Он остановился перед зданием медпункта.

Тёмные окна санитарной части, будто глаза полковника Сарумяна, смотрели на лысого человека. Всё отчётливее слышался топот ног и лязганье автоматов за спинами караульных. Нужно было рисковать. Лысый человек решил испытать удачу и дёрнул первую дверь на крыльце санитарной части. Открыто! Как так? Почему они её не закрыли на время отбоя? Кто сегодня дежурит по медпункту? Это же не по уставу!

Старший лейтенант Глобус подавил гнев и вбежал в здание. Перед ним появилась ещё одна дверь – преграда между каличами (больные солдаты срочной службы) и рассосом, преодолев которую каждый срочник захочет вернуться обратно или вообще не покидать лазарет. Дверь, которая после 22:00 закрывается на замок. Глобус уже начал думать, что его миссия обречена на провал. Что он не получит ту заветную награду, которую ему обещал полковник Сарумян.

Караул уже стоял рядом с дорожкой, которая вела к первым дверям медпункта.

– Полковник Виолончель, благослови меня на удачу! – Прошептал Глобус и дёрнул дверную ручку.

Открыто! Снова?

Лысый человек решил отложить разбирательство и забежал в медпункт, закрыв на щеколду дверь изнутри. Он мгновенно попал в объятия густого мрака. Глобус не видел свои руки, что говорить об окружающей обстановке.

Прощупав свои карманы на наличие заветного груза для полковника Сарумяна и убедившись, что он на месте, Глобус решил пройти в кабинет дежурного по медпункту и официально попросить убежище.

Но все было очень странно в этот вечер в лазарете. Тишина давила на уши Глобуса, а абсолютный мрак дезориентировал его. Ему начали мерещиться звуки… Звуки шуршания каличной формы? Или кто-то вытирает свою задницу туалетной бумагой?

Он пытался прислушаться, но так и не смог разобрать что это или кто. Лысому человеку становилось страшно. Где же дежурный?

Пересилив оцепенение, маленькими шагами он пошёл вперёд. Нужен был свет, и он был у Глобуса. Подняв руку к своей лысине, он начал двумя пальцами чертить на ней круг. С каждым оборотом все быстрее и быстрее до тех пор, пока лёгкое свечение от его лысины могло дать хоть какой-то обзор. Теперь не так страшно, успокаивал себя Глобус.

Обычному наблюдателю могло показаться, что среди тёмных коридоров медпункта летит жёлтый светлячок, порхая от стены к стене. Но это был лысый человек со своей фосфорной лысиной.

Глобус остановился. Музыка? Слабо звучание доносилось из самого дальнего угла лазарета. Внезапно, в конце коридора загорелся экран смартфона и осветил худощавое тело юноши, который танцевал, направив его на себя.

– Неуставной телефон, – прошептала Глобус. – Эй, воин!

Солдат остановил свой танец, опустил руки вниз и побежал в сторону лысого человека с криком «эй, бумер!». Резкий и вонючий запах сгнивших кабачков ударил в нос Глобуса.

– Что сдохло?! – Вскричал он и почувствовал две потные ладони на своей голове.

Сильное столкновение с бегущим юношей – танцором повалило Глобуса на что-то мягкое, большое и скользкое.

– Хорошо, что я упал на одежду, а то бы голову разбил…– Прошептал лысый человек и снова остолбенел…лёжа остолбенел.

Из тех «вещей», на которых он лежал, начали вырастать толстые, все в сливочном масле, руки и голос над его правым ухом произнёс:

– Славян ? Красавчик!

Немногое, что смог увидеть Глобус перед тем, как потерял сознание, осталось в его памяти навсегда: тощий парень, направивший камеру смартфона на него; высокий юноша от которого пахло свиным салом и носками; влажные ладошки полукачка, с которых на пол падали капли пота; нечто огромное с неимоверным количеством подбородков, стонущее Гимном Славянской Национальной Империи.

«-Знаешь, что самое смешное в наших отношениях?

–Что?

–Пилипкин.»

Глава 1

Привет, Пилипкин

Многие философы делят время на три категории: прошлое, настоящее и будущее.

Польский каптер (родившийся в зарубежном стране под названием – Польсшк), который служил в армии Славянского Государства, Витчалка Сквиртвеков делил время по-особому, по-каптерски. В его существовании было три категории времени: до ПХД, во время ПХД, после ПХД.

Никто не завидовал случайному солдату или каличу, который осмеливался спросить Витчалку «который час». Обычно они получали ответ, который заслуживал быть в цитатнике какого-нибудь тик-токера или фаната Коржа:

– Время? – Начинал вопросом свой ответ Сквиртвеков. – 3 часа после ПХД и 4 часа 35 минут до ПХД. А знаешь, что такое ПХД, солдат? Пидорась Хорошо Додик!

В общем, конкретика в случае с Витчалкой шла нахуй до того, как могла родиться.

Щебетание птиц и пробивающиеся через окно лучи солнца, навевали Витчалке мысли о таком сладком и далеком дембеле. Он сидел на кровати подперев локтем голову и наслаждался видом из окна: вот пролетела маленькая синичка, попутно сбросив белую миночку на голову старшему прапорщику Вдулдаляну; вот, среди зеленой травки, из земли, выглянул маленький червячок и в тот же момент попался в руки старшине Квадракоптеру. Тот потянул червячка вверх, земля вздыбилась, и на свет появилось полуголое тело ефрейтора Шаурмина.

Краем уха, Витчалка слышал, как калич, который находился с ним в палате, рассказывал про свой геморрой 9 степени и чесал огромную кровоточащую бублю в трусах. СквиртВеков любил каличей, которые приходили к нему в медпункт. Его любимым занятием было переодевание очередного больного. Он всегда стоял в дверном проеме и наблюдал, как тощие и несуразные мальчики стягивали с себя потные трусишки и «облачались» в чистую одежду калича. Постоянный зуд в области паха, именно в те моменты, когда солдатики переодевались, доставлял ему блаженство, сравнимое с поглащением мороженного в жаркую погоду (то, кстати, была прямая цитата Сквиртвекова следователю, которую он произнес перед военной полицией после трагедии, о которой будет сказано далее в этой повести).

Его сердце билось с бешеной скоростью, ладони потели и были словно два огромных водопада, когда больные просились принять душ. От таких моментов у него просыпалось вдохновение и тяга к прозе. В одном из своих четверостиший, он писал:

« Раздевайся несуразный мальчишка,

Подай знак и взгляни на меня!

Медленно снимай свои рваные трусишки

И запрыгивай на мою сквиртулечку как на коня…»

Но Витчалка боялся. Боялся, что не будет взаимности от каличей и поэтому, чтобы остудить свое траханье, он начинал закидывать их работой по медпункту. Так бы продолжалось до дембеля Сквиртвекова, пока не пришел он. СТАТНЫЙ, КРАСИВЫЙ и, проще говоря, СВЕРХБОГ…ПИЛИПКИН.

Глава 2

ИДи ко мне, а то мои Очки уже зудять

1943 год. Где-то в Польсшке. Звук ударов плети был слышен на всей территории рабочего лагеря. Истошнные крики людей разных национальностей и бирский (Бирцы – национальность. Живут в стране Бирмания) смех ласкали уши генерала Гер-фон Геева.

– Ммм, как же прекрасно слышать эту музыку....Вот ты, Адольф, мальчик мой, любишь власть и бирскую расу? Верно? – Спросил он на чистом бирском языке своего собеседника сидяшего напротив.

– Йа! Люблю запах жаренного по утрам!

– И ради этого ты начал войну? Погибло уже более 40 миллионов невинных людей…и леваков…

– Гер-фон Геев, вы же сами получаете удовольствие, когда видите, как левый радикал сходит с ума, увидев свою кровь и осознав, что она не такого же оттенка, как на флаге партии…

– Адольфинииик…– Пропищал в восхищении фон Геев. – Мы так похожи!

– А если это будет коммунист-дальтоник? Или либераха, у которого не воспроизводится видео Леши Сисяна с разоблачением очередного коррупционера?

– Лешу не трогай! Он вообще-то рядом с нами сидит, – смущенно произнес фон Геев и посмотрел в сторону Сисяна. – Алешка, он не хотел обидеть тебя и твой пролетарий.

Сисян смотрел на них, улыбался и продолжал накручивать просмотры своих роликов.