Литмир - Электронная Библиотека

– Что ж, у меня для вас хорошая новость, – врач разговаривала с мамой, как будто Степана здесь не было, как будто эта новость его не касалась. – Зрение пришло в норму, и очки больше не нужно носить.

– Как это кстати! – мама даже раскраснелась от радости. – Мы как раз переходим в новую школу… Сами понимаете, какими дети бывают жестокими… Это чудесно! В новую школу без очков!

Когда мама и Степан уходили от врача, мама громко сказала Степану: «Попрощайся!» Она всегда говорила ему: «Поздоровайся!», «Попрощайся!», «Поблагодари». Может, это и имело смысл первые три года жизни Степана, но сейчас, в двенадцать лет, Степан бы и сам догадался сказать «До свидания!», без маминой шпаргалки.

…И все-таки забыть о сочинении не удалось. На следующий день пришлось его писать прямо в школе, что для Степана было катастрофой. Рядом с ним сидел Юрик (он в классе занимал первое место по насмешкам, второе было отдано Степану, или, по другому рейтингу, – Юрик был последний лох в классе, а Степан предпоследний). Дело в том, что Юрик был молчаливый, мечтательный, на переменах читал книги (настоящие, бумажные, со страницами, что само по себе экзотика), немного заикался и вообще сильно отличался от других ребят – поэтому его и задирали. Два аутсайдера – Юра (тихоня) и Степан (зубрила) сидели вместе. Не потому, что они дружили. Просто у них не было выбора.

Минут двадцать драгоценного времени Степан смотрел в окно, грыз ручку, пытаясь что-то придумать, а потом глаза сами собой стали косить влево, а рука сама собой начала списывать те же слова (которые складывались в предложения), что красовались в тетрадке Юрика. Степа очень хорошо умел косить глаза. Он научился этому у мамы – не раз Степану приходилось наблюдать, как, сидя, к примеру, в театре, папа пишет какую-нибудь эсэмэску, а мама с невозмутимым видом косит глаза в сторону телефона.

Надо сказать, что Степан был более прилежный, чем мечтатель Юрик, и поэтому в своем списанном сочинении исправил несколько ошибок Юрика, чуть-чуть переделал предложения, переставил местами абзацы – в общем, неумело и бездарно заметал следы.

Следы, конечно, остались. Варвара Петровна – молодая и хитрая учительница, которая на раз раскусывала тех, кто списывал из интернета (ребята уже бросили это бесполезное занятие – лучше с Варваркой не связываться), конечно же, догадалась, что сочинение списано. Не из интернета. Из чужой головы. Вот только кто у кого списал: Степа у Юры или Юра у Степы? Две фамилии – тихони и зубрилы – были названы ею очень строгим голосом.

– Тутышкин и Ступин. Юра, дорогой мой (она почему-то всегда говорила «дорогой мой», когда злилась), чтобы грамотно списать, нужно быть отличником.

Варварка решила этот спор в пользу Степы. Далее она указывала на смехотворные ошибки. Весь класс потешался над тихоней Юриком, а Степе было немного стыдно. Но только немного. Впрочем, эта история окончательно убедила его в том, что из этой школы пора валить.

Мама никогда не спрашивала мнения Степы – ни по поводу выбора куртки, ни по поводу выбора будущей профессии, ни по поводу выбора школы. Она все решала сама. За Степу все было решено еще до его рождения: он будет экономистом, как папа. Ведь все экономисты хорошо зарабатывают. Аргумент был железный и не раз приводился Степану как неоспоримый довод. Степа был послушный и исполнительный. И хотя в душе ненавидел точные науки, к неточным наукам он тоже не проявлял никаких способностей.

Короче, отличник Степа ненавидел все школьные предметы и, несмотря на стройные ряды пятерок, не ощущал в себе никаких способностей ни к одному предмету. Единственное, что он любил, – это читать рассказы Конан Дойля про Шерлока Холмса, а еще он очень хорошо подмечал незаметные на первый взгляд детали. Но все эти способности были бесполезны в школе, и потому к услугам Степы были восемь репетиторов.

В субботу мама повела его в модный магазин мужских костюмов. Степа ненавидел магазины во всех их проявлениях. Этот магазин он ненавидел вдвойне: здесь работала мамина подруга тетя Ника и их встреча не сулила быстрого возвращения домой.

– Ну, малыш, – тетя Ника коварно подмигнула ярко накрашенным глазом, – какой костюм тебе по душе?

На этот вопрос ответила мама Степы. Пощупав несколько костюмов и несколько подкладок, она сняла с вешалки классический костюм.

– Вот этот, черный, правда, Степа?

Степа мрачно кивнул. Ему было все равно.

– Что ты, это не черный! – немного обиженно сказала тетя Ника. – Называется этот оттенок «оттенок паука, замышляющего преступление». Редкий темно-серый цвет.

– Паука? – переспросил Степа. И даже немного повеселел. Оказывается, выбирать костюм не такое уж занудное дело.

– А еще вот эта замечательная розовая рубашка, – прощебетала мама. И снова тетя Ника, специалист по тканям и оттенкам, искренне оскорбилась.

– Вообще-то, это не розовый. Этот оттенок называется фрезовый. Потому что…

– Fraise – по-французски «земляника», – блеснул Степа. Не зря ведь у него пятерка по французскому.

– Точно! Это цвет раздавленной земляники, – подтвердила тетя Ника.

Итак, костюм и рубашка были выбраны довольно быстро, и все трое переместились на второй этаж. И вот тут-то началось настоящее безумие. На втором этаже продавались женские платья, и Степану ничего не оставалось, как отвернуться к окну и думать о своих шести несчастьях. Седьмым несчастьем было то, что он попал в этот магазин. Теперь фраза «семь бед – один ответ» была кстати. Только вот ответа не было.

– Степа, как тебе? – мама крутилась перед зеркалом, и на ней было очень изящное приталенное платье с высоким воротом нежно-пастельного цвета.

– Это облакотный оттенок, – резко сказала тетя Ника, мельком поглядывая на ценник платья. – Цвет облака.

Степа знал, что мама любит такие платья с высоким воротом и открытой спиной. Маме всегда казалось, что высокий ворот платья подчеркивает ее длинную шею и заостренный подбородок. Степа все это знал потому, что мама уже тысячу раз объявляла папе о своих вкусах и о достоинствах своей внешности. Чтобы он знал, что подарить на день рождения. И на Восьмое марта. И на первый день весны. И на последний день весны. И на Международный день «спасибо». И на День спонтанного проявления доброты. И еще на Международный день числа пи. Конечно же, на Всемирный день шоколада. Еще на Международный день левши или красоты. В общем, раньше праздники и подарки были почти каждый день.

– Ой, Степа, берем все! – радостно объявила мама и обратилась к тете Нике: – Никочка, а какая чудесная сегодня погода, пойдем кофейку попьем. Посмотри, какое небо голубое, ни тучки.

Тетя Ника строго посмотрела на небо и отчеканила:

– Небо сегодня не голубое, а опаловое…

Через неделю Степа с идеальным пятерочным аттестатом перешел в другую школу. Вот он – коронный день! Степа, в новом костюме оттенка паука, замышляющего преступление, и в рубашке фрезового оттенка, а главное, без очков, как на сцену драмтеатра, заходит в новый класс! И… о ужас! Степа медленно обводит взглядом свой новый класс лучшей в рейтинге математической школы… Все двадцать человек в новом классе – в очках. Это похоже на страшный сон, но нет, это страшная правда. Худощавая учительница (тоже в очках) говорит:

– Прошу любить и жаловать, Степан Тутышкин. Степа, садись вон за ту парту…

Степа садится за парту к большому кудрявому очкарику, который тут же делает новенькому замечание:

– Ты похож на идиота.

– Почему? – вполне дружелюбно спрашивает Степа.

– Сразу видно, ты ничего не читаешь… Глаза у тебя, как у дохлой рыбы.

За то, что у Степы нет очков, его незлобно, но обидно отдубасили на перемене, обозвав рыбой из-за чистого цвета голубых глаз, не закрытых толстыми линзами очков. Когда Степа вернулся домой, на новом пиджаке не хватало двух пуговиц антрацитового оттенка.

Ночью Степан смотрел на отвратительный подвесной потолок своей комнаты, который, казалось, вот-вот упадет на Степана и раздавит своим авторитетом, и думал о том, что нужно «становиться как все». И первое, чем нужно заняться, – это испортить себе зрение. Или… или еще проще. Купить очки с простыми стеклами. Это более простое решение. В прошлой школе Степану не удалось влиться в массы. «На этот раз все будет иначе, лопни мои глаза». Степану нравилось это выражение, которое он вычитал в каком-то рассказе Чехова.

2
{"b":"754111","o":1}