- Ух ты… - растерялся Льюис. – Я думал, ты просто посуду расставишь. Но ты молодец вообще, круто, - тут же исправился он, заметив, как напряженно выпрямилась Делла. – Так намного лучше.

Как ни странно, неловкая суета с последними приготовлениями сняла напряжение, и за стол все сели вполне умиротворенными. Отец все еще скалился, как Безумный Шляпник, а Делла держала спину так прямо, что по ней можно было угол наклона Пизанской башни высчитывать. Но в целом все было нормально.

- Пап? – прервал затянувшуюся паузу Льюис и указал взглядом на бутылки.

- О. Да, - отец потянулся к вину и запнулся. – Делайла? Вино или виски?

- Вино – это отлично, - неожиданно мягко улыбнулась Делла, и Льюис погладил ее под столом по колену – просто в целях поощрения. – Немного, полбокала.

- Вы не пьете алкоголь?

- Пью, но мало. Не люблю рассредоточенность сознания.

- Это мудро, - похвалил отец, отмеряя ровно полбокала темно-красного, словно кровь, вина. – Никогда не слышал об этой марке виски. Что-то новенькое, наверное? Вы уже пробовали?

- Да, отличная штука, - вступил Льюис. – Тебе понравится.

Огневиски действительно был охуенным – хотя бы потому, что магическая сепарация сивушных масел намного эффективнее химической. Если можешь выбрать те оттенки вкуса, которые хочешь оставить, а остальные удаляешь усилием воли – или чем там они удаляют, - результат впечатляет.

Беседа петляла, как следы пьяного: работа, прошлое, семья. Отец осторожно прощупывал почву вопросами и постоянно косился на Льюиса: нормально? Я не пересекаю границы? Ты не обиделся? Не злишься?

Делла отвечала вежливо, развернуто и честно, но Льюис, знакомый с реальным положением вещей, поражался: как можно не врать, создавая настолько искаженную картину реальности.

- Моя мать врач, она постоянно загружена работой. А поскольку живем мы раздельно, то общаемся меньше, чем хотелось бы. Если совпадают графики, встречаемся, чтобы пообедать и поболтать, - мило хлопала ресницами Делла, а Льюис мысленно сопоставлял сегодняшнюю правду и позавчерашнюю. Найди десять отличий…

- Ваша мать, наверное, гордится вами, - сделал комплимент отец, и Льюис беззвучно застонал.

- Я думаю, дело не во внешней оценке наших поступков, а в том, чтобы приносить реальную пользу обществу, - глазом не моргнув, выдала глубокомысленную хуйню Делла. Льюис еще раз погладил ее по колену – хоть какая-то замена аплодисментам.

- Да, вы совершенно правы. Когда Льюис подписал контракт, мы все им гордились. Но дело было не в том, что Льюис хотел порадовать меня и Маргарет. Он шел защищать Америку, - распрямил плечи отец и с вызовом посмотрел на Льюиса: мы гордимся. Я горжусь. Отрицай сколько хочешь, но для меня ты герой.

Делла все еще улыбалась, но взгляд у нее стал холодным и жестким, как промерзшая декабрьская земля.

- Может, вина? – совершенно недипломатично вмешался Льюис. – Делла, давай еще немного. Папа, виски? Кстати, как тебе? Приятное послевкусие, правда?

Отец обиженно сник, но виски выпил и одобрительно кивнул: «Да, очень мягкий. Даже сладковатый, кажется».

- А помнишь, пап, как мы в первый раз вместе пили? После выпускного…

- Да! Он тогда домой под утро пришел, довольный до ужаса, и рубашка в пом… идорном соке, наверное, кетчупом заляпал. Маргарет уже уснула, а я дождался. Мы взяли бутылку бурбона, вышли на задний двор и встретили рассвет вместе – со стаканами в руках. Я тогда впервые понял: все, мой сын больше не ребенок. Он вырос.

В глазах у Деллы блеснул нехороший огонек.

- А фото у вас есть? Я хочу это увидеть!

- Да, конечно! – обрадовался отец и сорвался из-за стола.

- Папа! Не надо! - выкрикнул вслед ему Льюис, и беззвучно проартикулировал: – Ах ты мстительная коварная пакость!

- Ну что ты, дорогой, - сложила губы бантиком Делла. - Мы должны больше знать друг о друге.

Следующие полчаса они провели, разглядывая семейный альбом Уилсонов. Бабушки, дедушки, дяди и тетя, отец и мать, красивая и живая. И Льюис. Счастливый, скалящийся во все тридцать два белых зуба, как молодая акула, и лохматый, как пони.

- Я же говорила: тебе пойдет стрижка подлиннее! – обрадовалась Делла, вытащив фотографию, на которой смеющийся Льюис позировал на фоне хоккейного поля. Снимок был сделал до начала игры. Тогда Льюис еще не знал, что они проиграют. На всех этих фотографиях глупый веселый мальчишка не знал, что проиграет.

- А это кто? – Делла указала на черно-белый снимок. Молодой светловолосый мужчина в форме морской пехоты смотрел в камеру серьезно и строго.

- Мой отец, Франклин Уилсон, - ответил отец. – Служил во Вьетнаме в чине сержанта, когда вернулся – устроился в Пожарный департамент Нью-Йорка. Отец мечтал, чтобы я тоже пошел в армию, но здоровье… Плоскостопие. Меня не взяли. А брат, Зак, отслужил, сейчас работает менеджером в охранной фирме.

Идея узнать побольше о прошлом Деллы уже не казалась Льюису хорошей. Потому что теперь ковырялись в его жизни, как в лотке «Любая вещь за доллар», – и это было нихуя не приятно.

Как же дед гордился своей службой! Вспоминал об этом времени как о самом правильном в жизни. Мужчина должен быть воином. Бойцом. Солдатом. Настоящий мужчина не будет отсиживаться дома, когда родина просит о помощи. Так делают только бесполезные трусы – своей пассивностью они уничтожают страну, как паразиты – молодое, сильное животное.

Будь храбрым. Сильным. Надежным. Делай что должно, не ной и не жалей себя.

Именно таким был Франклин Уилсон – несгибаемый мужик со стальными яйцами. Он мог починить автомобиль, построить дом и въебать зарвавшемуся хаму так, что зубы веером разлетались. Любил одну-единственную женщину со школы и был верен ей всю жизнь. Каждое воскресенье ходил в церковь. До самой смерти в восемьдесят семь лет делал солнышко на турнике.

Франклин Уилсон был героем. И он презирал слабость.

Бабингтон говорила, что ПТСР – это естественная реакция мозга на чрезмерный стресс. Вот только для Франклина не существовало чрезмерных стрессов.

Либо ты справляешься – либо ты слабак. Все просто.

Франклин Уилсон справлялся.

- А это бабушка Джудит, - вытащил такую же старую фотографию Льюис. – На каждое Рождество она дарила всем вязаные свитера. Дурацкие такие: с оленями, со снеговиками… Носить их было невозможно, а отказаться – стыдно. У меня до сих пор коллекция в шкафу. Показать?

Ухватив Деллу за локоть, Льюис повлек вниз по ступеням. Отец проводил его позорное отступление многозначительно-понимающим взглядом и сделал телевизор погромче. И совершенно зря – единственной целью Льюиса было прекратить этот вечер воспоминаний. Не более того.

- Что? – развернулась к нему Делла, как только Льюис затащил ее в подвал. – Мы же должны поближе узнать друг друга!

- Нахуй. Был неправ, осознал ошибку, обещаю исправиться. Боже, какой пиздец, - потряс головой Льюис. – Как будто в мозг выебали, хером между больших полушарий.

- Да ладно, зря ты. Было очень познавательно, - Делла взъерошила ему волосы на макушке и быстро чмокнула в подбородок. – И да, школьная прическа идет тебе больше.

- Если я пообещаю отпустить волосы, ты пообещаешь забыть о семейном альбоме?

- Заметано!

Договор скрепили рукопожатием. Делла отправилась на экскурсию по комнате, заинтригованно разглядывая экспонаты: фотографии на стене, мячи и клюшки, стоящий на столе компьютер. Льюис уселся на тщательно, под линеечку застеленную кровать, а потом рухнул на нее и задрал ноги на покрывало.

- Иди сюда, - протянул он к Делле руки.

- Зачем?

- Просто иди, - призывным жестом Льюис пожамкал пустоту пальцами. Три раза он схватил влздух – а на четвертый уже Деллу. Потянув за пуловер, Льюис завалил ее на себя и обнял. – Вот. Именно то, что я хотел.

- Чтобы на тебе полежал кто-нибудь тяжелый и твердый?

- Чтобы ко мне, в эту вот самую кровать, пришла самая охуенная девушка на планете. Мечта всей моей юности. Каждое утро просыпался со стояком и представлял, как это произойдет.