– Спокойно, спокойно, без эмоций, я это вижу, – поспешил зашторить зеркала, Кузьма Кузьмич. – Зеркала реагируют на эмоции. У меня есть такое предположение, что они откликаются на эмоции, как на желания. Я подозреваю, что в их пространстве траектория движения путешественника зависит от его намерений, – зашторив последнее зеркало, закончил мысль старик. – Признаться, я хотел, чтобы вы сэмоционировали и увидели реакцию зеркала на ваше состояние.

– Ничего себе, эксперименты, – прошептала побледневшая от испуга, женщина. – Вы, пожалуйста, больше так не делайте.

– Я понимаю, что напугал вас, но, согласитесь, как бы я ни пытался вам это описать, это в точности передать невозможно. Это надо увидеть, прочувствовать.

– Знаете, как братья Люмьер впервые демонстрировали картину «Прибытие поезда»? – голос женщины дрожал. – Говорят, что на первом показе этой ленты публика была настолько шокирована движением паровоза в натуральную величину, что люди с криками, в ужасе выбегали из зала, опасаясь быть раздавленными составом, – бледная от ужаса, она посмотрела на старика. – Я думала, что сейчас откроются шлюзы, и поток воды из зеркал хлынет в зал… и нам с вами конец.

– Я понимаю, о чем вы, я это уже испытывал не раз.

– Ведь когда Элеонора прыгнула за тем чудовищем в зеркало, стекло в тот момент тоже напоминало водную гладь. Они буквально туда нырнули. А когда я в квартире Валентины Михайловны через зеркало разговаривала с призраком, стекло было непроницаемым, как стена. Я не могла туда войти, а он не мог оттуда выйти. Там еще кот у его ног терся, – глаза женщины от неожиданной догадки округлились. – Это кот Савелия Ивановича был, чёрный такой, с надорванным ухом. Это он! Призрак рассказывал мне, что не все зеркала пригодны для путешествий. Кажется, он смеялся над тем, как его знакомый Антип Герасимович Лыков, тоже призрак, однажды заблудился, путешествуя в зеркале. У меня тогда создалось такое впечатление, что для них зеркало, как для нас поезд, самолет или автобус. Конечно, это не совсем точное сравнение. Зеркало – это средство передвижения в пространстве, – заключила Азимова.

– Этими свойствами обладает не только зеркало, но и помещение, в котором мы с вами сейчас находимся, – добавил мужчина.

– Почему вы так думаете?

– Повторюсь, труба камина, о котором я вам говорил, выходит на поверхность в нашем пространстве, а…

– А дым выходит неизвестно куда… – договорила женщина. – Вы зажигали камин…

– Тяга хорошая, – поделился наблюдениями леший.

– Тяга хорошая, – как завороженная повторила за собеседником Наталья, – но дым из трубы здания не выходит. Значит, дом частично находится в нашем измерении и одновременно в каком-то еще? Труба здесь, а дым там, неизвестно где… Дом-корабль бороздит просторы земли, как «Наутилус» просторы океана. Поместье находится в нескольких местах одновременно?

– Не весь дом, а только подземный этаж, – уточнил леший.

– Нереальная реальность!

– Возможно, я в чем-то и ошибаюсь, – леший открыл стоящую на миниатюрном резном столике шкатулку и извлек из нее сигару. – Вы позволите? – спросил он у Азимовой и, заручившись одобрительным кивком, закурил.

– Дом-портал, – протянула Наталья, внимательно посмотрев на Кузьмича.

Старая, изрядно поношенная одежда мужчины никак не сочеталась с дымящейся в его руке дорогой сигарой.

– Я предполагаю. У меня нет других версий, как, собственно, и доказательств, подтверждающих мою гипотезу.

– Думаю, вы не ошибаетесь.

– Этот дом – сложный механизм. Но как он работает – об этом можно только догадываться, – Кузьма Кузьмич посмотрел на наручные часы. – Нам пора возвращаться обратно. Скоро ваш брат Антон Павлович вернется домой. Я думаю, на сегодня достаточно впечатлений.

– Я с вами абсолютно согласна. Мне бы это все переварить, осмыслить.

– Переваривайте, Наталья Павловна, потом поделитесь со мной мыслями, – направляясь в коридор, он добавил: – Как только мы захлопнем за собой входную дверь, свечи сами погаснут.

– Здесь что, датчик движения подключен?

– Не думаю. Если бы был датчик движения, то при входе в помещение свечи загорались бы сами.

– Логично.

– Забыл сказать, если придете сюда без меня и обнаружите, что забыли спички или зажигалку, то знайте: на кухне есть спички в верхнем выдвижном ящике.

– Понятно, но лучше мы сюда будем приходить вместе.

– Это я так, на всякий случай. «Наутилус» пугает потому, что вы его мало знаете.

– В нем столько загадок, что, мне кажется, узнать его до конца не представляется возможным.

– Узнать – да, – согласился старик, идя по коридору. – Но можно почувствовать его энергетику. У него хорошая энергетика. Это не зловещий дом из фильма ужасов. Кстати, это двери спален, – он открыл дверь и посветил в комнату фонариком.

– Осмотрим спальни и туалетные комнаты в другой раз, – предложила женщина.

– Хорошо, осмотрим в другой раз.

– На сегодня достаточно.

– Я не спросил, как ваш озноб, он прошел?

– Что? – следуя за Кузьмой Кузьмичом, не расслышала вопрос Наталья.

– Когда мы сюда вошли, вы сказали, что вас знобит. Озноб прошел?

– У меня такое чувство, что он не прошел, я к нему просто привыкла.

– Озноб пройдет, у меня тоже поначалу зубы стучали, – засмеялся старик.

– Как вы сюда один ходили? Это же ужас!

– Любопытство победило страх. И потом, страшно в начале. Сейчас я прихожу сюда, как к себе домой. Я как-то раз провел здесь несколько дней кряду. Здесь не чувствуется замкнутого пространства, хорошо спится, отлично думается. Советую попробовать.

– Я к этому не готова.

Яркое дневное солнце растопило прохладное туманное утро, залив слепящим светом рыночную площадь города Месседж, на которой, как муравьи, суетились люди. Шумная толпа напоминала один большой организм, выполнявший закон вселенной, который был направлен на выживание вида: тут и там флиртовали молодые люди, безудержно стремящиеся познать чувственные наслаждения любви, результатом которого, как правило, становилось продолжение рода. Семейные, умудренные жизненным опытом, придавленные грузом ответственности за содержание потомства – торговали товаром, обменивали одно на другое – одним словом, зарабатывали деньги.

Тина, Раиса и Элеонора стояли в центре ратушной площади и наблюдали за движением городской жизни.

– Будьте внимательны, не расслабляйтесь, рынок – любимое место мошенников. Ограбят, не заметишь, – предупредила спутниц Тина, оказавшаяся случайным свидетелем того, как одетый в лохмотья нищий, выдающий себя за слепого, срезал кошелек у хорошо одетого господина, увлеченного покупкой лошади.

– Становится жарко. Может, снимем плащи? – предложила Раиса, рассматривая человека, прикованного цепями к ратушной стене. – Я вижу, что с выбором одежды мы угадали, местное население одето примерно так же, как мы. – Заинтересовавший ее объект стоял слишком далеко, чтобы можно было в деталях его рассмотреть, но по осунувшейся осанке было понятно, что он устал и подавлен.

– Не будем торопиться, – посоветовала Элеонора, – у меня под плащом на поясе висят три увесистых кошелька, до отказа набитые монетами, – она достала спрятанный в рукаве носовой платок и промокнула лицо. – Я не хочу выставлять их на всеобщее обозрение.

– Аналогично, – поддержала Элеонору Тина. – Я проголодалась.

Болотная ведьма хотела предложить подругам посетить таверну, из приоткрытых окон которой доносился аромат жареного мяса и свежеиспеченного хлеба, но Раиса ее перебила.

– Что это? – указала в сторону ратуши озерная ведьма.

– О чем ты? – переспросила Тина, продолжала рассматривать рыночные ряды, заполненные лотками с разным товаром: начиная со свежих овощей и заканчивая домашней утварью.

– Я говорю о том, кто прикован к стене.

– Это Средневековье, моя дорогая, здесь распространены позорные столбы, к ним приковывают нарушителей закона. Скорее всего, стена, к которой его пришпилили, и есть позорный столб. Он вор или убийца, – предположила Тина. – Дикие нравы! Нет чтобы осудить человека за преступление, вынести ему наказание и свершить правосудие, они обязательно устроят шоу, выставят его на всеобщее обозрение, чтобы народ поглазел и при желании запустил в осужденного тухлым яйцом или гнилым помидором, или, того хуже, камнем. Дикость, невоспитанность, жестокость правят этим веком! Запаситесь носовыми платками: мы здесь много увидим того, что заставит нас проронить слезу. Уж я знаю, о чем говорю: одно из моих предыдущих воплощений проходило в подобной дружеской обстановке, – с сарказмом процедила болотная ведьма. – В разных городах законы немного разнились, но незначительно. Настолько незначительно, что можно сделать вывод, опираясь на народную мудрость, которая гласит: «Хрен редьки не слаще!»