Они решили дождаться возвращения Джеймса и Лили, чтобы Оливия рассказала им всё о своём лете, хотя Блэку уже не терпелось услышать подробности. Сам он, довольно сильно смутившись, весьма скомкано поделился, что его каникулы прошли «нормально», он «торчал у Поттеров» и ещё что-то о том, как они ездили на «дурацкий музыкальный фестиваль». Сириус утверждал, что это было скучно, но Оливия слабо ему верила. Ему просто было неловко признаться, что его лето прошло замечательно, в то время как Розье не могла похвастаться тем же.
Пока старосты не вернулись, Питер начал рассказывать про свою поездку в Грецию с мамой. Видимо, палящее средиземное солнце не пощадило бледного английского мальчика, потому что его пухлое лицо и шея до сих пор были ярко-красного цвета. Вокруг глаз комично белели пятна от солнечных очков. Светлые волосы Петтигрю выгорели до состояния соломы. Но несмотря на всё это, парень радостно нахваливал море, еду, вино и местных девчонок-мулаток. Сириус постоянно встревал в его рассказ, комментируя каждое слово, чем невероятно бесил Петтигрю, но тот ничего не мог с этим поделать и только недовольно пыхтел в ответ.
— Неужели тебе перепало от какой-то знойной греческой красотки, а, Хвостик? — подмигнул ему Блэк, после того, как выбросил бычок тлеющей сигареты, задвинул форточку и плюхнулся на диван, по-хозяйски закидывая руку Оливии на плечо. — Я слышал, многие девчонки тащатся от иностранцев. Наверняка они там все просто обалдели от твоего акцента и сразу же пали в твои объятия.
Оливия и Рем синхронно фыркнули, пока Питер безбожно покраснел (хотя казалось, что его обгоревшие щёки на это больше не способны). Он мямлил что-то невнятное, пока Сириус веселился. Порой Блэк бывал просто невыносим, особенно когда дело касалось возможности довести Петтигрю до заиканий. Этого он никогда не упускал. Но Питу повезло в этот раз — дверь купе плавно отъехала в сторону, и к ним зашла приветливо улыбающаяся Мэри Макдональд. Вместе с ней появился и приторный запах её тяжёлых духов.
— Вы не видели Марлин? — Гриффиндорка окинула взглядом своих сокурсников, подарив Сириусу странную улыбочку. Хотя, когда она заметила Оливию рядом с ним, улыбка исчезла.
— Разве она теперь не староста факультета? — спросил Ремус, который сам в этом году отказался от этих выматывающих обязанностей. Теперь старостой мальчиков назначили кого-то с пятого курса.
— Ах, точно! — Мэри задвинула дверь и прошла внутрь купе, подсаживаясь к Люпину и закидывая ногу на ногу. — Совсем вылетело из головы. Мы ещё не виделись сегодня, я едва успела на поезд. Представляете, родители не хотели отпускать меня в Хогвартс! Все как с ума посходили с этой войной…
Макдональд перетянула всё внимание на себя, и, наверное, Петтигрю был этому несказанно рад. Девушка без умолку тараторила, так что Блэк забыл про Хвоста и свои подколы. Оливия не могла не заметить, как странно Сириус вёл себя в присутствии Мэри, и это настораживало. Он будто бы напрягся с её появлением, убрал руку с плеча Розье и отвернулся к окну, явно стараясь игнорировать свою однокурсницу. Сама же Мэри откровенно пялилась на него, но не упускала возможности бросать беглые взгляды в сторону Оливии. Гриффиндорка отпустила какую-то, очевидно, искромётную шутку, потому что Люпин громко расхохотался, и даже Блэк не смог сдержать смешков, но Розье не уловила смысла.
— Шутка для своих, — пояснила ей Макдональд, растянув губы в сахарной улыбке. Как будто это должно было что-то значить.
— Да, мы встретили Мэри на фестивале, — добавил Ремус, всё ещё посмеивающийся. — Они с Марлин присоединились к нам в итоге. Было весело.
— Как долго длился этот ваш фестиваль? — прохладным тоном поинтересовалась Оливия, стараясь не звучать раздражённо. Ей было не по себе от мысли, что Сириус, опечаленный «расставанием», провёл много времени с той, кто вот так пожирала его глазами. Ответ не очень утешил девушку.
— Три дня, — ответила за него Мэри крайне довольным тоном, и Оливия едва удержалась, чтобы не закатить глаза.
Мэри была… Хорошенькой. Да. Миловидной, но не потрясающей красоткой. Её густые, короткие русые волосы были уложены по последней моде, вельветовая юбка открывала обзор на стройные ноги с острыми коленками, вздёрнутый нос обсыпали светлые веснушки. Ясные голубые глаза шотландка всегда подводила чёрным карандашом. Её можно было назвать обаятельной, возможно, однако её всегда было много, она заполняла собой и своим самомнением всё пространство в помещении, и иногда это было чересчур. Хотелось выйти на свежий воздух, чтобы проветриться от её удушливого парфюма и бесконечной болтовни.
Оливия была готова поклясться, что Блэк присунул ей на этом чёртовом фестивале.
Слишком уж странным ей казалось поведение этих двоих. Технически, она даже не могла бы обвинить его в чём-то, ведь Сириус считал, что Оливия его бросила, а значит, он был абсолютно свободным человеком и был волен делать всё, что пожелает. Но от этого не становилось легче. Неприятное, вязкое чувство осело где-то в районе желудка, делая слюну горькой. Розье придвинулась ближе к Сириусу и невзначай положила руку ему на бедро. Блэк резко обернулся, неуверенно моргнул пару раз, будто сомневался в чём-то, но потом всё же накрыл её ладонь своей. Поджатые губы Мэри принесли Оливии немного удовлетворения.
— Я, пожалуй, пойду… — растерянно проговорила гриффиндорка, видимо, утратив всякое настроение болтать. Мэри едва потянулась к ручке купе, как несчастную дверь резко дёрнули с другой стороны, заставляя девушку отпрянуть. Лили и Джеймс наконец вернулись.
— Привет, — буркнул Поттер, отодвигая застывшую девушку с прохода. Он сделал два шага в сторону Сириуса и совершенно бесцеремонно втиснулся на сиденье между ним и Оливией, не взирая на их недовольство.
Лили, скрестив руки на груди, плюхнулась рядом с Ремом, который предусмотрительно отодвинулся подальше, сместив Питера к самому окну. Кажется, собрание прошло не слишком гладко, раз оба старосты были на взводе. Макдональд пробормотала что-то о том, что ей нужно скорей найти Марлин, и быстро выскользнула за дверь. В купе повисло раздражение, волнами исходившее от молчаливых Джеймса и Лили.
— Чёртовы слизняки! — разразился наконец Поттер, гневно вскидывая руки. — Как же я их ненавижу, мелкие, гадкие уёбки.
— Что случилось? — недоумённо спросил Люпин, брови которого взлетели кверху.
— Старосты Слизерина устроили забастовку, — сдавленным голосом ответила Лили, закатывая глаза. Оливия заметила, что так она пыталась спрятать выступившие слёзы. Девушка закинула ногу на ногу и затрясла туфлёй. — Когда узнали, что меня выбрали старостой школы.
— Они наговорили ей гадостей, не постеснявшись моего присутствия. — Джеймс говорил сквозь зубы и раздувал крылья носа, желваки на его скулах ходили ходуном. — Сказали, что грязнокровка ни за что не будет ими командовать.
— Оу… — только и смогли выдать все присутствующие. Это оскорбление было самым низким, самым обидным из всех возможных, но слизеринцы никогда не гнушались использовать его, кичась своим превосходством по статусу крови.
Оливия не задумывалась раньше, насколько трудно приходилось Лили Эванс в Хогвартсе. Она была не просто полукровкой или имела маглов в каком-нибудь из старых поколений. Оба её родителя были маглами, и это, несомненно, навлекало на неё косые взгляды и пересуды за спиной. Конечно, большинство людей плевать на это хотело, но некоторые… Розье знала, что даже кое-кто из профессорского состава грешил предубеждениями. Например, Гораций Слизнорт. Все знали, что в его Клуб Слизней изначально могли входить только чистокровные волшебники. Лишь в последние несколько лет правила изменились, и он сделал исключение для особо одарённых, в число которых попала и сама Лили.
Таким, как она, всегда приходится ожидать предвзятого отношения всюду, ведь никогда не узнаешь наверняка, кто на самом деле презирает маглорождённых. Даже друзья порой могли неприятно удивить. Оливия хорошо помнила ту гадкую сцену, случившуюся в прошлом году у озера, когда Снейп — бывший лучший друг Лили — публично оскорбил её, назвав грязнокровкой. Розье тогда тоже сидела на улице и, как и все, наслаждалась тёплым днём, пока развязавшийся скандал не испортил ей настроение. Услышать такое со стороны было неприятно, но какого было Эванс, она и представить не могла. Ведь чистота крови Оливии никогда даже не ставилась под сомнение. Она была кристальной.
