Протолкавшись через многолюдное шумное семейство, клубящееся у входа, словно пчелиный рой, они вошли в длинное изгибающееся пространство, кольцом охватывающее каток.

- Садись, - подтолкнул Деллу к лавочке Льюис. – Я тебя переобую.

Делла покорно опустилась на облупленное сидение и позволила стащить с себя кроссовки. Вместо них Льюис ловко надел ботинки, затянул шнурки и завязал их на аккуратные бантики.

- Вставай, пошли, - он протянул руки и поднял Деллу с лавочки. – Держись за меня.

- Легко сказать!

Коньки оказались ужасно твердыми, неудобными и оттягивали стопы вниз, как бракованные утяжелители. Неловко ковыляя, Делла добралась до порога и ступила на лед.

- Ай блядь!

Ноги разъехались в стороны, и Делла повисла на Льюисе, цепляясь за него, как за фонарный столб.

- Я сейчас порвусь нахер! Льюис!

- Держу, держу, не ори! – раскрасневшийся хохочущий Льюис подхватил ее под мышки и прижал к себе. – Напрягай мышцы бедер. Упрись в меня, согни немного колени и подпружинивай. Ничего не делай, просто стой. Я тебя поведу.

Делла посильно выполнила инструкции – и держаться на льду действительно стало легче. А потом Льюис толкнулся и заскользил, медленно и плавно, разворачиваясь вокруг своей оси, как в танце. Лед под ногами отматывался назад, как серебряная лента, летели мимо люди, грязно-розовые обцарапанные бортики и стальная арматура с наваренной на нее сеткой. У Деллы возникло ощущение, что на самом деле она стоит неподвижно – а мир стремительно и легко катится назад, со скрипом наматываясь на невидимый барабан.

Толкнувшись левой ногой, Льюис закружился, прижимая Деллу к себе, и в небе закружились крохотные бледные звезды.

- АААААА!!! Льюис, я упаду!

- Не упадешь. Я тебя страхую, - выдохнул он в макушку. Делла подняла голову. Льюис улыбался так, что можно было выключить все прожекторы – а на катке все равно было бы светло. Ради такого можно пару раз ебнуться об лед.

- Вот так, молодец. Отлично. А теперь попробуем фонарики.

Глядя в счастливые голубые глаза, Делла поняла: перспектива ебнуться неиллюзорно так приблизилась. Но, во-первых, дело того стоило. А во-вторых, какого хрена? Это же просто коньки, на них тысячи не-магов катаются! В душе у Деллы затеплились первые искры азарта.

- Конечно, попробуем.

- Молодец. Ты, главное, не бойся, все получится, - Льюис подобрался, как будто это он собирался проделать на льду неведимую хрень. - Наклонись немного вперед, поймай равновесие. Есть? Умница, запомни это ощущение и держи его. Ноги поставь вот так: пятки вместе, носки врозь. Не спеши и не бойся, если ты лажанешь, я удержу. А теперь толкайся пятками друг от друга, вооот, ноги расходятся, а теперь собирай, собирай, носки вместе, вот так! Великолепно!

Он звонко чмокнул вспотевшую Деллу в нос.

- Давай еще раз. У тебя отлично получается.

Выписывая на льду корявые уебищные фонарики, Делла думала: какого хера Льюис делал в армии? Он мог бы… ну… да что угодно мог. Стал бы профессиональным спортсменом. Или закончил бы колледж и занимался прикольными не-маговскими штуками: техникой, электроникой, да хоть полетами в космос! Да, сэр, так точно, сэр, равняйсь, смирно, шагом м-марш – это же не Льюис. Это какие-то другие люди, безликие и твердые, как игрушечные солдатики. Льюису среди них не место. Он не такой. Мягкое, насмешливое чувство юмора и вдумчивая серьезность. Фантазия – яркая, изобретательная и неожиданно точная. Улыбка, золотыми искрами пляшущая в глазах. Руки, осторожно обнимающие за талию – сильные, заботливые и поддерживающие. Вот это – Льюис. А вовсе не тот человек, который сует конечности в блендер только потому, что таков его долг.

Это несправедливо.

Бессмысленно.

Неправильно.

- Что? – вглядываясь в ее лицо, нахмурился Льюис. – Ребра? Мышцы потянула? Ты чего?

- Ничего. Знаете, мистер Уилсон, вы мне ужасно нравитесь.

- Вы мне тоже, мисс Ругер, - стремительной волной покраснел Льюис. – Очень нравитесь.

Делла посмотрела вниз, на коньки, со скрипом прорезывающие лед. Если бы ей встретился человек, который придумал войны… можно было бы воткнуть ему лезвие в лицо. Несколько раз. В целях воспитания и недопущения. Люди с головой, нашинкованной, как кочан капусты, не склонны затевать вооруженные конфлиты. И в этом их несомненное преимущество.

- О, наконец-то ты улыбаешься!

- Конечно, улыбаюсь. Это же самая охуительная вертикальная романтика в моей жизни. Давай еще раз фонарики попробуем. Кажется, я уловила, в чем тут прикол!

До дома Льюис не дотянул – скис уже в машине. Хмурый и равнодушный, он молча вел «Додж», вперившись слепым взглядом в поток машин. Поначалу Делла пыталась его растормошить – шутила, вспоминала аврорские байки, пару раз погладила по твердому бедру, многозначительно пробираясь ладонью от колена к паху. Льюис улыбался одними губами, кивал и молчал.

Наблюдать превращение нормального живого человека в окаменевшую жертву Медузы Горгоны было жутковато. И где-то внутри точил червячок сомнения: может, дело во мне? Я что-то не то сказала? Сделала? Или, наоборот, не сделала?

Что вообще происходит? Почему? Как это остановить?

Сейчас Делла отлично понимала мистера Уилсона-старшего. Видеть такую хуйню и не вмешиваться невозможно. А способов вмешаться эффективно не существует. Ворота заперты, люки задраены наглухо, и абонент не отвечает.

Льюис молчал и терпел. И это его молчание давило на психику почище испанского сапожка.

Заставив себя успокоиться, Делла забралась с ногами на кресло и включила радио. Прозрачная, стремительная мелодия ворвалась в машину, закружилась, как вьюга, рассыпая острые льдинки стаккато. Начал падать снег, и белые хлопья, лениво вращаясь, опускались на город, драпируя бетонную реальность.

Когда они подъехали к дому, тротуар и ступени уже засыпало. Кусты под окнами распушились белыми ватными ветвями, пригнулись под весом влажного снега. Было светло, холодно и очень тихо. Делла шагнула в эту тишину и остановилась, задрав лицо к беззвездному небу. Огромные хлопья падали ей на лоб и на щеки, таяли и стекали по лицу, как слезы.

- Пойдем. Не стой вспотевшая на морозе, простудишься, - бесшумно подошел сзади Льюис.

Делла медленно покачала головой и откинулась на него, как на теплую, надежную стену. Льюис обнял ее, сводя полы расстегнутой куртки. Снег кружился в воздухе, медлительный и сонный, накрывал город мягкими ладонями. Делла и Льюис смотрели на него, и белые полупрозрачные облачка пара, рожденные их дыханием, сливались воедино.

Делла была уверена, что Льюис откажется от ужина, но он съел все, что лежало на тарелке. Забросил еду в рот, как мусор – в контейнер, равнодушно и деловито. И уставился на пустую тарелку, как будто в разводах соуса скрывались иероглифы, повествующие о величайших тайнах жизни.

Наверное, Бабингтон знала, как нужно поступать в таких ситуациях и что говорить. Но Бабингтон тут не было.

- Эй, ты в порядке? – Делла погладила Льюиса по пальцам.

Это был тупой вопрос. Потому что Льюис был не в порядке. Это был очень тупой вопрос. Потому что Делла заранее знала на него ответ: «Все нормально». Вот что говорят настоящие мужики, когда их накрывает какой-то эмоциональной хуйней. «Все нормально».

- Я тебя заебал?

- О чем ты? – растерялась Делла.

- Я тебя заебал? Вот этими вот припадками? – поднял на нее больные глаза Льюис. – Я стараюсь быть нормальным. Но знаешь – это как с подтягиваниями: вот я выжал подбородок над планкой, напрягся и вроде держусь. Сначала все отлично, потом хуже, хуже… А потом руки разжимаются. И все, пиздец. Я опять унылая хуйня.

- Льюис… - Делла встала перед ним, не зная, что сказать.

- Извини. Я все порчу, - Льюис устало ткнулся ей лицом в грудь. – Не хочу все проебать. Я тебя люблю.

- Я знаю, - растерявшись до изумления, брякнула Делла.

Льюис медленно поднял голову.