— Как поживает Флёр? — Гермиона была рада узнать, что девушка беременна. Они с Биллом ждали девочку, и Молли была просто счастлива, наконец, в скором времени стать бабушкой. Давняя неприязнь свекрови к невестке бесследно исчезла ещё тогда, когда Билла покусал оборотень, и с тех пор миссис Уизли души не чаяла в жене старшего сына.
— С ней всё хорошо, правда, говорит, токсикоз замучил. Ну, это ничего. Когда я носила близнецов, я вообще ничего не могла есть половину беременности, тошнило жутко, — она улыбнулась, вероятно, предавшись воспоминаниям, её рука с тряпкой так и зависла над грудью Фреда. Потом женщина как-то резко пришла в себя и продолжила обмывать его. Закончив с верхней половиной тела, она бросила марлю в таз, расплескав немного воды вокруг и подняла на девушку печальный взгляд. Гермиона отставила уже опустевший контейнер в сторону, чувствуя, что Молли собирается ей что-то сказать. Она молча сверлила Грейнджер глазами, а потом, наконец, заговорила быстро и сбивчиво: — Гермиона, я очень тебе благодарна, что ты не оставляешь моего мальчика, но мне так тебя жаль! Пожалей и ты себя. Ты молодая девушка, красивая и умная, у тебя ещё столько всего впереди, тебе надо вернуться в школу, надо жить дальше, понимаешь? — закончив свою речь, Молли умоляюще смотрела на неё, а Гермиона опешила. Истеричный смешок вырвался из её горла, и она рассмеялась, совершенно не зная, как ещё на это реагировать.
— Вы предлагаете мне забыть Фреда? Двигаться дальше? Как я могу?! — миссис Уизли выглядела испуганной, и Грейнджер немного пришла в себя, осознав, что только что накричала на бедную женщину. Она отступила на шаг назад, вновь обхватывая себя руками в защитном жесте, и опустила глаза. — Я люблю его, — проговорила она уже куда тише. Еле слышно, но Молли уловила её слова. — Ужасно сильно люблю. И я не хочу жить дальше без него. Думаю, вы меня понимаете. Если бы Артур лежал здесь на его месте, вы бы смогли просто перестать приходить и продолжить обычную жизнь? — Молли покачала головой, слёзы брызнули из её глаз, и Гермиона тоже не смогла сдержаться. Она подсела к женщине, та обняла её крепко, продолжая плакать почти навзрыд.
— Если он никогда не очнётся? — Гермиона с трудом разобрала вопрос сквозь всхлипы и судорожные вздохи. Девушка погладила Молли по спине, её собственные слёзы течь перестали, потому что она приняла решение: ей не нужна никакая корочка об окончании Хогвартса, не нужна никакая карьера, пусть ей хоть пост министра магии предложат. Всё это было ей совершенно не нужно в жизни, если там не будет Фреда Уизли. И она почувствовала уверенность, что он обязательно очнётся, рано или поздно, и она будет его ждать.
— Всё будет хорошо, миссис Уизли. Всё будет хорошо.
***
Это случилось в октябре. Гермиона как обычно сидела в кресле в палате и читала книгу, как вдруг хриплое «привет» заставило её подпрыгнуть на месте и выронить тяжёлый томик полного собрания сочинений Шекспира. Он с грохотом упал на пол, оставив за собой звенящую тишину. Девушка смотрела расширившимися глазами на кровать, где Фред лежал и улыбался ей. Она решила, что сошла с ума, или ей померещилось, но он снова заговорил:
— Это что ещё за херня… — парень заметил торчащую из носа трубку и резко выдернул её, зашипев от боли.
Это привело Гермиону в чувства. Она пулей вылетела из палаты, провожаемая недоумевающим взглядом Фреда, но так было нужно. Целители ещё в самом начале дали чёткие указания, что, когда он очнётся, нужно немедленно их позвать. Последствия такой долгой комы могли быть непредсказуемыми. Через пару минут девушка вернулась в палату с двумя колдомедиками в лимонно-жёлтых мантиях, и её сразу же попросили подождать за дверью. Четверть часа, показавшиеся ей бесконечностью, она металась туда-сюда по длинному коридору, проходящие мимо целители и пациенты косились на неё, но она их не замечала. Всё, о чём она могла думать, было пробуждение её парня, спустя почти полгода беспробудного сна.
Наконец, дверь открылась, и ей разрешили войти. Фред сидел, опираясь на вертикально поставленную подушку, скрестив руки на груди, явно недовольный манипуляциями, которые провели с ним врачи. Увидев девушку, он подорвался с места, но был тут же остановлен целительницей. Женщина чуть ли не на пальцах объясняла ему, что его организм ослаблен, и ему нужен отдых, а он возмущался, что и так пол жизни провалялся, и если пролежит ещё хотя бы одной минутой больше, то просто взорвётся. Ведьма вздохнула, но встать ему всё же не позволила.
— Сейчас вам принесут зелья для восстановления сил и энергии, затем мы немного поколдуем над вами, а потом вас покормят нормальной едой, и только после этого я разрешу вам вставать, мистер Уизли, — она пресекла его недовольное ворчание строгим взглядом, выставив указательный палец перед собой. — И не дольше, чем на час в день. Каждый день будем увеличивать время.
— То есть, вы хотите сказать, что я сейчас не отправлюсь домой?! — целительница отрицательно мотнула головой. — Гермиона, скажи им! Я хочу домой. Мне здесь не нравится!
— Фредди, я всё понимаю, но тебе нужно соблюдать все рекомендации врачей, — она слабо улыбнулась ему, до сих пор плохо веря в происходящее.
— И ты туда же! Ладно, — парень вздохнул, сдаваясь, — мучайте меня, сколько хотите.
Целители вышли, оставив их наедине, и это было так странно. Гермиона уже успела привыкнуть к тому, что Фред не отвечал ей, привыкла не видеть его голубых глаз, а сейчас девушка осознала, насколько сильно она, оказывается, по нему скучала всё это время. Она медленно подошла к кровати, опустилась на её край, стараясь держать себя в руках, чтобы не перегружать его эмоциями, как рекомендовали доктора, а потом сорвалась и кинулась ему на шею, с безграничной радостью чувствуя его руки вокруг своего тела. Все страхи, терзавшие её столько месяцев подряд, в миг отступили перед ощущением забытого счастья. Ничего больше не имело значения. Только он.
Гермиона отпрянула от Фреда, когда дверь снова распахнулась, и в палате появились практически все Уизли, за исключением Чарли, который был в Румынии, и Билла, с которым было сложно связаться, когда тот был на работе. Родители, братья и сестра кинулись обнимать очнувшегося, целители, вошедшие следом, пытались остановить их, но это было совершенно бесполезно. В комнате воцарился полный балаган, но с приятным фоном, от которого не хотелось убежать в тишину. Гермиона ужасно устала от неё за эти месяцы.
Фред быстро пошёл на поправку. Он полностью восстановился меньше, чем за две недели, и вернулся в Нору на какое-то время, поддавшись уговорам матери. Молли никак не хотела отпускать сына жить в холостяцкой квартире с его близнецом после такого, а потому настояла на своём. Джордж тоже вернулся домой, не желая оставаться без брата в одиночестве. Правда, вообще-то он всё это время жил с Анджелиной, но девушка всё понимала и не стала мешать воссоединению братьев. Всё вернулось на круги своя: близнецы жили в своей старой комнате в Норе, а Гермиона вновь осталась в комнате с Джинни, которую Макгонагалл отпустила из Хогвартса на несколько дней. Грейнджер не заводила с Фредом разговоров о его предложении, боясь, что он мог и вовсе об этом забыть или передумать, но трансфигурированного из бутылочной крышки кольца с пальца не снимала.
Одним из вечеров, когда все уже разошлись по комнатам, девушка сидела у него на коленях в гостиной. Пламя трещало в камине, отбрасывая длинные тени на стены, упырь отчаянно колотил по трубе, завывая в унисон с холодным осенним ветром. Гермиона ласково перебирала волосы парня, ставшие опять короткими, как раньше, а он жался к ней, как кот, разве что не мурчал. Фред перехватил её левую руку, останавливая, и виновато посмотрел на неё, погладив пальцами кольцо.
— Ты думаешь, я передумал?
— Я думала, ты забыл. Не хотела на тебя давить.
— Глупости! Я позвал тебя замуж, и, если бы не эта чёртова кома, ты бы уже была Уизли, — он спихнул её на диван, а сам снова встал перед ней на колено. Девушка отчего-то начала смеяться, но Фред шикнул на неё с серьёзным видом, так что она зажала рот рукой, продолжая посмеиваться. — Гермиона Джин Грейнджер, — прочистив горло, начал он торжественно, — ты выйдешь за меня? — парень пошарил в карманах брюк и выудил оттуда симпатичную бархатную коробочку глубокого синего цвета. Он открыл её, и гриффиндорка ахнула, перестав хихикать.
