Осташов отправился на свое место. Он устало сел на стул. Оглядел бумажки на столе, собрал их в стопку и прихлопнул ладонью.

– Ну, рассказывай, что за квартиру впарил? – спросила его Ия, выпятив грудь. – Дорогая хата?

– Да как тебе сказать… Вообще-то, еще сделки-то не было. Пока только залог внесли. И хвастаться заранее, ты же знаешь, плохая примета.

– Ну, ты крутышка, Володя! Не успел прийти, а уже подряд две сделки.

Владимир промолчал.

– Аньчик! А ты чего молчишь? – обратилась Ия к Анне Русановой, которая работала за своим компьютером впереди Осташова. – Между прочим, Володя сегодня твоего клиента обработал. Всего за один день управился. А тебе этот усатик сколько уже мозги парит?

Анна полуобернулась – так, что могла видеть и Ию, и Владимира – и ответила, слегка закрасневшись:

– Кто кого парит в нашей жизни, Ия, большой вопрос. А то, что Володя сделку проводит… Молодец. Что тут скажешь? Мне это, между прочим, тоже выгодно, одной проблемой меньше.

– Да ладно басни рассказывать, – сказала Ия. – Какая тебе выгода? Хотя… ты права. Иногда такой кадр попадется… Потеешь с ним, потеешь, уже кажется, ну все, что можно и что нельзя, ему предложила, а этому уроду все не так. А потом смотришь, он – раз, и соскочил с крючка.

В этот момент в зал вошел начальник отдела.

– Прошу внимания, – сказал Мухин. – Алле, негры! Это объявление всех касается. Насчет тим-билдинга, о котором я говорил где-то с неделю назад, помните? Он состоится по плану, то есть завтра. Форма одежды походная: сидеть будем с бутербродами и салатами на природе. Теперь, значит, как это планируется по времени. Рабочий день завтра заканчивается в двенадцать. Потом можете съездить домой переодеться, и встречаемся на платформе «Красково», я это тоже говорил. Там хорошо, есть река, можно искупаться, позагорать. Надо ехать на электричке от метро «Выхино», езды минут двадцать, от силы. Встречаемся на платформе в семнадцать ноль-ноль. Быть всем! Женщины могут приехать с мужем, у кого есть. Или с другом. А мужчины, соответственно, с женой. Или с подругой. Но – внимание, подчеркиваю! – брать с собой только по одной.

– По одной вина или по одной водки? – спросил какой-то толстяк, имени которого Владимир не знал.

– Я имел в виду, что вы можете приехать с одной женщиной, в смысле – с одним человеком со стороны. Приезжать с толпой чужих людей, не работающих у нас, не надо. А еще лучше – никого с собой не брать.

– Кто же поедет в Тулу со своим самоваром? – сказала Ия.

– А спиртное с собой вообще строго-настрого не привозить, – добавил Мухин. – Все, что требуется, уже закуплено лично мной. За счет фирмы.

По залу прошел шум одобрения.

– Вопросы есть?

– Есть, – сказал Владимир. – А что такое этот «дибилдинг», или как вы сказали?

– Ха-ха-ха, – воскликнула Ия, бросив игривый взгляд на Осташова. Усмехнулись и некоторые другие. Хотя шуточка была так себе (это Владимир сообразил после того, как выпалил ее).

– Для тех, кто не присутствовал на прошлом разговоре о тим-билдинге, объясняю, – сказал Мухин. – Это термин из главной науки наших дней, из теории менеджмента. «Тим-билдинг» происходит от английских слов «тим», что значит «коллектив, команда», и «билдинг» – «построение». Все вместе – «построение команды». Понятно?

– Строить нас будете? – спросил Владимир.

– Ну что вы все по-советски воспринимаете? Несколько лет живем при капитализме, надо уже как-то по-новому смотреть на вещи. Тим-билдинг – это не построение на плацу, как в армии, и мозги вам вправлять никто не собирается. Мы будем на природе неформально общаться… и закусывать. И таким образом станем лучше понимать друг друга и построим сплоченную команду единомышленников. Но предупреждаю всех: если кто напьется и будет вести себя по-свински, тот сразу вылетит с работы. Это уже личное нашего шефа Константина Ивановича добавление к теории менеджмента.

На столе Осташова запиликал телефон.

Владимир бросил вопрошающий взгляд на секретаря.

– Бери-бери, это тебя спрашивают, – сказала Катя.

Осташов приложил трубку к уху и сразу понял, кто звонит, это был фотограф Наводничий.

– Ну что, ты готов? – спросил он.

– К чему?

– Ну, к съемке. Мне нужно обязательно сегодня доснять сюжет. Правда, это сюжет не про город, поэтому ты мольберт с собой не бери. Сейчас надо срочно сделать для иностранцев проект «Пьяная Москва», про алкашей. Ты мне попозируешь.

– Спасибо. Я польщен.

– Встретимся в Ветошном переулке, где вчера. Или нет, давай подходи прямо на Красную площадь. Встань там… сейчас скажу, дай сообразить. Встань где-нибудь в районе Царской башни. Она знаешь где? Такая маленькая, как беседка, рядом после Спасской. Давай, рви когти, скоро солнце уйдет, а без него может получиться не очень. Водку для съемки я куплю.

На выходе из офиса Осташов столкнулся с охранником Григорием Хлобыстиным, который, закончив смену, прощался со своим напарником. До трамвайной остановки дошли вместе, Владимир рассказал, куда едет.

– Значит, ты с этим своим фотографом пить будешь? – сказал, входя в трамвай, Хлобыстин.

– Ну, вообще-то, главное – съемку сделать. Но, наверно, и выпьем. Не выбрасывать же бутылку.

– А мы с тобой тоже хотели обмыть сделку, не забыл?

Поговорив с Осташовым, Василий Наводничий небрежным движением нахлобучил трубку на старомодный телефонный аппарат с крутящимся диском, который был украшен позолоченной эмблемой в виде герба СССР. В советские годы такие аппараты цвета слоновой кости были символом причастности к высшей власти, ибо принадлежали «Кремлевке» – кремлевской АТС, которая обслуживала отдельную защищенную телефонную сеть для высоких начальников.

Рядом с телефоном на столе перед Василием лежал ворох бумаг и чертежей. Он протянул руку, взял первый попавшийся лист и, не поднося его ближе к лицу, прочел набранное крупным шрифтом название документа: «Плановый ремонт Большого Кремлевского Дворца». Тут же сбоку значилось: «Согласовано. Заместитель коменданта Кремля В. В. Десятов». Дальше следовал разбитый на пункты текст, который Василия не заинтересовал. Бумага упала на стол.

Кроме фотографа, в кабинете никого не было.

Наводничий посмотрел на свои наручные часы, недовольно хмыкнул и подошел к окну.

Перед ним открылась небольшая площадь, за которой белела Колокольня Ивана Великого и Церковь двенадцати апостолов; между ними виднелся строгий Успенский собор. Чуть ближе – металлические монстры: Царь-колокол с отбитой губой и Царь-пушка с бутафорскими ядрами. Обычной толпы зевак рядом с экспонатами не наблюдалось, в этот день Кремль был закрыт для туристов.

На правом краю площади появились два бронированных лимузина марки «ЗИЛ», сопровождаемые двумя вороными «волгами» с синими маячками на крышах. Строго шурша шинами, автомобили миновали площадь, свернули направо, за Царь-колокол, и укатили в сторону Боровицких ворот.

– Все, папа уехал, – сказал, войдя в кабинет, энергичный человек лет пятидесяти в сером костюме. Наводничий шагнул навстречу.

– О, Валерий Викторович. Наконец-то.

– Извини, Вась, что пришлось ждать. Зато теперь сможешь пофотографировать. Кот из дома – мыши в пляс.

– Вы тут, в Кремле, Ельцина папой называете?

– Ну а кого? – Валерий Викторович уселся в кресло, в котором до этого сидел Наводничий, брякнул на стол какую-то железяку и стал перебирать бумаги. – Он нам отец родной, кормилец и поилец.

– А также выпивалец и закусец.

– Ну-ну! Ты, давай, это… поскромней. Эти каменные стены метровой толщины, но слышимость – как будто они из бумаги. Понимаешь, о чем я?

– Прослушка? Да ладно вам, сейчас свобода слова.

– Это с вас, с журналистов, спроса нет, а мы люди служивые. Так, всё, не отвлекай меня. Насчет твоей съемки я команду уже дал, только мне надо еще один звоночек сделать.

Наводничий зашел с другой стороны стола и сел на стул.