Литмир - Электронная Библиотека

Беляков вздрогнул. Похожие слова сказал перед казнью отец этого фанатика...

— Вы очень пожалеете о своем отказе. Очень.

— Я и не жду пощады. Умирать рано или поздно придется всем. Вопрос только, когда и как. И какая память останется потомкам. Вы говорите, что намереваетесь меня судить за «государственную измену»? А не вы ли сами изменили Родине? Нет, это я буду вас судить. Я вас обвиняю в том, что вы, убив нашу страну и социальный строй, отняли у людей сам смысл жизни. В том, что вы вновь, спустя семь свободных десятилетий, сделали девяносто девять процентов субстратом, обеспечением для шкурных прихотей одного процента. В том, что вы мыслящих, от природы наделенных даром разума людей превращаете в скот. Практически это выразилось в том, что вы лишили собственности целый народ. Собственности, которая обеспечивала каждому безбедное существование, позволяла нормально жить и растить детей. Вы эту собственность разделили узким кругом между собой, поставили себе на службу и тупо прожираете. Вы большинство людей превратили в нищих, в рабов, обязанных вас обслуживать, удовлетворять ваши низменные вырожденческие похоти. Это всё привело к вымиранию народа. Народа, по закону наделенного правом собственности на то, что создано его руками. Вы знаете, что это такое? Как юрист я заявляю, что это — геноцид.

— Можете не распинаться, уважаемый. Я внимательно прослушал ваши сентенции за несколько недель перед арестом в офисе ЕКП. Даже если и есть какие-то юридические признаки, то сила — за нами. Право сильного — знаете о таком?

— Найдется и другая сила на вас. Сила правды. И сила справедливости. Ваша выродившаяся античеловеческая система несет людям лишь прозябание, бесправие и смерть. Поэтому с вами можно говорить только языком войны. Я объявляю её вам от лица всех свободных советских людей, всех тех, кто жил раньше, и всех тех, кто будет жить после нас. В этой праведной войне вы все умрете. Смерть ждет всех вас. Позорная, грязная и страшная. После ночи засияет рассвет, подавит исходящую от вас тьму и спалит вас всех в очищающем пламени. А то, что вы построили, это ваше так называемое государство, государство-предатель и государство-концлагерь, в какой-то измене которому вы меня обвиняете, рухнет. И на его обломках возродится и воссияет новый СССР, моя Родина. И над ней вновь взовьется красный флаг, и все ее граждане вновь обретут власть, собственность и свободу. И вновь все они станут полноправными хозяевами своей земли и всего того, что на ней находится, станут открывателями тайн мироздания и покорителями звездных просторов. А не топливом для вас, мнящих себя небожителями и благоухающей элитой, а в действительности являющихся подонками, вонючей и склизкой помойной грязью.

Иван поднялся с ковра и встал прямо, высоко подняв голову.

— От имени бесчисленных миллионов людей, которых вы загубили и замучили, которым сломали жизнь и не позволили реализовать свой потенциал на благо всего народа, я выношу вам приговор. Я признаю вас виновными в измене Родине, в заговоре с целью захвата государственной власти и ликвидации социалистических завоеваний, в незаконном присвоении, то есть хищении, общественной собственности в особо крупном размере, в совершении массовых убийств, в терроризме и в геноциде. Именем Российской Советской Федеративной Социалистической Республики я приговариваю вас к смертной казни. Этот приговор окончательный и обжалованию не подлежит.

Около минуты трое сотрудников КОКСа молчали, застыв в изумлении.

— Ну что ж... Я предупреждал, — совсем тихо, со зловещей интонацией, произнес генерал армии.

Балашиха, 2 февраля 2020 года

— Да, проходите... — грустно сказала Зинаида Ивановна, впуская в свою скромную квартиру соратников Миши и Оли. — Обувь здесь поставьте... Олечка сейчас выйдет. Соберетесь в большой комнате.

— Да, спасибо вам... Можно попросить чай поставить? Что поесть, мы принесли, — сказал Никита Кузнецов.

— Хорошо, ребята. Сейчас... Располагайтесь.

Вышла Оля, с заплаканными глазами.

— Привет всем, — тихо сказала она.

— Привет... привет... — послышались слова соратников. — Как ты?..

— ...Вот, что, Оля, — сказал от имени всех собравшихся Кузнецов, когда они сели за стол и стали пить чай. — У нас к тебе необычное предложение. Ты же знаешь, что произошло неделю назад? Да, тебя там не было, но ты ведь в курсе?

— Да, мне сказали. Скандал с этим Жаровым.

— Да. Ужас. А что потом было... — сказала лидер иркутской организации Вероника Лисицына. — Всех, как скот, загнали в автозаки, отобрали телефоны, стали заставлять разблокировать и удалять посты... никто из наших не согласился... некоторых избили, даже пакеты на голову надевали и душили... но потом поняли, что это не имеет смысла, так как информация быстро распространилась, в том числе за границей, — и отстали...

— Мне никогда Жаров, к слову, не нравился, скользкий тип. И Миша тоже его терпеть не мог. Говорил про него — агитирует, излагает всё абсолютно правильно, чтобы правильных людей вокруг себя собрать, а как только до реальных дел дойдет, то сливает всё, всячески сдерживает активистов, разваливает проекты, душит инициативы. Давит авторитетом, чтобы ни в коем случае не сотрудничали с другими организациями, не проводили совместных акций, а лучше всего чтобы просто сидели по своим домам. Ну, теперь понятно, почему так он себя вел, — заключила Оля.

— Да, благодаря подвигу Ивана Смирнова. Его одного держат всё еще в заключении, в Лефортово, возбудили дело по 275-й, госизмена. Он пожертвовал собой ради дела. Мы все должны за него бороться, — уверенно произнесла Вероника. — И мы, и ЕКП сейчас делаем всё, чтобы об этом узнало как можно больше. Думские коммунисты держат на контроле. Но сегодня речь пойдет не об этом, а о судьбе партии. Ты же тоже ее член?

— Да. С 18-го года. Вступила перед тем, как расписались... — всхлипнула Оля.

— Да, мы понимаем, что тебе сейчас тяжело, что у тебя будет маленький. Но мы все должны сделать так, чтобы дело, за которое боролся Миша, продолжало жить, — сказала Лисицына. — Мы очень на тебя рассчитываем.

— Чем я могу помочь? Раз это ради его дела, то, в принципе, готова... если в состоянии справиться, конечно. Ради его памяти...

— Оля, это очень хорошо, — сказал Кузнецов. — В общем, расклад такой. Жаров до разоблачения должен был стать персеком. Уже всё было решено. Сформировался, максимально высветился круг его сторонников... проще говоря, холуев. На тот момент весомый круг, который с «болотом» давал ему гарантированное большинство в ЦК. Старшее поколение с уходом Мельдина на власть в партии уже не претендует и фактически готово плыть по течению. И по сей день готово, но вот расклады неожиданно поменялись. Мы, наиболее активное ядро, те, кого успел собрать и привести в партию Миша, пусть пока и не столь сильны, но должны дать бой. Нам предоставили шанс. Сторонники Жарова разгромлены, зашуганы, они боятся, лишь бы их тоже не обвинили в работе на КОКС. Надо воспользоваться ситуацией. Нам нужен первый секретарь, который даст зеленый свет нашим инициативам, нашему плану очищения и развития партии.

— У вас что, нет такого человека? — спросила Оля.

— Не всё так просто. Конечно, есть — хотя бы вот Никита, — сказала Вероника. — Но нужно еще получить поддержку большинства, «болота». К сожалению, того же Никиту мало кто пока знает, хотя он замечательный активист... Мало времени прошло, мы пока недостаточно сильны и авторитетны. Если еще хотя бы год, и наша команда окрепла бы...

— И что конкретно вы предлагаете?

— Будет съезд. Он ведь официально не закрыт. Делегаты соберутся снова, тем же составом. Изберут ЦК. И первого секретаря. За Мишу проголосовали бы без вопросов, он обошел бы Жарова легко. Но Миши уже нет. Жарова, к счастью, тоже уже нет. В этих условиях первым может снова стать кто-нибудь из старичков, по принципу «на безрыбье и рак рыба». Миша был приемлемой фигурой и для них тоже, если бы был жив. В общем, мы посчитали — из видных деятелей, кто мог бы войти в ЦК, никого из нас не поддержат в той же мере, в какой поддержат Омельченко.

69
{"b":"754504","o":1}