– Да, Дима, скажи, – подзадоривала Моника.

– Все просто, – произнес он, испепеляя их негодующим взглядом. – Потому что у современных путешественников, как правило, есть фотоаппарат. Или мобильник как минимум. И если ты утверждаешь, что нашел затерянный город, ископаемого динозавра или инопланетянина, будь добр предоставить фотографии. Это же так просто. Нажми кнопочку, выложи в интернет и хвастайся. Но нет. Ни одного подтвержденного свидетельства, ни одного достоверного фото.

– Вот ты и сделаешь, – сказала Моника.

– Что? Кха-кха…

Быков закашлялся.

– Ты можешь сфотографировать Пайтити первым, – начала развивать мысль Сильвия. – Станешь знаменитым. Ну и богатым, соответственно. Как мы уже говорили, все поделим поровну.

– Забирайте мою долю себе, – усмехнулся он. – Это будет справедливо. Потому что я с вами не поеду.

– Но почему? – воскликнули сестры в один голос.

– Я не верю в существование Пайтити, – сказал Быков. – То, что я услышал от вас и прочитал в интернете, только укрепило меня в этом мнении.

– Не веришь, – повторила Моника.

– Не верю. И вряд ли вам удастся меня переубедить.

– Посмотрим. Скажи, тебе попадалась история проводника Хуана Гомеса Санчеса?

– Ага, – подтвердил Быков, посмеиваясь. – Занятное имечко. Прямо Иван Васильевич Петров на испанский манер. Интересно, сколько их на земле – Хуанов Гомесов Санчесов?

– Не имеет значения, – заявила Сильвия.

– Да? А что имеет?

– Его находка. Помнишь, что он вынес из сельвы?

– Палец, – ответил Быков. – Золотой палец.

– Мизинец, – поправила его Моника. – Кончик мизинца.

– Это что-то меняет?

Сестры переглянулись. Сильвия встала и покинула террасу. Быков проводил ее рассеянным взглядом.

– Меняет, – сказала Моника.

– По-моему, вы напрасно зациклились на этом Пайтити. Зря теряете время. Не стоит гоняться за миражами. Они…

Сильвия вернулась и положила на стол некий твердый тяжелый предмет, завернутый в бархатную ткань.

– Взгляни, – предложила она.

– Что это?

– Не граната, не бойся. Просто посмотри.

– А потом продолжим наш спор, – сказала Моника.

Быков отбросил края матерчатого свертка. На синем бархате лежал кусок золота размером с яблоко. Он был округлым, но с одной стороны как бы приплюснутым. Быков взял его в руку. Провел пальцем по грубому срезу с зазубринами. Он уже понял, что именно видит перед собой. Но разум отказывался верить глазам.

– Что это? – повторил он.

– Тот самый золотой мизинец, Дима, – ответила Сильвия. – Золотая статуя, от которой он отрублен, существует.

– Вздор!

– Это правда, Дима, – возразила Моника мягко.

– И это еще не все, чем мы располагаем, – добавила Сильвия.

Быков положил раритет на место, но тут же снова взял его в руку.

– Что еще? – спросил он, рассматривая плоский участок, который вполне мог быть ногтем.

– Сначала скажи, ты с нами? – потребовала Моника.

Быков вернул золото на место.

– С нами? – нетерпеливо повторила Сильвия.

Ее слегка бросило в дрожь. Надо полагать, не только от ночной прохлады.

– Если скажу «да», вы подумаете, что согласился из-за золота…

– Ну и что? Тебя так смущает сей факт?

– Я хочу увидеть этот город, – пробормотал Быков.

«И не желаю расставаться с вами обеими», – прибавил он мысленно.

– Так решайся – и увидишь, – сказала Моника.

– Я уже решил. Я в игре.

Сестры бросились его целовать. Губы были холодными и упругими. После их поцелуев Быкову пришлось дважды досчитать до тысячи, прежде чем удалось уснуть.

Занимался рассвет, и первые проблески сероватого света пробивались сквозь верхушки деревьев. Пройдет немного времени, и от мокрой листвы повалит пар, дневная жара заставит листья развернуться, духота станет почти невыносимой. Парниковый эффект.

«Сельва никогда не высыхает полностью, – размышляла Моника. – И моя одежда тоже. Скоро все сопреет и разлезется. А я покроюсь шерстью и превращусь в обезьяну. Грязную и вонючую. Пока проводники спят, нужно срочно устроить постирушки и искупаться. Дима – ладно, я бы от него особо прятаться не стала, даже наоборот. Но эти угрюмые индейцы с непроницаемыми физиономиями… Никогда не знаешь, что у них на уме. Лучше их не дразнить. После стирки высушить одежду, конечно, не удастся, но она хотя бы не будет так пропитана по́том».

Прежде чем направиться к озерцу, обнаруженному накануне, Моника прислушалась. Сельва никогда не безмолвствует. Представление о том, что звери передвигаются бесшумно, существует лишь в умах тех, кто никогда не бывал в джунглях. Кабан шевельнулся на лежбище – и тишину нарушил хруст сухих листьев. Взлетел с дерева грузный тукан – послышалось хлопанье крыльев. Тапир с треском продирается сквозь заросли, попугаи перекрикиваются на деревьях, обезьяны носятся по лианам. Сельва живая: она вздыхает и стонет, кричит и поет. И никому нет дела до людей, блуждающих в вечнозеленых дебрях. Сгинут – никто не хватится.

Может быть, напрасно Моника и Сильвия отправились в это путешествие? Все в сельве живут за чужой счет. Кто-то должен погибнуть, чтобы другой выжил. А что, если следующими станут сестры Мачадо?

Нет, не может быть! Моника была уверена, что им повезет, с ними не приключится ничего плохого. Тем более что рядом такой замечательный мужчина, как Дима Быков. Сильный, честный, надежный. С ним можно ничего не бояться. И у него есть оружие, с которым он умеет отлично управляться. Едва путники оказались в сельве, Моника предложила ему продемонстрировать мастерство стрельбы, и он ее приятно удивил. Да, этот человек сумеет защитить сестер от любых опасностей.

Размышляя подобным образом, Моника шла по едва заметной тропке, проложенной еще вчера от водопоя до лагеря. Чтобы не таскать с собой неподъемный груз в виде емкостей с питьевой водой, Быков предложил пользоваться специальными обеззараживающими таблетками, какие входят в снаряжение десантников. Потом вода на всякий случай пропускалась через фильтры и делалась совершенно безвкусной, но зато безопасной.

Солнце уже проглядывало сквозь листву, когда Моника вышла к небольшому ручью, образующему заводь под трехметровой скалой, покрытой лишайниками всех оттенков. Из папоротников взлетела большущая бабочка, потревоженная шагами. Это означало, что здесь все спокойно. Моника сняла куртку и принялась расшнуровывать ботинки, попутно осматривая водоем. Он был размером с домашний бассейн, наполненный совершенно прозрачной водой, с песчаным дном и открытыми берегами. Крокодилу здесь негде прятаться. И все же Моника желала убедиться. Разувшись, она обошла заводь по периметру, вглядываясь в воду. Ей хватило тридцати шагов, чтобы, сделав круг, вернуться на исходную позицию.

Крокодилов не было. Моника слегка расслабилась. Но не совсем.

Позавчера… или позапозавчера (в сельве время тянулось совсем иначе) Моника отправилась за водой для рыбного супа. Рыбу поймал проводник Педро, носивший, как большинство «отесанных» индейцев, два имени: христианское и индейское, слишком многосложное, чтобы его запомнить. Подошел к невзрачной луже на краю болота, запустил туда обе руки и поднялся с добычей – настолько крупной, что ее вполне хватало на пятерых. Так вот, Сильвия осталась в лагере чистить рыбину, а Моника вернулась к болоту. По сути, это было не настоящее болото, а скорее пространство, заполненное стоячей водой, из которой торчали корявые деревья, увитые зеленью, но почти лишенные собственной листвы. Одно из таких деревьев росло на суше, прямо над неподвижной зеленой водой. Рядом тянулась песчаная отмель, похожая на полоску пляжа. Наполнять канистру в этом месте было удобнее всего, и Моника приблизилась к дереву.

Внезапно она услышала необычный звук, напоминающий приглушенное кваканье. Охваченная любопытством, она повернула голову и увидела кучу гниющих листьев. Оттуда доносился сильный запах рыбы. Моника подумала, что, наверное, под листьями находится еще одна лужа, наподобие той, которая обеспечила их ужином. Это была глупая идея, но она подошла ближе.