— Октябрь не повторится. Мы об этом позаботимся, уж будьте уверены.
— От ваших забот истории ни жарко, ни холодно. Тут действуют тектонические силы, по сравнению с которыми вся мощь ваших вооружений — ничто. Вы не понимаете элементарных вещей. Вас будут пожирать изнутри. Хотя бы те, кто оказался обделен, кто понял, что ему в иерархической тюрьме, выстроенной вами, ничего не светит. Кто увидел, что своим — зеленая улица, а чужим — стеклянный потолок. Вас будут уничтожать разными способами — стрелять, резать, травить, хотя бы исподтишка, свои же. Свои же!
— Вы выдаете желаемое за действительное, мы крепко держим всё в кулаке.
— В кулаке, говорите? В пределах России — возможно. Но Россией мир не ограничивается. Вот известно, например, что вы, несмотря на этот идиотский спектакль с якобы противостоянием Западу, жаждете стать частью мировой элиты. Вы что, действительно считаете, что вас туда пустят? Вот вы развалили СССР — и что, открылись перед вами двери планетарного Олимпа? Вас точно так же будут водить за нос и впредь — давайте, развалите свою страну, пойдите войной на Китай, и ужо тогда-а-а мы вас возьмем... Вам самим-то не смешно? Как же вы наивны, владыки России!
Беляков вздрогнул.
— Что это вы такое несете? Отк... С чего вы это взяли?
— Да это очевидно любому думающему человеку, умеющему анализировать и делать выводы. Ваша убогая ура-патриотическая пропаганда — не для таких, как я. Я и те, кто мыслит так же, назло вам видим всё воедино, во взаимосвязи. Вы вяло и обиженно потявкиваете и поскуливаете на Запад, тужась изобразить праведное негодование, но слюнки-то — текут и текут... Всё вокруг залито вашими слюнями, плавать скоро будем.
Начальник КОКСа злобно скривился, но не нашел, что сказать.
— В общем, ваши стремления не имеют под собой основы, — показал Иван пальцем на Белякова. — Они бесперспективны. Весь ваш грандиозный проект по сливу СССР и вхождению узким кругом в мировую элиту — фантом. Мираж. Дым. Вы убили социализм, а взамен получили только то, что можно тут пожрать — куски мертвого тела, дабы ублажить вашу приземленную плоть. И ничего, кроме этого. Вы уничтожили былую государственную мощь, которая, как-никак, служила неоспоримым аргументом в глобальном противостоянии, убили критические технологии, слили союзников. Теперь ничего этого нет, и баланс сместился необратимо — а, значит, оказанная услуга ничего не стоит. Так что, как бы вы ни мечтали, долю в глобальном пироге не получите уже никогда. Запомните — ни-ко-гда. Если только очень и очень отдельные лица. Но не весь ваш рейдерский класс. И даже не его верхушка. Конкретные персоны, в виде исключения. Как сказал ваш умнейший украинский коллега — «не только лишь все». Даже не мечтайте! Вы, правящая каста России, — в тупике, из которого нет выхода. Нет его для вас. Для истории вы — отработанный материал! На мировом уровне вы — никто. Пока сюда не придут истинные хозяева и не спустят вас непосредственно в унитаз. Или до этого народ не призовет вас к ответу и наша страна не возродится на новых, заложенных еще в советскую эпоху, принципах. Вы же конкретно, ваш господствующий над Россией искусственный класс-голем — всего лишь выкидыш истории. Отрекшийся под влиянием своей безбрежной алчности — и еще более безбрежного идиотизма — от прошлого и будущего. Лишенный смысла существования, охолощенный, гнилой и жалкий уродец.
— И что же? — играя желваками и сжимая кулачищи, спросил Беляков.
— А то, что раз тупик очевиден, тупик именно для вас, то история всё равно пойдет своим путем. Пойдет уже не ради вас, а ради других. Рано или поздно эффект от этого страшного оглушения и пресечения, от этого временного поражения социализма, минует, и возникнет запрос на жизнеспособный проект, проект развития и восхождения. Заря нового мира больше века назад уже воссияла над планетой — воссияет и опять. Придут новые большевики и разгонят эту тьму.
— Так мы и есть, если вам угодно, в известном смысле новые большевики, — парировал Беляков. — Мы, именно мы, — прямые продолжатели их дела. Мы — наследники всего, что они совершили. В наших руках всё, что они оставили. Мы обеспечили себе всю полноту преемственности от них. Мы применяем наработанные ими методы управления, пусть и в наших интересах. И именно потому у нас всё получается — мы, не зная неудач, по праву наследования властвуем над этой страной и ее народом.
— Да, действительно, большевики, коммунисты непобедимы в принципе. Но и у них есть ахиллесова пята — это они сами, вернее, их же лжесоратники-оборотни и их недооценка такой опасности. Да, настоящих большевиков могут победить лишь те, кто до поры до времени таковыми прикидывается. Сначала такие действуют под маской, под ложным флагом коммунистов, отодвинув в сторону коммунистов истинных, активно подрывают народную власть, не забывая приписывать свои подлости именно настоящим большевикам. А потом, когда всё готово, демонстративно от коммунизма отрекаются и присваивают общенародное достояние. А тех коммунистов, которые не изменили идее, лишают даже формального статуса, до поры до времени нужного как прикрытие, — или вообще уничтожают. Но именно поэтому вы не смеете называть себя большевиками. Вы никогда ими не были. Вы вероломные оборотни, изначально отрекшиеся от большевизма, от служения народу, напялившие на себя лживые маски. А такие, как мы, — истинные большевики, пусть даже у нас сейчас нет силы и авторитета.
— Во-от, — удовлетворенно протянул Беляков. — Нет силы, сами же и признались, никто за язык не тянул. Вы — бессильны и жалки, какие бы прекрасные идеи ни изрекали, как бы ни желали честно и бескорыстно служить, как вы выражаетесь, народу. А власть-то — у нас! И только у нас, пусть даже мы убийцы, грабители, насильники и вообще людоеды. И это — определяющий критерий. Власть! И этим всё сказано!
— Ваша власть — падёт, а вы — умрёте, — спокойно, не повышая голоса и глядя в глаза Белякову, сказал Смирнов и улыбнулся.
— И это говорите вы? Мне? Я всесилен, я могу любого человека лишить жизни, и мне ничего за это не будет. В моих руках такие богатства, какие вам и не снились никогда. А ты? — начальник КОКСа, распаляясь, перешел на фамильярный тон. — Ты жалкий бесправный узник, избитый, запертый в клетке, жрущий баланду! Я в любой момент могу приказать подвергнуть тебя пыткам, искалечить, убить! За мной — сила! Сила! И власть! Понятно?! Власть! Власть!
— Заключенные, узники, рабы — это вы. Вы — рабы своего грязного скотства, своей необратимой деградации, своего беспрецедентного предательства. А я — свободен от рождения. Потому что я родился в свободной стране, и ее никому у меня не отнять, она со мной будет всегда, до самой смерти. Вы можете сделать с моим телом всё, что угодно, но свободными навсегда останется мой ум, мои мысли и моя воля. За вами, как вы утверждаете, сила и власть, но это — сила и власть заведомых преступников, злодеев, маньяков. За мной же — правда и справедливость, добро и человечность, любовь к людям и вера в разумное будущее цивилизации, — произнес Иван.
— Нет, вы видели? — захохотал Беляков. — Честно говоря, я первый раз с таким сталкиваюсь. Словно персонаж из «Молодой гвардии» какой-то, даже забавно...
— Первый? Правда? — спросил пленник.
Беляков как-то странно на него посмотрел и промолчал. Начальник КОКСа вспомнил отца Смирнова — как тот плюнул ему прямо в глаза. Конечно, признаться в той расправе сейчас было нецелесообразно. Иван, со своей стороны, тоже не стал выдавать себя.
— Вы будете на нас работать? — вдруг без какого-либо перехода спросил Беляков.
— В каком смысле?
— Осведомлять, что происходит в левом движении, в радикальных, протестных организациях. Влиять, насколько это возможно, на их позицию, на их решения.
— Нет.
— Что?
— Вы не расслышали? Нет.
— Если вы откажетесь, мы вас упрячем за решетку на полную катушку. На много лет. Вы состаритесь, когда выйдете. Если выйдете, конечно. Подумайте хорошо.
— Вы действительно всех по себе меряете? Вы лишили меня — да что меня, вы весь народ лишили будущего, всё человечество — и вы хотите, чтобы я стал вашим холуем? Вы серьезно?