Передвигается Генрих с трудом, ему мешает вдруг ставшая неудобной одежда. Он подходит к зеркалу и немного наклоняется вперёд, чтобы лучше себя рассмотреть. Оттуда, из глубины стеклянного небытия, на него глядит грубое размалёванное лицо дешёвой шлюхи. – "О боже! Кто это?.. Неужели это я?!" – его обуревает трясучий ужас. Взгляд Генриха падает ниже и то, что он раньше принимал за задравшуюся майку, оказывается женским топиком, из которого наружу выпирают настоящие женские сиськи. Он, мгновенно пропотев, хватает себя за промежность. Больно, но не это пугает. Нету! Его хозяйство пропало! Фантастический кошмар.

Какой-то злой шутник из Генриха сотворил мускулистую бабу. И теперь его будут звать Генриетта. Откуда-то, из давно забытого эпизода беспутной юности вылезают слова – "Иди к сладенькой Генриетте"– и в конце смачный смешок, больше похожий на издевательское предупреждение – "Уиах!". – В наступившей панике мозг бросался непонятными образами и фразами. Про Генриетту он вроде бы слышал в одном из старых ужастиков. Да, точно, там старая мёртвая бабка шла по подвалу и предлагала свои сомнительные услуги героям фильма. "Брррр. Что же делать-то, мать твою?". Напряжение прорывается наружу и он, или теперь точнее – она, сгребает разом со столика всю косметику и начинает выть:

– Ууууу! Уууу ууу у!

В ответ на его призывные вопли входная дверь открылась и в номер вошли пять весьма сердитых, самодовольных тайцев. Без лишних слов один из них коротко прикрикнул. Генрих сразу заткнулся. От окруживших его людей исходила такая угроза, что он решил поберечь силы и не спорить с ними. Он бочком отошёл к стене, так чтобы оказаться поближе к выходу. Другой таец, самый старший на вид среди них, пытался ему что-то втолковать на плохом английском языке. Генрих не слушал. Он вообще себя слабо контролировал, он знал только одно – ему во что бы то не стало надо выбраться отсюда. Не дождавшись окончания монолога тайца, Генрих рванул с места к двери. К сожалению, двигался он не так бодро, как раньше. Широко раздвигать ноги мешала боль, к тому же пришедшие к нему в гости местные жители оказались весьма расторопными тюремщиками. Стоящий ближе всех к нему сделал подшаг, преградил путь и круговым движением ноги влепил ему по ляжке отличный лоу-кик. Нога мгновенно отсохла и Генрих сполз по стене вниз. Его ещё пару раз пнули, прежде чем их главный схватил бывшего Генриха за волосы и отвесил пощёчину. Погрозил строго пальцем, призывая внимательно выслушать всё, что ему говорилось. Вот тогда-то он услышал то, что предназначалось для его ушей изначально. Смысл короткой речи главного сутенёра сводился к простой истине – Генрих стал их собственностью и теперь будет играть в частном подпольном борделе роль пожизненной проститутки, редкой диковинки из Европы, служащей для утех иностранных туристов и богатых тайцев. Его жизнь изменилась. Или приспосабливайся, или умри.

Добро пожаловать в мир любви, прокаченная Генриетта.

– Отпустите его.

В словах мальчика десяти-двенадцати лет звучала неприкрытая угроза. Напротив него двое мальчишек, примерно его возраста, потешались над третьим. Самый старший из двух хулиганов, не по годам толстый, заплывший жиром боров, держал жертву за шиворот и протяжно рыгал ему в лицо – "Брэээээ!". – Его спутник, с длинными сальными волосами, второгодник, крепкий и ловкий, отвешивал мальчику пендели и при каждом раскате отрыжки своего приятеля ржал, изображая из себя второразрядного монстра из малобюджетного фильма ужасов. Услышав слова, адресованные к ним, хулиганы остановили свою жестокую игру, и, немного растерявшись от того, что кто-то смел им перечить в их родной школе, повернулись на голос, но жертву из рук не выпустили. Увидев того, кто отдал им приказ (слова, произнесённые с такой затаённой уверенной злобой, могли быть только приказом), они сразу погрустнели. Жирный, словно жалуясь, сказал:

– Иван, чё ты лезешь? Это наши дела. Иди своей дорогой. – Слова были правильные, вот только интонация подводила, делала их просящими.

– Ваши дела стали моими. Валите отсюда.

– Ладно, ладно. Мир, – произнёс вертлявый. – В другой раз поговорим. Пошли, Санёк.

– Ага, в другой раз увидимся. Чао, мальчики, – с издёвкой произнёс защитник униженных и оскорблённых.

Боров оттолкнул от себя мальчика и тот, не удержавшись на ногах, влетел в стену и упал. Его защитник подошёл к нему и помог подняться.

– Спасибо, – поблагодарил мальчик. – Без тебя мне бы не жить. Завтра всё начнётся сначала. Они в моём классе учатся.

– Не боись, разберёмся. Я тебя знаю, ты в пятом «А» учишься. Тебя зовут… – Иван напряг свою память и выдал: – Слава Яковлев.

– Точно.

– А меня…

Но договорить он не успел, Слава его перебил:

– Кто же Ивана Алёхина не знает. Рад знакомству, – и утерев нос, Слава протянул свою худенькую ладошку для рукопожатия.

Знакомство состоялось.

Мальчик Слава выглядел тщедушным, тонкокостным и красивым словно девочка. Его же спаситель, наоборот, мог гордиться высоким ростом среди сверстников и пользовался заслуженным авторитетом, добытым им в многочисленных драках. От компаний школьных хулиганов он держался подальше, с ними он скучал, – не те интересы, не те забавы. Иван предпочитал оставаться одиночкой, в нужный момент используя свои физические данные, полученные им в генетической лотерее от родителей, для отстаивания своей независимости. В школе его уважали и боялись. А вот злоба в нём никогда не бурлила: когда он дрался, он будто бы работу выполнял – нужную, важную, но не любимую. Родившись мальчиком с добрым сердцем, он старался при каждом удобном случае защищать более слабых сверстников. За своё великодушие Иван никакой благодарности не ждал. Учился он на тройки: классические школьные предметы, за исключением биологии, его не интересовали.

Заметив, что хулиганы вытряхнули портфель мальчика Славы на пол и расшвыряли по сторонам его содержимое, Иван помог собрать учебники. Наткнувшись на одну очень толстую книгу в сером матерчатом переплёте, явно художественного содержания, Иван её поднял и протянул Славе, пытающемуся привести себя и портфель в порядок.

– Какая толстая. Про что книга? – спросил Иван просто из вежливости и немного заинтригованный размером книги.

– «Графиня Монсоро», Дюма. Не читал?

– Не-а.

– Да что ты? Книжка высший класс. Я её уже второй раз перечитываю. Хочешь дам почитать?

– Да нет, – с опаской посматривая на её толщину, ответил Иван.

– Бери-бери. Потом мне спасибо скажешь, – настырно суя ему книгу в руки, советовал Слава. – Начнёшь читать – не оторвёшься. Тебе точно понравится. Там про настоящую любовь, честь и дружбу.

Поддавшись на уговоры, а больше не желая расстраивать спасённого им мальчика, желающего ему сделать что-то приятное, Иван согласился и взял книгу на почитать. Книга ему действительно понравилась, она стала его первой литературной любовницей, но далеко не последней в длинном ряду произведений человеческой мысли. Иван совершил для себя настоящее открытие.

Мальчики подружились и до семнадцати лет держались вместе. Иван шуточно называл своего друга Профессором, а Слава в свою очередь именовал его Героем. Окончив школу, Слава поступил в МГУ на физмат, а Иван вместе с семьёй переехал в Сочи. В следующий раз они встретились только через девять лет.

Иван Алёхин к своим двадцати пяти годам, после машиностроительного техникума отслужив в армии, в танковых войсках, возмужал, превратился в высокого красивого парня с узкими бёдрами и широкими печами. Белёсые от рождения волосы потемнели и приобрели приятный пшеничный оттенок. С армейских времён Иван привык к коротким волосам и носил причёску ёжиком, выбривал затылок и голову с боков. Зелёные глаза запали глубже в воронки глазниц и оттуда мерцали неломким взглядом холодных, вмёрзших в череп изумрудов. Его мальчишеские густые брови остались в прошлом, словно сгорев в пламени сражения. Рот стал шире, а пухлые губы стали сочными, ещё более соблазнительными для противоположного пола. Щёки впали, резко обозначив носогубные складки, придав его лицу выражение сурового вызова. Подбородок, без характерной ямки, потяжелел и окончательно оквадратился.