Выйдя из центра, Дэн направился к припаркованной недалеко от центрального входа машине. Дэн подошёл к багажнику и поставил сумку с покупками на асфальт. До его слуха донеслись звуки открывающихся дверей машины, стоящей позади него. Он на них не обращал внимания. А зря. К нему со спины быстро, словно в ускоренной съёмке, бесшумно приблизились в ботинках на каучуковой подошве четверо спортивного вида мужчин. Все в коротких кожаных куртках и синих широких джинсах. Круглые шары их голов обтягивали плотные коричневые чулки, полностью скрывающие индивидуальные особенности их внешности. Дальше всё произошло в мгновение ока. Синхронно, тренированными движениями двое из них схватили Дэна под руки, а третий шарахнул его по голове короткой тяжёлой дубинкой. Четвёртый бандит к тому времени, когда бесчувственное тело режиссёра запихнули в багажник его собственной машины, успел сесть за руль и завести мотор. Похитители уселись в салон и никем незамеченными уехали со стоянки.

Очнулся Дэн, сидящем на железном стуле с прикрученными к полу ножками, в комнате с белыми железными стенами в крупных заклёпках. Его руки, заведённые назад, сковывали наручники. Голова после удара почти не болела, лишь её правая часть до лба онемела и всё. Перед ним сидели двое человек за необычным столом, сделанным скорее всего на заказ. Такой письменный стол походил больше на парту с эргономическими индивидуальными вырезами для каждого сидящего за ней. Первый – худой мужчина и сидя выглядел высоким. Коротко остриженная голова с глубокими залысинами, формой похожая на стоящий торчмя гидропонический огурец. Крупные черты лица, постоянно ехидно щурящиеся, такие как бывают у близоруких, глаза цвета коричневатого янтаря. Одет худой мужчина был в клетчатую рубашку, остальные предметы туалета скрывала передняя вертикальная плоскость стола. Его Дэн видел впервые. Второй – с квадратом широких плеч, волосы уложены гелем на пробор, пугающей своей идеальной, правильной, неземной геометрией. Своё сильное, по-настоящему мужское тело он скрывал под белой рубашкой с закатанными рукавами, из которых торчали мясистые предплечья, обильно заросшие золотистым волосом. В комплекте к рубашке шёл синий с желтыми прожилками, сверкающими битым стеклом галстук. Выражение его лица, охваченного паутиной мимических морщин, закаменело в символической неподвижности памятника. Дэн Гордон тоже не был с ним знаком, но вот его глаза, казалось жившие отдельной от его замурованного лица жизнью, напоминали кого-то очень знакомого. За спинами двух сидящих боссов стоял, едва не достающей макушкой низкого потолка, национальный гвардеец Главазии в серой форме, затянутый серыми же ремнями, безжалостный, выдрессированный в беспрекословном повиновении приказам вышестоящих чинов головорез. И за спиной Дэна стояли ещё два таких же безупречных солдата-убийцы. Он почувствовал бы их присутствие даже если бы не видел отбрасываемые ими устрашающе длинные тени. Гвардейцы ежесекундной готовностью к любому насилию давили на его затылок и спину, давили тяжёлыми танками своего служебного долга. А что больше всего угнетало, пугало, они делали это вполне охотно, тупо и безапелляционно убеждённые в правоте президента Дракача и своих командиров.

Увидев, что он очнулся, худой босс со вкусом, медленно почмокав губами, произнёс:

– Вы на подводной лодке. Не повезло.

В подводную лодку Гордон поверил сразу. Стоило обратить внимание на неестественную царившую здесь тишину и на эти стены, и всё вставало на места. Да, он на подводной лодке и это ему не повезло, а ни как могло показаться вначале, после второй фразы худого, что не повезло кому-то другому или самому боссу.

– Вы можете говорить, господин Гордон?

– Да, – ответил Дэн, но у него это прозвучало как – «Дла». Словно утвердительно ответив, он собирался тут же сблевануть. Такие удары по голове просто так не проходят, знаете ли.

– Вы, конечно, понимаете почему вы сюда попали?

Он собирался продолжать, явно считая заданный им вопрос риторическим, когда Дэн перебил его и неожиданно даже для себя самого ответил:

– Ни малейшего понятия.

– Даже так, – поразился худой, ещё больше прищурившись. – Вы мне казались умней. Ну да ладно. В конце концов, это сейчас не имеет никакого значения. Гений вы или слабоумный, у вас нет выхода. Даже теоретически нет шансов сбежать отсюда. Мы на совершенно бесшумной секретной подводной лодке, в открытом океане, очень далеко от берега. Лежим на дне, на такой глубине, что нас и со спутника обнаружить нельзя. Да и чем бы это вам помогло? Ничем. Штурмом можно взять любую крепость, любой бункер. Залезть в любую дыру, любую щель, хоть в задницу дьяволу! Но на подводную лодку проникнуть извне нельзя. Невозможно. Понимаете?

– Зачем вы мне всё это говорите? Я не супермен, я всего лишь режиссёр, снимающий правдивый хвалебный фильм про вашего президента. – Дэн сам не понял, как у него получилось так ехидно сказать про свой фильм.

– Небольшая поправка – уже снявший фильм. Ведь вам осталось его всего лишь смонтировать. Ведь так? А ещё вы шпион. Перед поездкой к нам вас завербовали люди из центра заграничных операций. Нам всё известно, Дэн. Вам нет нужды от нас что-либо скрывать.

– А я и не собираюсь от вас что-либо скрывать.

– Очень хорошо. Тогда вы расскажите, где скрываются путчисты? Кто они? Каковы их планы?

– Нет.

Всё время сидевший молча второй босс встрепенулся, но так ничего и не сказал. Худой продолжил допрос:

– Что нет? Вы не знаете кто они? Где они?

– Я не буду ничего вам говорить.

Дэн сказал правду: он не был супергероем, но и половой тряпкой он себя не считал. Когда его вербовали – ему говорили, что вариант с провалом и последующими пытками исключать нельзя, и он психологически готовился к этому, ведь ехал-то в гости к тоталитарному лидеру, а не на загородный пикник. Хотя как к такому можно быть готовым? Он с детства умел терпеть боль, и когда другие дети плакали навзрыд, ободрав коленку, он крепче сжимал зубы. На спор мог порезать себе палец перочинным ножом или засунуть руку в гнездо диких ос.

Наверное, его терпеливость в большей части обуславливалась генетикой, но и упрямый характер играл здесь не последнюю роль. Он много повидал на своём веку, особенно в молодости жизнь поваляла его на дороге жизни, прежде чем её мутный бульон не прибил Дэна в гавань творчества, сделав относительно независимым художником. Но до этого он успел поработать спасателем, пожарным, санитаром в больнице и ещё много кем. Работал в разных неблагоприятных условиях и разных неприспособленных для долгой счастливой жизни местах.

Дэн никогда не забывал поддерживать себя в хорошей физической форме. Каким-то образом он выкраивал в напряжённом рабочем графике время для занятий спортом. В основном он любил единоборства, лучшим из них считая контактное карате стиля Кёкусинкай, но не брезговал и качалкой. На тренировках он шлифовал не технику или силу, а в большей степени увеличивал свою выносливость и умение преодолевать боль. Каратэ для этой цели подходило лучше всего. Он учился не побеждать, его учили никогда не сдаваться.

В своих скитаниях по свету Дэн часто видел чужое горе и много раз переживал своё. Поэтому он знал жизнь с разных, в том числе и самых неприглядных сторон. Духовно он был вполне готов к смерти. Недавние сомнения о правильности собственных поступков отошли на второй план. Дэн на опыте подтверждал всё то, в чём его убеждали на родине и, будучи человеком социально вовлечённым, гуманистом, принимающим близко к сердцу любую несправедливость, принял решение идти до конца. Можно было начать хитрить, давать ложные наводки, сдавать мнимых заговорщиков, тем самым выторговывая себе лишние часы жизни и параллельно мучатся ожиданием неизбежного. А можно решиться – сыграть в открытую и закончить всё быстро. – "Перед смертью не надышишься"– так говорили у него в школе, и Дэн привык решать проблемы сразу, не откладывая их в долгий ящик. Принимать решения быстро и не менять их. Единственный девиз его рано умершего отца, который он чётко усвоил, гласил – "Не будь проституткой!". – Дэну этот девиз очень помогал и в трудные моменты, он всегда мысленно его повторял. Вот и сейчас Дэн, прежде чем ответить «нет» этому худому упырю, про себя сказал – "Не будь проституткой, Дэн, не будь!". – И всё же оставался маленький вопрос, на который предстояло получить ответ. Если с его духом всё хорошо, то к какому уровню боли готово его тело?