Вяло поднимаюсь на второй этаж, стараясь не шуметь, чтобы не разбудить других обитателей дома, хотя делаю это из чистого эгоизма, не желая получать нагоняй от матери. В коридоре обуваю кеды прямо на босые ноги и открываю дверь, выпуская Тоффи во двор. Он пулей вылетает на улицу, бросаясь к ближайшему кусту, названия которого я всё ещё не знаю. Сама усаживаюсь на ступеньки и сжимаюсь в комочек в попытке сохранить тепло, но холодный ветер и утренняя свежесть вызывают мурашки и озноб. Опустив голову и слабо прищурившись, оглядываю двор, где Тоффи, высунув язык и изредка подавая голос, носится в своё удовольствие. Небо ещё тёмное, но уже занимается рассвет, окрашивая горизонт в рыжий.
Невольно вспоминаю о том, как мы вместе с отцом встречали восход солнца, когда до самого утра пересматривали «Звёздные войны» на заднем дворе нашего съёмного дома, укутавшись в тёплые пледы, в пушистых носках и мягких свитерах, со сладким попкорном и остывшими кружками кофе (когда я ещё могла его пить без угрозы для здоровья).
Я помню, как отец поставил кино на паузу, отчего проектор слегка вздрогнул и изображение на стене дома стало нечётким, затем указал нам за спину, бесшумно призывая меня оглянуться, что я и сделала. Небо было окрашено в тёплый розовый цвет с вкраплениями алого и красного у горизонта, хотя выше всё ещё царила ночь с уже тусклыми редкими звездами.
— Как красиво, — на выдохе прошептала я, не желая рушить волшебную атмосферу рассвета.
— Что бы не случилось, оно каждый раз появляется, — ответил отец, неотрывно глядя на горизонт, но слегка подавшись ко мне навстречу.
— Солнце, — уточнил он, повернув голову ко мне и улыбнувшись лишь уголками губ. — Что бы не происходило в мире, оно каждый раз возвращается, находит силы появиться вновь.
Возможно, это и звучит пафосно и банально, но не в тот момент, когда мы, уставшие, но охваченные чудесной красотой утра, взирали на невероятно красивый рассвет.
Наверное, в такие моменты чувствуешь себя особенно счастливым, потому что есть только ты, родной человек и чудо природы, которое в обычное время кажется чем-то обыденным. И хотя ты по сути лишь пылинка в огромном мире, где значение имеет лишь время, когда всё началось и когда всё закончится, ты невероятно ценен для самого себя.
Растворившись в этом мгновении, впитываешь, впитываешь миг, который длится всего ничего, но именно это и значимо здесь и сейчас. И если не эта секунда — счастье, то что тогда? Что значит быть счастливым, если не простой рассвет в обычную ночь за просмотром фантастических фильмов с кем-то близким тебе? Что вообще значит быть человеком, если ты не живёшь этими краткими моментами, когда становишься чем-то большим, оставаясь собой? Что есть всё это?
И я отказываюсь верить, что смысл жизни заключается в чём-то высоком. Вероятно, мы существуем в мире, полном обыденных вещей, которые необходимо сделать особенными в один миг, чтобы отыскать нить, которая позволит цепляться за то, что у тебя есть, а потом бесконечно вспоминать этот всплеск, проигрывая в памяти снова и снова во имя себя, во имя счастья, жизни. И, может быть, в этом и есть смысл: пережить миг счастья и вечно ностальгировать о нем…
Второе моё пробуждение случается через час, хотя на этот раз меня тревожит будильник, напоминая о том, что всё ещё необходимо ходить в школу и выполнять свои основные обязанности в обществе. Сонно потягиваюсь на кровати, стараясь растянуть минуты пребывания там, комкаю одеяло, сжимая в ладонях, звучно зеваю, жмурюсь, наслаждаюсь утром. Наконец поднимаюсь, натягиваю халат, собираю волосы в пучок и следую наверх с целью принять душ и окончательно проснуться перед занятиями. Пока иду до ванной, подавляю зевки, хотя и не сожалею о том, что Тоффи вытащил меня так рано на улицу: всегда приятно ностальгировать. Дёргаю ручку двери, слегка нахмурившись, когда она не поддаётся, и прислушиваюсь к звукам с той стороны комнаты. Шум воды. Неужели мать решилась воспользоваться нижней ванной, хотя наверху расположена ещё одна? Скрещиваю руки на груди, облокотившись о стену, пока жду свою очередь и растираю помятое лицо, стряхивая сонливость и лёгкую усталость от недосыпа. Пытаюсь привести мысли в порядок и разбудить сознание, при этом подсчитывая, сколько уже жду. Сбоку раздается щелчок открываемой двери, и первоначально думаю, что ванная наконец освободилась, но это лишь Шистад выбрался из своей комнаты, высунувшись наполовину в коридор.
— Утро, — здоровается, оглядев меня с ног до головы, но я не придаю этому значения, мысленно закатив глаза, и оставляю его без ответа. Парень сонно щурится, потирая щеку, на которой остался отпечаток от подушки, и задает вопрос: — Ты не видела?.. — но, прежде чем успевает закончить, дверь ванной наконец открывается, и оттуда выходит девушка. Первое, что понимаю: я её не знаю. Карамельная кожа покрыта капельками воды, мокрые тёмные волосы свисают с правого плеча, тонкий нос и пухлые губы составляют привлекательное лицо в дополнении с карими большими глазами.
— Привет, — здоровается, слегка нахмурив брови и окинув меня взглядом, — Крис, — оставляет дверь ванной открытой, выходя в коридор, а Шистад распахивает перед ней дверь своей комнаты, пропуская внутрь, и губы изгибает в фирменной ухмылочке, когда девушка довольно откровенно прижимается к нему, целуя в губы. Пару секунд смотрю на эти обжималки, раздраженно закатив глаза, а затем спешу в ванную, получив наконец желанное.
— Не очень красивая, — шёпотом заявляет девушка, даже не дождавшись, когда я закрою дверь.
— Оставь, — увлекая за собой брюнетку, бросает Шистад, громко прикрыв за собой дверь.
Закатываю глаза, решая пропустить их слова мимо ушей, да и вообще оставляю ситуацию, не желая портить настроение, которое всё же немного сходит на нет. Стягиваю вещи, распуская волосы, которые мягко падают на спину, щекоча кожу. Рыжие ли они? Я всё же предпочитаю каштановые с медовым оттенком, да и вообще, смотря под каким светом. Включаю воду, тут же заметив, что мое молочко для ванны стоит не на своем месте. Ну, раз уж я не очень красивая, зачем пользоваться моими средствами?
Пока принимаю душ, пытаюсь восстановить расписание на сегодняшний день, вспоминая, стоит ли у меня урок Бодвара сегодня. Вчерашняя прогулка была немного странной, но приятной, хотя я не уверена, что хочу повторить. Всё-таки, каким бы привлекательным не был Бодвар, он учитель, а я ученица, и чашка кофе (в его случае) или чая (в моём) ничего не решает. И то замечание Шистада, намекающего на отношения историка со студентками, тоже сыграло свою роль, сея сомнение и вызывая соответствующие мысли.
Сушу голову с помощью фена, отчего волосы начинают слегка виться, поэтому приходится нанести пенку для волос и пройтись по ним горячим утюжком, затем чищу зубы, надеясь, что у той особы не хватило наглости схватить мою щётку. Пижаму закидываю в стирку. Натягивая полотенце на голое тело, выглядываю наружу. Никого не обнаружив, свободно следую к себе, уловив звуки смеха из закрытой дверь Шистада. Фу. Просто фу.
На кухне завариваю чай, тихонько напевая себе под нос. Необычно хороший настрой, явно связанный с перепадами настроения ближайших дней, заставляет двигаться и улыбаться, несмотря на утренний инцидент у ванной. «Апельсиновый рай» быстро разносит свой сладкий аромат по помещению, отчего живот урчит, довольный скорым приемом пищи. Из холодильника достаю шоколадную пасту, которую намажу на тост, и наслажусь завтраком в тишине впервые за несколько дней. Уже предчувствую удовольствие от данного факта, но, прежде чем усаживаюсь за стол, из коридора поворачивают двое: Шистад и его подружка-«она-не-очень-красивая», — которая бросает высокомерный взгляд, проходя к двери, будто меня выставляют из дома без завтрака после «потрясающей ночи» с обещанием позвонить, чего, вероятно, не произойдет. С презрением смотрю на эту девушку, закатив глаза, и возвращаюсь к завтраку, почувствовав, как былое настроение падает на пару ступеней. Когда Шистад возвращается, не обращаю на него внимания, продолжив пережёвывать свой тост, на что парень не реагирует, отмалчиваясь, а я вспоминаю о том, что он не разговаривает со мной, обидевшись на грубые слова в его адрес. Ухмыляюсь этим мыслям, радуясь молчанию между нами, потому что его неуместная пошлость и глупые намеки по-настоящему раздражают. Он, похоже, заваривает себе кофе, поскольку терпкий аромат тут же врезается в нос, распознаваемый мозгом, отчего на кончике языка возникает немного горьковатый, но приятный вкус. Странно так реагировать на простой напиток, но для меня кофе, что сигареты для курильщика — наркотик. Прикончив тост, делаю пару глотков «Апельсинового рая», вкус которого кажется тусклым по сравнению с кофе, и даже огромное количество ароматизаторов не спасают положение. Спиной ощущаю взгляд Шистада, но не поворачиваюсь, не поддаюсь провокациям. Опустошаю кружку с чаем, желая поскорее покинуть кухню, чтобы успеть собраться, не столкнувшись с матерью или Томасом в коридоре, что явно не предвещает ничего хорошего. Так же думаю успеть заскочить в кафе, взять пару круассанов и наведаться к Эмили с завтраком: хочется сделать что-нибудь для неё, чтобы отплатить за её доброту.
