— На тебе, тварь! На! — заорала она, не переставая при этом бить по голове Мирона. — На тебе! На тебе! Мы тоже так умеем!

Неожиданно за спиной Кругловой появился Тротил и оттолкнул ее к стене.

— Остынь, детка! — как-то ласково, по-отечески, произнес он. — Побереги силы!

Тротил повернулся лицом к Громиле и показал пальцем на Мирона.

— Выкинь его в мясорубку, чтоб не вонял здесь.

Громила сорвался со своего места, схватил за руку Мирона и потянул к выходу из душевой.

Тротил взглянул в глаза Кругловой и улыбнулся ей. От его улыбки ее ноги стали тяжелыми, ватными, готовыми вот-вот подкоситься.

— Ох, какая ж ты у нас горячая девушка, — прошептал моральный урод. — Сколько страсти в тебе.

Круглова сплюнула на пол кровавую слюну и ответила Тротилу:

— Пошел ты в жопу, надувной шарик!

В кабинете заведующего ожоговым отделением, на полу, напротив друг друга сидели профессионалы своего дела Кожало и Магамединов. Между ними шла тяжелая и напряженная игра. Максим Викторович оттянул свой средний палец и стукнул им по лбу Кожало.

— Профессор, счет: сорок два — ноль, — сообщил он. — Играем еще?

Дмитрий Антонович не стал торопиться с ответом. Он почесал затылок, затем свой нос и только тогда кивнул.

— Играем.

Магамединов наклонился и отвесил еще один фофан.

— Профессор, счет: сорок три — ноль, — прокомментировал Максим Викторович. — Играем еще?!

— Играем! Играем! — закричал Кожало и после того, как почесал затылок, внес серьезное предложение. — Только теперь давай ты будешь профессором.

— Хорошо, а кем будешь ты?

— Я? Доцентом!

— Хорошо, — согласился Магамединов и сделал очередной фофан. — Доцент, счет: сорок три — один в вашу пользу.

— О, коллега! Вы видите?! — обрадовался Дмитрий Антонович. — Ситуация в корне изменилась. Так что, играем дальше?!

В кабинет, постучав для приличия, вошел Николаев.

— Ну, как ваши дела, ребята? — спросил он.

Кожало бросил радостный взгляд на Павла Петровича и ответил:

— Игра в самом разгаре! Если хотите, присоединяйтесь.

Николаев подошел поближе к играющим.

— Нет, спасибо! — сказал он. — Я просто посмотрю!

Тут же открылась дверь, и в кабинет ворвался Погодин.

— Вот вы где, Павел Петрович! — закричал завхоз терапевтического отделения и мастер романов ужасов по совместительству.

Николаев повернулся к нему и горько улыбнулся.

— Рассказывай, как дела, Погодин.

Петр Алексеевич развел руками.

— Дела не очень, но часам к десяти люди соберутся, не все, конечно, но человек двадцать придет.

— Этого мало! — воскликнул Николаев.

— Что поделать! — вздохнул Погодин. — Сколько есть.

Ни с того, ни с сего в беседу влез Магамединов.

— Извините, коллеги, но вы в своем уме? — спросил он. — Какое соберутся?! Время совсем позднее, все пописают и спать лягут.

Николаев бросил резкий взгляд на Магамединова. На лице Павла Петровича появилось искреннее удивление.

— Черт! — закричал он. — А Магамединов ведь прав!

После чего Павел Петрович посмотрел на несчастного Петра Алексеевича.

— Погодин, ты меня прости, но тебе придется все отменить.

Бедный завхоз от неожиданности округлил глаза.

— Ты что?! — возмутился он. — Это катастрофа! Люди и так долго думали, прежде чем согласиться.

— Прости, мой друг, — сказал Павел Петрович. — Я кое-чего не учел. Да и людей соберется совсем мало. А нам надо так, чтоб наверняка…

— Не знаю! — сорвался на крик Погодин. — Не знаю, Николаев! Но с таким подходом к делу у тебя ничего не получится!

Николаич, Игоревич и Хмельницкий, как и договорились, расположились на кухне за небольшим столом для того, чтобы попить чай и провести дружескую беседу.

Начальник мастерских налил чай из заварника в кружку Игоревича.

— Чай у нас вкусный и ароматный, — сказал он и стал наполнять кружку Хмельницкого. — Попробуйте, вам понравится.

Заскрипели входные двери, и на пороге появился Жабраков.

— Простите меня, — произнес он. — Я прилег на полчаса и конкретно отрубился.

— Валик, присоединяйся к нам, — позвал его Игоревич, — чайку попьем.

Николаич тем временем достал из навесного шкафчика пустую кружку и поставил ее на стол.

— Вы, Иван Сергеевич, нас простите, — начал оправдываться Николаич. — Мы совсем сдурели.

— Просто мысли про вас в голову дурные полезли, — добавил от себя Игоревич. — Вот мы и начудили.

Хмельницкий взял в руки кружку с чаем и подул в нее.

— Успокойтесь! — сказал он. — Не надо мне никаких ваших извинений. Я прекрасно понимаю, что произошло и почему вы так поступили.

Жабраков сел на свободный стул и с любопытством посмотрел на Хмельницкого, Николаича и Игоревича.

— Я, наверное, что-то пропустил? — спросил он.

Николаич кивнул и налил Жабракову в кружку чай.

— Да, чай действительно вкусный, — похвалил Хмельницкий после того, как сделал два глотка.

Игоревич протянул свою пустую кружку Николаичу.

— А то! — сказал он. — Николаич, плескани еще.

Николаич вылил остатки чая из заварника в протянутую кружку.

— О! — воскликнул Игоревич. — А тебе что, совсем ничего не осталось?

Николаич поставил на стол пустой заварник и достал из-за пазухи баночку с пивом.

— Вы уж извините меня, но я пивка чуть-чуть хлебану. Нашел одну баночку в своих старых заначках.

Начальник мастерской открыл баночку и сразу же приложился к ней. Хмельницкий допил свой чай и громко поставил кружку на стол.

— В общем, нет смысла нам дальше притворяться. Господа, прошу спокойно принять тот факт, что вы проиграли войну серьезному противнику, то бишь, нам.

У Жабракова отвисла челюсть.

— Простите, нам — это кому? — поинтересовался он.

— Это неважно. Сейчас вам надо принять быстрое и единственно правильное решение — работать на нас. Тот, кто такое решение не примет, к моему сожалению, из-за этого стола уже не встанет.

Николаич с ошарашенным взглядом опустился на стул.

— Я не понял, что вы только что сказали? Повторите, пожалуйста…

Лицо Игоревича стало багровым.

— Ты, мудак, хоть понял, что сейчас ляпнул? — заревел он. — И предложил?

— Значит, именно тебя мое предложение не устраивает? — спросил Хмельницкий.

В ответ Игоревич ударил кулаком по столу.

— Нет, не устраивает!

Хмельницкий уставился в глаза Игоревича. Тот тихо зевнул и замер на несколько секунд.

— А жаль! — сказал главврач и щелкнул пальцами.

Глаза Игоревича стали медленно закрываться. Игоревич наклонился к столу, затем вскинулся и взглянул в глаза Хмельницкому.

— Ну что, не передумал? — переспросил Иван Сергеевич.

Игоревич, отрицая такую возможность, завертел головой и всем телом завалился на стол, сбив руками все, что на нем стояло.

Из кружки Жабракова вытекли остатки чая. Он мгновенно поднялся со стула и схватил Хмельницкого за воротник белого халата.

— Что это за хрень такая?! Ты что творишь, дятел?!

Хмельницкий перевел взгляд на Жабракова и уставился ему прямо в глаза. Жабраков медленно отпустил воротник, пошатнулся и, задев спинку стула, полетел на пол.

— Что за чертовщина? — прошептал он и закрыл тяжелые веки.

— Ну, а что скажешь ты, Николаич? — поинтересовался главврач у начальника мастерской.

— У меня нет другого выбора! — ответил тот. — Вы умеете убеждать!

— Что ж, хоть ты меня порадовал. Значит так, избавляйся от этих двух глупцов и отдыхай. А я ближе к завтраку найду тебе новых помощников.

— Хорошо, как прикажите, — сказал Николаич.

— Перед сном пойду и убью еще одного человека, — заявил Хмельницкий. — Я его один раз пожалел, но он не сделал из этого никаких выводов.

— И как зовут этого человека?

— Какая тебе разница, Николаич? Ты убирайся здесь и иди, ложись спать.