лафлин с садовыми ножницами в руке.