– Да. Огромное тебе спасибо, – сказал Василий, открыв чехол и осмотрев объектив. – Извини, что вытащил тебя сюда. Просто у меня полный цейтнот. Сегодня еще надо успеть в «Рейтер». Кадрик хочу им продать. Сейчас вот пленку мне проявят по срочному заказу, карточки отпечатают – и вперед.

– «Рейтер» – это что ты имеешь в виду?

– Информационное агентство. У них рядом с Цветным бульваром фотослужба, – Наводничий спрятал объектив в кофр. – То есть, фу-у, голова уже не варит, они сейчас с Цветного на Киевскую переехали, в «Рэдиссон». А ты теперь куда?

– Я домой, но… – Осташов достал сигарету, закурил. – Извини, не предложил. Ты куришь?

– Бросил. Курение мешает деньги зарабатывать.

– Я чего хотел спросить? Насчет сегодняшней сделки. Наш шеф, когда ты уже уехал, меня пропестонил. Ну, за то, что я чистоту квартиры не проверил. А я-то сегодня первый день с недвижимостью работаю.

– Это было заметно.

– Ну и я вот думаю, наверно, нам не надо было так спешить. Мало ли что может произойти. Продавщица не может оказаться аферисткой?

– Если ты насчет того, что она захочет отсудить хату назад, так я тебе четко могу сказать: хрен-то у нее получится. Если бы мы с ней обмен сделали, тогда другое дело. А купля-продажа – это хана, это навсегда. Знаешь, что тут главное? Самое главное, что у этой бабки было разрешение на продажу от районного попечительского совета. Она же как престарелый человек без справки из попечительского продать квартиру не смогла бы. Ты же видел эту справку. Она в папке была.

– А, ну да, – подтвердил Владимир очень неуверенно. – И… что?

– Ну и то. Если бы в результате всего этого она попала на меньшую жилплощадь, тогда у нее еще был бы какой-то шанс выиграть суд. А она перепрописалась в другую однушку, где у нее площадь больше стала. Поэтому попечительский совет и дал добро на продажу, понимаешь?

– А, понятно. Нет, подожди, она же сказала, что к сыну переезжает, в трехкомнатную.

– Да мне по барабану, к кому она переезжает. Важно не это, а то, где она будет числиться официально, по документам. Я видел все документы. У нее была выписка из домовой книги по месту новой прописки. Там было написано черным по белому: однокомнатная. Площадь сорок метров. Причем эта однушка на ее имя куплена. Там одна кухня почти как ее бывшая комната. Я же считаю все мгновенно! И вообще, чего ты нервничаешь? На самом деле это я должен беспокоиться, а не ты, я же купил квартиру. Но я, если ты заметил, спокоен как удав. Короче, без обид, но давай об этом больше не будем.

– Ну да, ладно…

– Я тебе говорю: все нормально. Хотя вообще-то твой шеф правильно тебе хвост накрутил. Если не будешь держать ухо востро, можно на такие бабки налететь, что… Ну, все, мне эта долбанная тема уже надоела. Скучно.

– Василий, я еще вот что хочу спросить…

Наводничий возвел глаза к небу.

– Что?

– Погода сегодня, по-моему, чудо как хороша, не правда ли?

– А-а, да.

– Эта долбанная тема тебя устроит?

– Ха-ха, слушай, а ты вообще кто? Я имею в виду, ты же только сейчас начал квартирами заниматься. А так-то профессия у тебя какая?

– Художник.

– Серьезно?

– А что?

– Да ничего. Просто это сейчас как-то немодно. Вернее, неденежно.

– Я в курсе.

– А почему ты не пошел работать, например, в рекламное агентство, в какую-нибудь, не знаю, редакцию журнала или на телевидение. Им же всем постоянно нужно делать логотипы, афишки, оформление, всякую такую фигню.

– Я не ремесленник, я художник. Я хочу рисовать только картины, а картины сейчас никого не интересуют. Да и не в этом проблема. А в том, что я просто не знаю, о чем рисовать. Хочу что-то такое делать, но не знаю что.

– Ну потом придумаешь что. А пока в этих местах у тебя была бы практика по профилю.

– Практика по созданию всякой фигни? Нет. Меня тошнит при одной мысли, что пришлось бы придумывать логотип для какого-нибудь очередного «Кодака» или «Макдональдса», логотип для мещанского комфорта. Только не это. Уж лучше за те же деньги делать что-то совсем далекое от творчества.

– Ясненько. Все непросто. А раньше ты чего рисовал?

– В основном мне нравилось писать городские пейзажи.

– А. Ага. Так-так. Это очень хорошо, это очень кстати. Ты, наверно, все колоритные закоулки в центре знаешь?

– Ну, все не все, но многие знаю, рисовал. Ты что, решил теперь и в центре квартиру купить?

– Нет, в центре я квартиру уже практически купил. Я же сегодня эту хату на Щелковской, думаешь, зачем взял? Я не так давно купил комнату в двушке на Арбате. Ну, не на самом Арбате, а в том районе, в Кисловском переулке. Во-о-от. Одна комната там моя, а во второй бабка живет. Я ее хочу сейчас отселить. Она давно мечтала на Щелковскую переехать, к дочке. И я с ней уже много раз таскался, квартиры присматривал. Я бабкин вкус точно знаю, поэтому сегодня спокойно взял эту однушку даже без того, чтоб ей показывать. Я и так знаю, что ей понравится.

– А если не понравится?

– Да и черт с ней. Квартира-то моя. Ну продам ее. Еще и наварюсь на ней немножко. Но это все фигня, бабке понравится, это без вопросов. Теперь мне осталось только сделать с ней одновременную куплю-продажу: она мне – свою комнату, а я ей – квартиру на Щелчке. И песец – пушистый зверь: я стану счастливым обладателем двухкомнатной в центре столицы нашей родины, городе-герое Москва. Москве. Как правильно? Неважно. Вот такой я молодец.

– А при чем здесь живописные закоулки?

– Сейчас скажу. Только давай зайдем, возьмем мою пленку из проявки и фотокарточки.

Василию нравилось называть фотографии на старый лад – карточками. Он считал, это подчеркивает его особую причастность к миру фотографии, подчеркивает его профессионализм.

Он нырнул внутрь заведения «Kodak», Осташов пошел за ним.

– Алиночка, как моя пленка? – спросил Наводничий, подойдя к стойке.

– В порядке, как всегда, – ответила Алина и, отвернувшись, стала перебирать в коробке пакеты с готовыми заказами. При взгляде на крепкую спину Алины Владимиру отчего-то пришло на ум, что из этой девушки вышла бы добрая жена, классическая.

– Что там у тебя на этот раз? – спросила Алина, протягивая Василию пакет. – Что-нибудь интересненькое?

– А ты не посмотрела? Сегодня триллер, – сказал Наводничий. – Сейчас будет ужас.

Он выбрал из пачки две фотографии. Одну дал Алине, другую Осташову.

– Супер, да?

– Фу-у, гадость! – сказала девушка. – Где ты такого скелета нашел? И что с ним этот очкарик старый делает? Лоб ему, что ли, протирает? Фу, забери назад.

– Это не скелет, это настоящая мумия, – сказал Наводничий, забирая у нее фотографию. – Ничего ты не понимаешь в колбасных обрезках.

Василий хотел забрать снимок и у Осташова, но тот все еще продолжал внимательно рассматривать его.

– Как тебе карточка? – спросил Наводничий.

– По композиции, да и по всему остальному… безупречно, – ответил Владимир.

– Профессионально, – согласился Василий. – Достигается тренировкой.

– Что-то мне эта мумия напоминает… Где-то я уже такое видел.

– Да, ладно, где ты мог это видеть? Это же эксклюзив. Это, знаешь, где происходит? В лаборатории, где тело Ленина обрабатывают. А мумия – это древний скиф. Воин. Ему, может, три тысячи лет сегодня исполняется.

– Офигительный юбилей, – сказала Алина.

– А главное, редкий, – сказал Наводничий. – Я большой специалист по редкостям. Ну, все, Алин, мне пора. Послушай, кстати, когда же мы с тобой в каком-нибудь другом месте встретимся?

– Ну ты точно специалист… редкостный. Я что ли приглашать кавалера куда-то должна?

Василий с Владимиром вышли на улицу.

– Ну, я на метро, – сказал Осташов.

– И я, – сказал Василий, и они направились к пешеходному тоннелю, проложенному сквозь дом напротив Ветошного переулка.

– А я думал, ты только на такси разъезжаешь, – сказал Осташов.

– Когда как. У меня есть «Жигуль», я его в ремонт утром поставил. А вообще-то, мне все равно, на чем ездить. Мне сейчас надо на «Киевскую», на метро туда уж точно быстрее, чем на тачке. А тебе куда?