— И пульса я не чувствую, — крикнула Весюткина, сноровисто стянула куртку с пострадавшего и разорвала рубашку у него на груди.

Инга Вацлавовна раскрыла рот парню, вытерла рукавом своей куртки желтую слизь, скопившуюся у него во рту и на губах, и запрокинула его голову назад. Ни платка, ни марли под рукой у нее не было, и она вопросительно посмотрела на Круглову:

— Есть платок? — спросила она и положила на затылок юноше одну руку, а второй надавила на лоб, в результате чего подбородок парня оказался на одной линии с шеей.

— Некогда искать, Инга. Смотри, какой красивый мальчишка, так и просит, что б его поцеловали.

Переборов брезгливость, Инга Вацлавовна закрыла нос пострадавшему и с силой вдохнула воздух в его рот. Ее напарница положила край ладони на низ грудины, сверху положила вторую руку и стала надавливать на грудную клетку пострадавшего. Надавливала Елена Степановна быстрыми толчками, продвигая нижнюю часть грудины на три-четыре сантиметра в сторону позвоночника. Надавив на грудину шесть раз, она дождалась, когда Инга Вацлавовна сделает парню очередной вдох воздуха изо рта в рот, и подколола подругу:

— Я же говорила, что тебе понравится.

Весюткина чуть не взвизгнула от возмущения. На губах и во рту сразу же почувствовался привкус рвотных масс, желтой пены, чеснока и каких-то крошек.

Круглова повторила надавливания, и парень ожил. Он вновь задышал, цвет лица его изменился с бледного на розовый, зрачки сузились. Елена Степановна улыбнулась ничего не понимающему парню:

— Ну что, красавец, раз сбежал с того света, обратно мы тебя не отпустим.

Она подмигнула ему и резко выпрямилась, услышав звонкий голос главврача больницы:

— Минуточку внимания!

Елена Степановна повернулась и на ступеньках у главного входа увидела Ивана Сергеевича Хмельницкого с рупором в правой руке. В этот же момент, раздалось неприятное, громкое «вя-я», и Круглова усмехнулась, догадавшись, куда подевалась Инга Вацлавовна.

— Минуточку внимания! — повторил Хмельницкий, и ему в ответ раздалось еще одно «вя-я».

Инга Вацлавовна не заставила себя долго ждать. Вся бледная, вытирая потекшую тушь под глазами, она вышла из-за угла больницы и гордо, как ни в чем не бывало, засеменила на высоких каблуках в сторону Кругловой и пострадавшего юноши. Елена Степановна в очередной раз отметила, какая Инга Вацлавовна худая и хрупкая. Подуй ветер чуть посильней, и лови ее вместе с этим ветром!

Весюткина, ощутив на себе взгляды людей, несмело осмотрелась по сторонам и удивилась такому большому скоплению людей во дворе больницы. В глазах одних читалось недоумение, растерянность. У других — негодование, злость. А у третьих — страх, ужас и шок.

Людские эмоции перемешались на маленьком кусочке пространства. Разные по характеру люди ощутили на себе нехорошее, щекочущее нервы, волнение, вызванное непонятным фактором. Среди них пошел шепот о том, что случившееся — дело рук террористов.

Когда большинство людей из толпы повернулись лицом к Хмельницкому, тот поднес рупор ко и рту продолжил свою речь:

— Внимание! Прошу всех отойти от забора! Я уже позвонил в МЧС. К нам едут спасатели. До их прибытия прошу всех удалиться как можно дальше от забора и проявить терпение. Предлагаю вам вернуться в больницу. На первом этаже должно хватить скамеек для всех. Я распорядился, чтобы вынесли из кабинетов все свободные стулья. Давайте с пониманием отнесемся к создавшейся ситуации.

Весюткина всегда отличалась от других умением мгновенно анализировать происходящее и поэтому сразу же зашептала на ухо Кругловой:

— Как-то он быстро про все узнал, рупор нашел и даже насчет стульев сообразил.

— Профессия у него такая.

— Нет, ты ошибаешься. Это у него дар от бога. Он у нас ясновидящий, — с сарказмом заявила Весюткина. — Я надеюсь, никто не видел, как меня тошнило за углом?

— Ага. И не слышал тоже, — ухмыльнулась в ответ Елена Степановна.

Пока Хмельницкий беседовал с людьми во дворе больницы, Федор Иванович хорошенько перекусил, а потом спросил у своих малолетних соседей, сгрудившихся у окна:

— Молодежь, что там за крики во дворе?

— Да на улице людей толпа собралась. И какой-то дядька что-то в рупор кричит, — поведал ему Груша, который сидел на подоконнике, но слов главврача больницы разобрать никак не мог. Наглухо закрытые окна сводили его старания к нулю.

— И что он кричит?

— Ничего не слышно, Федор Иваныч, — ответил Груша. — Хотите, сбегаю на улицу, послушаю?

— Не надо, Виталик, — отмахнулся старик. — Зачем нам чужие проблемы. Это я так, от скуки спросил.

— Действительно, скукотища, — пробормотал Василий и отложил книжку на тумбочку. — Федор Иваныч, а та история, ну, которую вы тогда рассказывали. Что там дальше было, а?

Старик заулыбался, прищурив глаз:

— Что, интересно?

— Конечно! — взвыли хором Василий и Пузырь.

— Сколько можно нас томить? — добавил от себя Василий. — По вашим байкам, дедушка, надо фильмы ужасов ставить. Успех стопроцентный. Я вам гарантирую.

— Я польщен, мой друг, твоими словами, — произнес Федор Иванович. — Но не будем отвлекаться от главного. Ну ладно, доскажу, так уж и быть.

Груша тихо вздохнул, достал из кармана рубашки МР3 плеер с наушниками, вставил наушники в уши и продолжил смотреть в окно, как ни в чем не бывало.

Федор Иванович бросил взгляд в сторону Груши и хмыкнул. Пузырь и Василий уставились на старика. Им и в самом деле было интересно послушать. Федор Иванович подмигнул Василию, мотнул головой в сторону Груши и улыбнулся. Василий улыбнулся в ответ.

— Закройте глаза, ребятушки, — приказал старик. — И представьте, как летит по коридору облачко. Да не простое — светится оно и переливается, и оно уже больше, чем было в начале нашей истории. Облачко заворачивает за угол и продолжает лететь по приемной морга. Представили?

Пузырь и Василий молча кивнули.

— Итак, это облачко завернуло за угол и оказалось в приемной морга. А там на трех скамейках сидели грустные люди. Облачко подлетело к пожилой супружеской паре, сидевшей на первой скамейке, и заскользило: сначала по рукам женщины, потом по рукам мужчины. Они восторженно вскрикнули. «Смотрите, какая прелесть!», — произнес пожилой мужчина. — «Интересно, что это такое»?

Федор Иванович посмотрел на Грушу и замолчал. Виталик повернул голову и взглянул на Федора Ивановича, затем закрыл глаза и углубился в свою музыку.

— Эй, дедуля, вы чего замолчали? — возмутился Пузырь. — Продолжайте, пожалуйста.

Федор Иванович почесал затылок и улыбнулся Пузырю.

— Облачко опустилось на руки мужчины, сидевшего на другой скамейке, и стало красиво и завораживающе переливаться. Затем оно взлетело и село на руки девушки. Она залюбовалась им. В тот же миг два парня-студента, которые сидели на третьей скамейке, с ужасом увидели, как начала рассыпаться супружеская пара на первой скамейке. И тогда один из студентов закричал.

Федор Иванович вновь посмотрел на Грушу.

— Матерь божья, что это творится?! — внезапно вскрикнул дед.

Груша свалился с подоконника, как ошпаренный, и распластался на полу. Увидев это, Василий и Пузырь громко засмеялись. Виталик кинул на них злой взгляд, поднялся и вышел из палаты, хлопнув дверью.

Федор Иванович улыбнулся Пузырю и Василию.

— Поверьте мне, мои юные слушатели, зрелище было действительно не для слабонервных: на первой скамейке люди сидели уже без голов, а из их рукавов и брючин сыпался песок вперемешку с пылью. То же самое начало происходить с людьми на второй скамейке. Удивление на их лицах сменилось пустотой: исчезли брови, ресницы, глаза, рот, губы — все это превратилось в пыль.

Федор Иванович внимательно посмотрел на Пузыря и Василия. Они сидели на кроватях и смотрели в никуда. Глаза у них были пустые, «стеклянные». Федор Иванович отвернулся от них и продолжал:

— Второй студент завопил еще громче первого: «Уходим отсюда»! Он орал, как резаный. Облачко тем временем зависло над образовавшейся пылью и начало втягивать ее в себя, увеличиваясь при этом в размерах. Перепуганные студенты вскочили со скамейки и побежали по коридору. А облачко, сорвавшись с места, бросилось в погоню за ними…