Для Ирэны Виктор приносил конфеты «Птичье молоко» и читал стихи. Декламировать он умел превосходно. Много, долго, без лишнего надрыва. Его хотелось слушать, на него хотелось смотреть. Ирэна поняла – это ее судьба. Ее не смутило то обстоятельство, что он работает слесарем и живет в скромной комнате в коммуналке и его гардероб состоит из рабочей одежды и двух парадных костюмов: светло-серого и ярко-синего.

Она привела его знакомиться с семьей уже через две недели после знакомства, еще через месяц они поженились, и Маруся теперь спала не в маминой комнате, а в бабушкиной, а еще через пару недель начался для Маруси ад. Что бы она ни делала, – «дядя Витя» был ей недоволен. Однажды они пошли гулять. Дядя Витя, мама и Маруся. Они шли по улице, и у Маруси развязался шнурок. Она наклонилась и долго его завязывала, но пальчики не слушались и красивый бантик из шнурка никак не получался, и тогда она просто засунула концы шнурка в ботинок. Дядя Витя увидел это и начал над ней смеяться, мол вон уже какая большая, скоро замуж отдавать (Марусе было только шесть), а шнурки завязывать не умеет. А потом у каждого встречного ребенка в парке спрашивал – умеет ли он завязывать шнурки. И показывал пальцем на Марусю со словами: «А вот она – не умеет!». Мама при этом почему-то смеялась, а Маруся глотала слезы, горькие и противные.

Поначалу Марусе очень хотелось, чтобы этот новый человек ее полюбил как родную дочь. Она приносила ему газету, когда он садился ужинать, аккуратно складывала в шкаф его брошенную на диван одежду, чистила щеткой с черным кремом его ботинки, стоящие в прихожей. Но это все почему-то не нравилось Дяде Вите, он раздражался, кричал на Марусю. Его раздражало само присутствие Маруси. Она никак не могла понять – почему.

Почти все время Маруся теперь проводила не с мамой, а с бабушкой. Это было непривычно и непонятно, мама все время была с Дядей Витей. Они ходили в гости или кто-то приходил к ним. Все взрослые сидели на кухне, смеялись, кричали, курили. А Маруся сидела в бабушкиной комнате на диване и листала книги.

Лето, осень, зима, весна, снова лето…. Проходило Марусино детство теперь под крики пьяного отчима, ворчание и упреки бабушки и глухие рыдания, и нервный визг матери. Ирэна изменилась, стала нервной, крикливой, дерганной. Понемногу стала тоже выпивать вместе с мужем, сначала за компанию, потом, чтобы ему меньше досталось, потом потому что у нее жизнь не сложилась, потом по привычке.

Виктор Волков, отчим Маруси, вырос в детском доме. Он родился в 1945 году, 9 мая. Так, по крайней мере, написано было у него в метрике. В детский дом его привезли из больницы, где он находился. В мае сорок пятого кто-то подкинул ребенка на крыльцо больницы. Он был завернут в полинялую пеленку, сшитую из чьего-то платья.

Свое детство Виктор почти не помнил, лишь несколько эпизодов, например, как однажды лизнул качели и прилип языком и долго-долго так стоял, до темноты. Его отсутствие было замечено только на ужине, к тому времени он уже три часа стоял на улице, прилипший к металлической опоре качели, и потом его язык отливали из чайника. Еще, он помнил, как потерялся. В третьем классе ходили на экскурсию на завод, смотрели, спрашивали, было интересно, но душно и шумно. А когда вышли, Виктор поднял голову и увидел огромное необычайно синее и глубокое небо. Он уже отстал от всех и все стоял и смотрел на небо. А когда опустил голову, то вокруг никого не было. Города он не знал, да и не мог знать, ведь школа, в которую они ходили находилась через дорогу, больше он нигде и не бывал. Чужих людей спрашивать побоялся. Пометался взад-вперед, и сел на скамейку, ждать смерть. Непонятно почему, но именно так он себе и сказал: «Я сяду на скамейку и буду ждать смерть». И ему даже почудилось, что он ее видит. Смерть была очень красивая и очень юная, с большими синими глазами, в которых были лишь беспомощность и ярость. Но в тот раз его смерть не пришла за ним, а его нашла их детдомовская воспитательница Мария Васильевна – женщина, уставшая от беспросветности жизни и от чужих детей. Она дала Игорю подзатыльник и запретила неделю брать полдник.

В школе Виктор учился лучше всех. До седьмого класса. А потом его за пятерки учителя перестали хвалить, а друзья по комнате в детдоме стали презирать. Виктор был мальчиком умным и умел уже к тому времени приспосабливаться к ситуации, так что учиться перестал. Однако, закончив десятилетку, и отслужив в армии, умудрился поступить на журфак в Университет. Там он встретил свою будущую жену. У нее было странное имя – Нора. Она была сногсшибательно красива, к тому же из актерской семьи. С тех пор Виктор испытывал патологическую страсть к женщинам с необычными именами.

С Норой они поженились всего через полтора месяца после знакомства. Молодая семья, разумеется поселилась в квартире родителей невесты. В семье Норы Виктора приняли хорошо, он очень быстро адаптировался и научился красиво пить и декламировать стихи. Жена из Норы получилась никудышная – готовить она не умела, за мужем смотреть, стирать или гладить – не желала. «Мещанские предрассудки» – фыркала она. В доме на всех готовила Норина бабушка, она следила за порядком в доме, за тем, чтобы у всех была чистая одежда, и после ночных посиделок Нориных родителей или друзей молодой четы, всегда вставала ни свет ни заря, чтобы убрать последствия «творческих вечеров». Нора рассказывала, что ее бабушка – бывшая аристократка, чуть ли ни графиня. Виктор смотрел на эту маленькую, терпеливую женщину, с утра до ночи что-то чистящую или готовящую и не сказавшую ни разу, никому, ни слова упрека и хмыкал. Не верил. Не так он себе представлял аристократов. Семейная жизнь Норы и Виктора была далека от идиллической. Они бурно ссорились, бурно мирились, обязательно запивая и то и другое дешевым алкоголем.

Потом Норина бабушка умерла, и порядок в доме полетел ко всем чертям. Огромная пятикомнатная квартира – непонятно какими судьбами доставшаяся одной актерской семье – постепенно зарастала мусором, пылью и густым запахом рвоты и сигарет. Однако так продолжалось недолго.

Сначала куда-то пропала Норина мама – очень красивая в прошлом известная в городе актриса оперетты. Поговаривали, что она уехала на Юг, в Ялту – жить со своим старым поклонником из партийных шишек союзного значения, который однажды, находясь по каким-то важным партийным делам в Свердловске, посетил театр, и сразу насмерть влюбился. Потом Норин папа – режиссер – решил привести в дом свою новую пассию – молоденькую актрису, которая была на два года моложе Норы, но все же смогла взять хозяйство в свои руки. Она была красивая, умная, хваткая, деревенская девушка с большими планами на жизнь. Существование Норы и ее молодого бесперспективного, пьющего мужа в этой квартире не входило в планы новой хозяйки. Она решила, что Норе нужно найти нового жениха, с квартирой, и быстро осуществила план. Так Виктор остался без жены и без жилья, с тетрадочкой написанных им стихов и глубоким убеждением в несправедливости жизни и коварстве женского рода.

Дальше все слилось воедино. Будто в круговороте воронки Виктора засасывало все больше, и он опускался все ниже.

Маруся не любила ходить в школу. Там было очень шумно. В ее классе было тридцать два ученика. У Маруси была мамина фамилия – Яснопольская, то есть находилась она вместе со своей фамилией в самом конце списка и в классном журнале, и в приоритетах учителей. Училась Маруся «неплохо», в ее дневнике были в основном четверки. Возможно, именно поэтому ее почти не замечали. Если бы она были отличницей, то на нее возлагали бы надежды, другие ученики должны были бы, по словам учителей «равняться на таких учеников». Если бы она была заядлой троечницей, то ее бы просили «подтянуться», «ведь ты же можешь», говорили бы ей. Неуспевающей она быть не могла, потому что это тоже надо постараться уж совсем ничего не делать.

Так вот и получилось, что к концу пятого класса Маруся стала самой незаметной ученицей в классе. Дома ее тоже едва замечали. Бабушка следила за тем, чтобы она была чисто одета и всегда вовремя возвращалась домой из школы. Владислава Иосифовна была воспитана еще в то время, когда главным для человека была его полезность для общества и с детьми поэтому не принято было разговоры разговаривать, интересоваться их жизнью, или обнимать и зацеловывать ребенка. В такой эмоциональной отчужденности воспитали ее, так она воспитала свою дочку и точно такими же приемами пользовалась в воспитании своей внучки. Она видела, что с дочкой явно что-то не так, чувствовала, что внучка растет замкнутой, но для того, чтобы признать эти проблемы, нужно было поступиться гордостью, а Владислава Иосифовна всегда ходила с высоко поднятой головой. Так уж ее воспитали ее мать и тетка – «гордые полячки».