– Спрашивайте, чего уж там, – махнул рукой старик. – Признаться, окажись я на вашем месте – засыпал бы вас вопросами.

– Здешних не удивляет то, что вы слишком долго живете?

– Я время от времени меняю место жительства.

– А как со старением?

– С этим проблемы. Элеонора утратила способность умирать в молодости, поэтому она выглядит юной, а я в преклонном возрасте. Но я знаю, что делать, чтобы казаться старше лет на десять или моложе. Хотя, если быть откровенным, меня не смущает старость, морщины и дряблость кожи. Меня волнует здоровье, физические возможности, и только. В пожилом возрасте легче оставаться незаметным. Кого интересует жизнь старика? Никого.

– В плане конспирации преклонный возраст более выигрышный, нежели молодой. С этим нельзя не согласиться.

Кузьма Кузьмич громко свистнул, и сторожевые собаки пулей подлетели к нему, радостно виляя хвостом:

– Вы мои хорошие, – приговаривал старик, ласково поглаживая собак по холке.

– В котором часу мы пойдем в тоннель?

– Через два часа жду вас у себя в доме. Рассчитывайте на то, что нам понадобится часа четыре на дорогу и на осмотр подземного этажа. Антону Павловичу лучше не знать, куда мы направляемся.

– В это время он будет занят в клубе. Сегодня киносеанс, а после обсуждение просмотренной картины. Закончат поздно.

– Хорошо.

– Кузьма Кузьмич, вы, как и Анна Васильевна, занимались магией? Или вы не практик, а теоретик?

– Не хочу вас сильно разочаровывать, но я больше теоретик, чем практик.

– Савелий Иванович идет, – заметила сторожа Наталья. – Сейчас попрощаюсь с ним и пойду домой, – она погладила по голове большую гладкошерстную собаку, которая пристроилась у ее ног. – Значит, договорились, я буду у вас ровно через два часа, – она посмотрела на наручные часы. – Сейчас час дня, ровно в пятнадцать ноль-ноль я у вас. Что мне надо с собой взять?

Собака повернула вытянутую морду в сторону приближающегося хозяина, вскочила на ноги и побежала к нему навстречу.

– Ничего не надо брать. Запасной фонарь для вас у меня найдется, – ответил старик Наталье и, улыбаясь старому приятелю Савелию, крикнул: – Твои питомцы резвятся как щенки!

– Так ведь солнышко сегодня ласковое, радуются последним теплым денькам. Осень нынче хорошая. Обычно она дождливая, а в этом году ничего, небо голубое, высокое, облака белые. Роскошь! А как листвой пахнет! Вы чувствуете запах? – сторож закрыл глаза и, глубоко вдохнув, с восторгом добавил: – Рай!

– Мы здесь сидели, любовались стаей гусей, – леший посмотрел в небо. – Большая стая летела.

– Ну да, что им в холоде делать? Не дураки. Все в дикой природе разумно, ничего лишнего, все по делу, осмысленно. Животные, птицы, насекомые на самом деле умнее, чем мы думаем. Взять хотя бы собак. Они мою речь понимают, а я их лай нет. Кто в таком случае умнее: собака или человек со всем его прогрессом? Это ж какие надо иметь мозги Рексу, чтобы понимать то, что я ему говорю?! Голос, Рекс, – скомандовал Савелий Иванович, – и собака незамедлительно залаяла. – Рекс лает, а Гамлет, вы посмотрите на него, – сторож указал в сторону спокойно лежащей у ног Кузьмича собаки, – молчит. Правильно, чего Гамлету голос подавать, я ж Рексу приказ отдал. Человек – венец творенья! Животные нас понимают, а мы понять их не в состоянии! Хозяева природы! – усмехнулся сторож. – Завтра буду луковицы георгинов выкапывать. На следующей неделе заморозки обещали. Наталья Павловна, вам луковицы георгинов не нужны? У меня много, могу поделиться. Весной высадите возле Дома культуры, – предложил Савелий.

– С удовольствием возьму.

– Я вам еще луковицы тюльпанов подброшу. Цветов чем больше, тем лучше. Сейчас природа ко сну готовится, листья сбрасывает, а весной причепурится, заиграет всеми красками! Сад наш весной – райские кущи! Все цветет и благоухает: сирень, жасмин, розы… А как цветут яблони, вишни, черемуха! Кузьмич, подтверди. Разве ж это не рай?!

– Рай!

– Да и сейчас вокруг красота! Листья на деревьях желтые, красные, багровые с прожилкам зелени… Любуюсь, наглядеться не могу, все мне мало. Взять хотя бы этот засохший лист клена, – он поднял с земли скрученный по краям коричневый лист. – Какая форма! Красавец, отжил свое, отшелестел, упал на землю, нам под ноги. Нате, топчите, идите по красоте, не задумываясь, ногами, растирайте все в пыль, наслаждайтесь шелестом. Все имеет огромное значение и в тоже время ничего не стоит. Умейте ценить и ни за что не цепляться – все это ваше, но не навсегда.

– Да-а-а, – протянул с пониманием Кузьма.

– Я старый, все понимаю, но ничего с собой поделать не могу, за все, что сердцу, глазу дорого, – цепляюсь. Взять, к примеру, сад: он не мой, а я до него жадный, охраняю его не как наемный работник, а как хозяин. В лес пойду грибов набрать – та же самая петрушка! Лес не мой, а душа за него болит так, как будто это мое собственное! Ведь пойдут некоторые в лес погулять, воздухом подышать и обязательно нагадят, стаканчики пластиковые, пакеты, бутылки – все бросят и уйдут. Куда это годится? Как рука поднимается? Должно же быть в каждом из нас хоть какое-то чувство прекрасного?! – разволновался сторож. – Должно, а нету! Я тут недавно хотел сделать одному товарищу замечание…

– По какому поводу? – спросил Кузьмич.

– Бутылки стеклянные возле магазина бил. Пиво выпил – бутылку о стену.

– Кто такой?

– Наш, местный. Так вот, открыл, было, я рот, смотрю ему в лицо, а у него в глазах пусто. Пусто, как в его бутылке! Нет в нем понимания, нет чувства прекрасного! Что ему мои слова, когда он ничего не чувствует вот к этому ко всему, – он обвел парк руками. – Скудный он, смотрит и не видит, душевный инвалид, а я к нему с моралью. Поначалу я на этого субъекта рассердился, а потом мне его стало жаль. Парень ничего не в состоянии понять. Что самое интересное – природа наделила этого субчика хорошей внешностью, силой, он, можно сказать, первый парень на деревне, на мотоцикле ездит, девкам голову морочит. Ему б к фасаду ум приладить – и цены не будет. А как это сделать?

– Поживем – увидим, – тяжело вздохнул Кузьмич, – может, со временем глаза у него откроются.

– Дай бог, дай бог. Главное, чтоб войны не было, – держась за бок, натянуто проскрипел Савелий.

– Что это ты о войне?

– Фильм вчера смотрел, про войну. Все там по-гусарски, с бравадой, с героическим форсом, смерть легкая, слезы не соленые, горе не горькое. На такую войну сходить за медальками одно удовольствие, себя показать, других покалечить. Никакого понимания о ценности жизни.

– Кино!

– Не такое уж это и кино. Ну, ладно, – улыбнулся Савелий, – хочу пригласить вас на чай. Воздухом чистым надышались, аппетит нагуляли – милости прошу к столу.

– Я бы с удовольствием, – улыбнулась Наталья, – но мне пора домой, Антона Павловича обедом кормить. Я зайду к вам на днях, Савелий Иванович, за луковицами.

– Буду ждать.

– До свидания, – простилась с мужчинами Наталья и в сопровождении сторожевой собаки направилась к кованым воротам.

В условленное время Азимова постучала в деревянную дверь скромного с белеными стенами дома, в котором жил леший.

Старик ее ждал, на кухонном столе лежали четыре фонаря. Один фонарь, оснащенный ремнем, Кузьмич надел на голову, ручной положил в карман, два других, точно таких же, протянул Наталье:

– Этот фонарь – на голову, – пояснил старик, – а этот – про запас, в карман, на случай, если первый перегорит.

– Понятно.

Леший отбросил коврик, лежавший на полу возле стола, в сторону, и Наталья увидела крышку люка с большим металлическим кольцом.

– Это мой погреб, – потянул на себя кольцо старик, открывая люк. – Следуйте за мной. Осторожно: лестница крутая.

В погребе было темно.

– Сейчас свет включу, – комментировал свои действия хозяин дома, пытаясь нащупать кнопку выключателя.

Одинокая лампочка, подвешенная к низкому потолку, осветила тесное помещение.